— А коней-то у них нет почти! — заметил довольный Владислав. — Такую армию мы легко разобьём. Двигаемся вперёд!
Сказано — сделано. Однако стоило армии Яношева ставленника отойти от места своей стоянки, как вдруг выяснилось, что Влад со своими людьми проснулся гораздо раньше, чем Владислав.
Казалось, что на равнине, гладкой, как стол, спрятаться негде — все окрестные поля были как на ладони — однако малочисленность Владовой армии в итоге стала преимуществом, потому что несколько тысяч могут спрятаться там, где десяток тысяч не спрячется.
Лагерь Владислава находился возле реки, по берегам которой рос лес. Ещё вчера вечером обозные слуги ходили к этой реке за водой. Впрочем, некоторые пошли и сегодня спозаранку, но не вернулись, однако Владислав, собираясь на битву, этого не знал, потому что ему не посчитали нужным доложить.
Неведение Владислава стало итогом не злого умысла, а общей неразберихи. Конечно, в лагере заметили пропажу некоторых людей, но не сумели правильно истолковать. Подумаешь, слуга ушёл к реке и пропал на час! Когда государь велит браться за оружие и строиться в боевой порядок, тут нет времени думать о том, куда подевался слуга.
Слишком уж рано началась битва. Вот если бы Яношев ставленник решил начать битву попозже — не в восьмом часу, а хотя бы в десятом — всё сложилось бы иначе. То, что слуги, отправившиеся за водой, отсутствуют уже не час, а три, конечно, показалось бы очень подозрительным! Однако Владислав решил начать битву в восьмом часу. Так посоветовал Мане Удрище — самый доверенный боярин, занимавший первое место в совете. Мане сказал, что сражаться удобнее тогда, когда ещё не совсем ушла ночная прохлада, и вот это было сказано с умыслом!
Минувшей ночью Влад получил от Мане сведения о том, когда начнётся битва, и сразу разделил свою армию на две части. Одна часть, возглавляемая Молдовеном, под покровом темноты тихо прошла через поле и спряталась в лесу возле реки неподалёку от того места, где мирно дрыхало войско Владислава. Влад с другой частью армии остался в своём лагере, чтобы утром приманить неприятеля, заставить отойти подальше от лагеря и обоза.
Если б Влад получил от Мане Удрище весть, что Владислав не послушал совета и собирается начинать битву ближе к полудню, то нападение на лагерь Владислава случилось бы ещё ночью, однако Мане умел убеждать, и Яношев ставленник послушал своего самого доверенного боярина, поэтому всё началось рано утром.
Впоследствии Влад не раз применял подобный приём — нападал на неприятельское войско именно с той стороны, где обоз, ведь обоз является весьма важной частью армии, но в то же время самой беззащитной, если, конечно, повозки не успеют построиться в круг. Вот почему Влад всегда старался нападать неожиданно — чтобы возы не успели перестроиться.
В нынешний раз Дракулов сын напал не только внезапно, но и сразу с двух сторон, несмотря на малочисленность своего войска. Разделять армию казалось весьма рискованно, но ведь и армия Владислава была разделена, просто до поры это хранилось втайне.
И вот когда Владислав, увидев врагов впереди, на дальнем конце жёлто-зелёной равнины, двинулся к ним, то вдруг обнаружил, что битва разгорается позади, в лагере. Яношев ставленник уже хотел поворачивать туда, но оказалось, что враг, который впереди, тоже вот-вот нападёт. На Владислава двигались сомкнутые ряды вражеской пехоты, а справа и слева из-за этих рядов вдруг выскочила конница.
Владислав понял, что сейчас поворачивать назад нельзя — нужно сначала разделаться с конниками неприятеля, и это казалась легко, потому что конница у Владислава была весьма многочисленна, причём настолько, что её возглавляли сразу два начальника. Один из них был Димитр, когда-то служивший начальником конницы у Владова отца, а вторым начальником являлся младший брат Мане Удрище, Стоян, которому Дракулов сын обещал прощение так же, как и самому Мане.
Владислав ничего не знал о тайных переговорах и потому весьма удивился, обнаружив, что за ним вперёд на врага последовала только половина конницы, возглавляемая Димитром, а вторая половина, возглавляемая Стояном, остановилась, а затем начала растягиваться в линию, преграждая путь Владиславовой пехоте.
Конники Димитра тоже увидели, что творится что-то неладное, и немного растерялись, а вот конница Влада действовала уверенно и напористо, поэтому Владислав, поначалу решивший двигаться вперёд, в итоге всё равно повернул назад. Его теснили, пока он со второй половиной конницы не оказался перед конниками Стояна, которые вдруг обнажили мечи и закричали своим недавним товарищам, подчинявшимся Димитру:
— А ну стойте! Оружие в ножны! А то быть вам битыми!
Меж тем в дело вмешался Мане Удрище, а также бояре Стан Негрев, Дука и Казан Сахаков, которых Мане сумел привлечь на сторону Дракулова сына, как обещал.
Эти четверо — подобно Владиславу снаряжённые для битвы и восседающие на конях — всё это время сопровождали своего государя, но вдруг окружили его, а если Владислав пытался отдать какой-то приказ, сами начинали кричать, и приказа в итоге никто не слышал.
