Турецкие послы, стоя в тронном зале и кланяясь, сказали, что привезли "много хороших новостей", причём большинство этих новостей действительно оказались хорошими.
Прежде всего, турки рассказали о событиях в Белграде, но рассказ противоречил тем обрывочным слухам, которые уже успели доставить в Тырговиште торговцы. Торговцы говорили, что турки проиграли, а крепость устояла, но из рассказа султанских посланцев явствовало — исход битвы невозможно трактовать однозначно в пользу одной из сторон.
Белградская крепость так и не сдалась Мехмеду, хотя ему удалось ворваться внутрь. Ещё немного, и он захватил бы цитадель, но затем весы военного счастья качнулись в другую сторону. В один из дней защитники сами вышли из-за стен и напали на турецкий лагерь. По словам посланцев, "едва не случилось самое страшное". Во время нападения султан оказался ранен, получив стрелу в бедро, а ведь мог оказаться и убитым! Турецкое войско сняло осаду.
Тот, кому сдался Константинополис, а новая твердыня не сдалась, был крайне не доволен. Он потерял половину своих воинов, получивших тяжкие ранения и надолго потерявших способность сражаться, а взамен не добился ничего. В отместку Мехмед начал грабить и жечь мелкие города и селения в Сербии, прекрасно понимая, что у крестоносцев, отстоявших Белград, нет сил, чтобы это остановить.
А недели через три пришла новость о том, что в Белграде, заваленном трупами, началась чума, которая скосила значительную часть защитников города, а также Яноша Гуньяди и Яноша Капистрана. Янош умер прямо в Белграде, а Капистран хотел сбежать от болезни, уехать подальше, но, по слухам, всё же успел заразиться и скончался в дороге.
— Серая крыса сдохла! — не удержался Штефан Турок, вместе с Владом и другими боярами слушавший турецких посланцев. — Теперь она больше не запалит костерки!
"Ворон тоже сдох. Он уже не прилетит, чтобы согнать меня с трона", — хотел ответить Влад, но промолчал.
Вторая новость, принесённая турецкими послами, состояла в том, что Дракулов сын должен отправляться к султану немедленно, поскольку турецкий правитель ждёт, и пусть Влад, согласно воззрениям турок, должен был чувствовать себя счастливым оттого, что к нему проявлено столько внимания, эту новость Влада никак не считал радостной.
"Как же не вовремя! — подумал он. — Я надеялся отправиться к Мехмеду хотя бы в октябре, а надо ехать сейчас, когда ничего ещё не успокоилось, и мои враги всё ещё могут поднять бунт. Я будут отсутствовать около месяца, а тут каждый день можно ждать чего-нибудь".
Третью новость турецкий посол сообщил на следующий день при личной беседе, когда Дракулов сын пригласил его в свои покои, чтобы осторожно разузнать, сколько дней можно промедлить с отъездом в Эдирне, чтобы султан не разгневался.
Выяснилось, что не более двух, и вот тогда посол, между прочим, сообщил, что Влад зря не торопится, ведь в Эдирне его ожидает весьма приятное открытие:
— У тебя родился ещё один сын, — сказал посол. — Я по секрету передаю тебе эту новость и сердечно поздравляю.
Румынский государь, честно говоря, не знал, радоваться или нет, ведь новый сын привязывал его к Турции ещё крепче, чем прежде. Уже три человека, родных ему по крови, находились там — два сына и младший брат.
Новый румынский государь покидал Тырговиште с тревожным сердцем и надавал своим слугам целую кучу наставлений на разные случаи. Войке велел присматривать за митрополитом и следить, чтобы старик не глупил. Молдовену было велено присматривать за Владиславом-младшим, который уже держал путь в Трансильванию, но мог повернуть назад, узнав, что нынешний государь вынужден отлучиться. Йове было велено присматривать за казной. Штефану Турку — присматривать за пленниками:
— Если вдруг кто-то попытается их освободить, и ты поймёшь, что они освободятся, не отдавай живыми. Убей их всех, а иначе эти предатели, выбравшись из моих подвалов, поднимут смуту, и будет в сотни, если не в тысячи раз больше крови.
Мехмед встретил Влада в весёлом настроении:
— Знаешь, Влад-бей, на мне великий грех, — говорил он, полулёжа на возвышении, заваленном подушками. — Когда я был рядом с той крепостью, то вместо того, чтобы благодарить Аллаха, отчаялся и спрашивал, за что Он гневается на меня. А между тем Аллах оказал мне великую милость! Он подарил мне жизнь, а также подарил жизнь многим моим слугам и воинам! Он спас меня от чумы!
Султан всё время старался поудобнее устроить ногу, рана на которой ещё не вполне затянулась. Глубокие раны всегда заживают долго, а злополучная стрела, угодившая Мехмеду в бедро во время Белградской битвы, вонзилась глубоко.
— Если бы я взял крепость, то непременно подхватил бы заразу, и сейчас мой труп следовал бы в Бурсу, место упокоения моих предков, — объяснял султан. — И если б я продолжил осаду, случилось бы то же. Чума поселилась бы и в моей армии.
Влад не мог не заметить, что Мехмед всё время оглядывался на открытые двери соседней комнаты, как будто видел там кого-то. В итоге не только султан стал посматривать туда — румынский гость тоже попытался увидеть неизвестного свидетеля беседы — и тогда Мехмед пояснил:
— Это лекарь.