— Довольно, братья! — кричали бояре. — Битва кончена! Не проливайте крови!
Это напоминало охоту на волков, в которой люди Влада устроили что-то вроде облавы. Они пригнали Владислава и Димитровых конников прямо на конницу Стояна, как гончие заставляют серую стаю прибежать туда, где находятся волкодавы, и пусть Стоян не придушил никого, а лишь заставил остановиться, но волкодаву уподобился Стоянов старший брат со своими помощниками.
Мане Удрище, Стан Негрев, Дука и Казан Сахаков сдерживали Владислава не хуже, чем волкодавы держат волка, который остаётся живым, но сделать ничего не может, и вынужден ждать, пока явится хозяин волкодавов, достанет большой охотничий нож и сунет этот нож волку между рёбер.
Пехота Владислава находилась аккурат за спинами конников Стояна, но не понимала, что случилось, поэтому ничем не могла помочь своему государю. Пехота Влада меж тем начала заходить справа и слева, чтобы соединиться с той частью Владова войска, которая вела бой в лагере Владислава.
Конечно, не все в войске Владислава были согласны сдаться почти без боя, но тут в лагере Владислава раздался звук трубы, означавший, что битва окончена, и что всем, кто ещё сражается, следует сложить оружие.
Пехота Яношева ставленника оказалась окружённой, а конница осталась в меньшинстве и тоже была окружена. Одно за другим стали опускаться знамёна побеждённых, но Влад сам этого не видел. Он только догадывался, что происходит, потому что на смену трубному гласу пришли победные кличи.
Дракулов сын находился на переднем крае своей конницы, а перед собой видел конников Владислава, которым грозно повелел:
— Расступитесь! Я хочу говорить с вашим государем.
— Довольно проливать кровь! Расступитесь! — начал вторить своему господину Войко, и конница Владислава пришла в движение.
Влад вместе с Войкой, Штефаном Турком, Кодрей, Будой и другими боярами поехал вперёд, через вражеский строй, расступавшийся, как морские волны перед Моисеем.
Наконец, в поле зрения показался окружённый Владислав, и тогда Дракулов сын впервые увидел своего врага с тех пор, как узнал о его существовании и возненавидел — Яношев ставленник оказался обычным человеком лет сорока, плотным, с тёмной бородой.
— Господин, а Мане Удрище, хоть и старый пёс, но своё дело знает, — меж тем произнёс Войко. — Ишь, как ухватил нашего волка.
— Я и сам любуюсь, — ответил Влад. — Думаю, мой родич Александр сейчас мне позавидовал бы, ведь он знал толк в волкодавах.
Собеседникам также хорошо оказалось видно и остальных бояр Владислава — тех, которых Мане не вовлёк в новый заговор, поскольку с ними Дракулов сын договариваться ни за что не хотел.
Бояре, когда-то предавшие Владова отца и Владова старшего брата, теперь точно так же казались безучастными к судьбе Владислава, и избавить его от назойливой четвёрки, кричавшей "довольно", не торопились. Да и поздно было избавлять, ведь труба, приказавшая сложить оружие, уже пропела, а значит — даже если бы Владислав теперь приказал сражаться, битва уже не могла начаться вновь. Боевой задор в людях остыл.
Люди, когда-то предавшие Владова отца и Владова старшего брата, теперь, конечно, думали не о Владиславе, а о себе. Они пребывали в смущении и растерянности, понимая, что окажутся во власти Дракулова сына.
Влад не мог слышать, о чём говорят предатели, но мог бы побиться об заклад, что речь у них шла всё про того же Мане Удрище:
— Видал пройдоху? — наверняка, сказал вполголоса один из бояр своему соседу, указывая на Мане. — Я ведь прямо спрашивал его, не затевает ли он чего. И тот дал понять, что нет. А теперь...
Увидев Влада и его свиту, Мане Удрище вместе с тремя другими боярами, наконец, отъехал от Владислава чуть в сторону, и стало слышно, что же такое государь кричит:
— В бой, братья! В бой! Не сдавайтесь! Бейте врагов! — кричал Владислав, но теперь, когда боярские спины не закрывали ему кругозор, Яношев ставленник вдруг обнаружил, что битва уже окончена, и что все чего-то ждут. Вот почему слова "бейте врагов" прозвучали уже не вполне уверенно.
Затем Владислав вдруг увидел Влада со свитой и крикнул:
— Бейте его!
— Мы не станем нападать на него, — ответил Мане Удрище.
— Да, не станем, — сказал боярин Стан Негрев.
— Не станем, — подтвердил Дука.
— Мы не станем, — кивнул Казан Сахаков.
— Что!? — Владислав не верил ушам. — И вы говорите мне об этом сейчас!? — он по очереди посмотрел каждому изменнику в лицо.
Мане Удрище выехал вперёд и громогласно заявил Яношеву ставленнику:
— Я заранее предупреждал тебя. Я сказал, что не надо надеяться на жаркую битву. Не пытайся утверждать, что ты не слышал. Я не стану убивать своих единоверцев и соплеменников тебе в угоду. Это, — боярин широким жестом указал на Владовых конников и на самого Влада, — это люди, которые говорят с нами на одном языке, и вера у нас одна.