Престарелый лекарь с помощником приблизились к двери настолько, что и Влад их увидел.
— Моему великому повелителю пора сменить повязку, — мягко произнёс старик и, судя по всему, не в первый раз, но упрямство властителей он привык терпеть.
— Видишь, Влад-бей? — Мехмед указал на своих врачевателей. — Вокруг раненых часто вьются мухи. Но если простой воин привлекает мух величиной с ноготь, то вокруг султана вьются насекомые, своими размерами соответствующие могуществу правителя! Вот такие! — он снова ткнул пальцем во врачевателей.
Лекарь едва заметно покачал головой, а помощник вздохнул.
— И эти насекомые почти богохульствуют, — продолжал Мехмед. — Они не верят, что если Аллах спас меня от чумы, то уж точно не позволит умереть от раны, которая почти затянулась. Я уже знаю, что будет. Сейчас они меня перевяжут, и зуд, только унявшийся, возобновится.
— Я уже имел счастье сообщать моему великому повелителю, что если рана чешется, это значит, полное выздоровление близко, — напомнил лекарь.
Султан обернулся ещё куда-то — очевидно к слуге, также находившемуся в соседней комнате:
— Принеси опахало.
Наступила уже третья декада сентября, и день казался довольно холодным, однако с правителем не спорят, поэтому не прошло и минуты, как слуга с опахалом встал возле Мехмеда, чтобы обмахивать.
Влад тоже не понял, зачем опахало, а султан вдруг повелел, указав на лекаря с помощником:
— Отгони этих мух.
Слуга в недоумении уставился на господина.
— Отгони их! — повторил Мехмед.
Слуга подошёл к лекарю и его помощнику, символически замахнулся на них опахалом. Те отодвинулись в сторону.
— Дальше! Дальше отгоняй! — засмеялся довольный султан.
Слуга снова замахнулся и так выгнал лекаря с помощником из комнат в сад.
Султан хохотал во всё горло, а когда, наконец, успокоился, то смог продолжить беседу:
— Так вот, Влад-бей, — сказал он. — Я знаю, что твой поход завершился счастливо, и потому ты с радостью отблагодаришь меня верной службой.
— Иначе и быть не может, повелитель.
— Ежегодно привози мне десять тысяч золотых, как привёз в этот раз, и я буду считать, что ты служишь мне хорошо. Заметь, я даже не требую дань рабами. А ещё я не требую, чтобы ты участвовал в моих походах. Видишь? Я забочусь о своём слуге. Я понимаю, что правителю необходимо укрепиться на престоле, прежде чем начинать воевать в других землях.
"Вот вернусь за Дунай, и окажется, что в моё отсутствие кто-нибудь поднял бунт, и что я снова изгнанник", — подумал Влад. О своих опасениях он не сказал ни султану, ни даже младшему брату, когда его увидел.
Брату Влад сказал только про то, не все бояре-предатели пойманы, и что некоторых теперь придётся ловить в Трансильвании. Раду внимательно слушал, но, как выяснилось, гораздо больше ждал другого рассказа — о своём новорожденном племяннике.
— Их теперь двое, — весело сказал Раду. — Они — двое братьев, то есть совсем как мы с тобой.
— У нашего отца было не двое сыновей, а больше, — напомнил Влад.
— Но сейчас нас двое, — ответил Раду. — Я и ты. Ты и я. Эх, жаль, что я не могу отправиться с тобой за Дунай. Султан меня даже в Белград с собой не взял, а за Дунай тем более не отпустит даже на время.
Младший брат погрустнел, а Влад не знал, чем его ободрить, да и мысли все были не о брате, а о том, что сейчас делается в Тырговиште. Дракулов сын рвался туда и втайне радовался, что теперь — после встречи с султаном и с Раду — может, наконец, уехать.
В ночь перед отъездом из Эдирне приснилось Владу, что казнь бояр, которую он так давно задумал, уже совершена. Привиделось, что прогуливается он меж кольев на некоем холме, и этот сон подобно другим, виденным в течение последних восьми лет, напоминал собой явь.
В сновидении темнота окутывала землю, как и положено ночью. Правда, тела казнённых людей — иногда прямые, а иногда скрюченные в неудобных позах — виделись слишком ясно. Сновидец бродил меж гладкими обтёсанными стволами, вслушивался в скрипы и шорохи, сопровождавшие его движение. Запах мертвечины не чувствовался.
Тудор, Станчул, Димитр, Влексан Флорев, Татул, Баде, Нягое и Мане, но не тот, который Удрище — все были здесь, а также их братья, взрослые сыновья и племянники, ведь измену надобно вырывать с корнем, чтоб снова не проросла.
Кольев избежали лишь те, кто скрылся в Трансильвании, но и до них когда-нибудь обещала дойти очередь.
Влад задирал голову, рассматривая побеждённых врагов. Лица, обезображенные смертью, но узнаваемые, тоже оборачивались в его сторону, а когда он, удовлетворенный их видом, отступал — чувствовал на себе взгляды.
— Прости нас! Не оставляй так! Вели снять! Не отдавай на съедение! Мы не хотим быть съеденными! — слышалось отовсюду.