Казнённые говорили про змея-дракона, которого Влад видел когда-то в детстве — этот зверь был выгравирован на клинке отцовского меча. Меч давно пропал, но в нынешнем сне змей очутился тут как тут, причём живой и раз в десять больше своего изображения.
Принюхиваясь и, очевидно, чуя то, чего не чуял Влад, тварь кружила по холму. Затем остановилась возле кола, где находился Димитр, и задумалась, прикидывая расстояние для прыжка. В следующий миг она прыгнула, вцепилась в обструганное дерево и быстро полезла вверх.
У Димитра деревянное острие торчало из спины, из-под правой лопатки, поэтому бывший начальник конницы, наклонённый вперёд, хорошо видел лезущего к нему змея, яростно лягался, размахивал ничем не стеснённой левой рукой, кричал:
— Уйди! Сгинь, гад ненасытный!
Гад изловчился, схватил зубами ногу своей жертвы, с силой дёрнул и оторвал, но даже это не усмирило драчуна. Оставшиеся конечности продолжали сопротивляться. Тогда змей залез чуть выше.
— Ааааа! Прочь! — только и успел крикнуть Димитр, прежде чем ему откусили голову.
Боярин Тудор, насквозь пронзённый, как и остальные, на поверку оказался более скользким — сползал, сползал и так спустился ниже некуда. Сейчас он сидел на земле, пригвождённый к ней, вытянул ноги и будто отдыхал.
— Я знал, что ты скользкий человек! — воскликнул Влад. — Другие вон держатся, а ты — нет.
— Освободи меня, — попросил Тудор.
— И не мечтай.
— Освободи меня.
— Небось, ты сам пытался освободиться, а вместо этого насел ещё глубже, да?
— Я же мёртв.
— И всё равно пытаешься изворачиваться! — Влад, склонившийся над Тудором, выпрямился. — Не-ет. Как ни изворачивайся, а слезть с кола тебе не удастся. — Дракулов сын оглянулся на остальных казнённых. — Слышали все!? Вы останетесь там, где сейчас, пока не рассыплетесь в прах!
Между тем возле Влада появилась девочка в жёлтом платье — таком же, как восемь лет назад, когда она вертелась перед зеркалом, представляя себя невестой. То есть это была дочь Нана, и пусть голова её не была покрыта кисеёй, но в темноте всё равно не было видно лица.
— Что скажешь? — спросил свою несостоявшуюся невесту Влад. — Довольна ли? Да, я знаю, что простил человека, который велел сжечь тебя, а человека, который ударил тебя ножом в бок, мне уже никогда не найти, но зато твой брат будет заседать в моём совете и получит причитающееся наследство. Пусть я не женился на тебе, но мы с твоим братом всё равно, что породнились. Нам с ним выпали одинаковые невзгоды, поэтому мы как будто братья. Это всё, что я могу сделать для тебя. Только в сказках правда выясняется до конца, а справедливость торжествует полностью. Увы, тут не сказка. Тебе придётся успокоиться.
Дочь Нана не ответила. Просто исчезла, и Дракулов сын знал, что она уже больше никогда не появится.
Следующие месяцы Влад только и делал, что удивлялся — удивлялся происходящему и самому себе. Всё было не так, как он думал и представлял. Все те опасности, которые казались ему весьма значительными, когда он покидал Тырговиште в сентябре, оказались призрачными.
Народ на улицах румынской столицы радостно встречал своего государя, когда Дракулов сын в середине октября вернулся. Значит, митрополит в своём соборе не произносил гневных проповедей.
Владислав-младший просто уехал в Трансильванию и сидел там тихо. Слуги бояр-предателей смирились с тем, что придётся теперь искать себе новых хозяев. Даже бояре Влада ни разу не повздорили меж собой в отсутствие господина. Например, Штефан Турок не попытался добраться до Мане.
Не только в Тырговиште, но и во всей стране установился мир. Действительно установился, и получалось, что Дракулов сын не обманул своих подданных, а ведь сам, говоря о мире, полагал, что спокойные времена наступят не ранее того дня, когда состоится большая казнь. Удивительно!
Впрочем, не менее удивительным казалось поведение бояр-предателей, которых не просто держали в подвале, а допрашивали.
Влад полагал, что эти люди, как только поймут, что дни их сочтены, перестанут запираться и расскажут всё, как на исповеди, однако из уст этих людей лилась почти одна ложь. Прав оказался Манев сын Драгомир, когда говорил, что даже пытками Влад не добьётся от предателей правды.
Новый государь корил себя за то, что когда-то насмехался над Мане Удрище, "честным предателем", а ведь, выслушивая его рассказ в корчме, уже сознавал, что такая откровенность — редкость. "Это и в самом деле огромная редкость, — теперь повторял себе Дракулов сын, — и если Мане после этого не достоин рая, то кто тогда достоин?"
Каждый день Влад спускался в подвал, где под высокими кирпичными сводами раздавались крики бояр, которых под надзором Штефана Турка пытали опытные палачи. Дракулов сын прохаживался по подвалу, шаркая подошвами сапог о каменный пол, и вслушивался в то, что кричат предатели. Их крики сами по себе не доставляли Дракулову сыну никакой радости. Он охладел, ненависть совсем остыла, и это тоже казалось удивительным, пусть это и раньше проявлялось.
Теперь упорство предателей, не желавших рассказать правду и раскаяться, вызывало лишь досаду и чувство безмерной усталости. "В январе посажу всех на кол, и делу конец", — думал Влад, а особенно часто эта мысль приходила, когда он брал со стола, стоявшего в подвале, свежие протоколы допросов, написанные на славянском языке, и в неровном свете факелов читал, каждый раз обнаруживая там новую историю.
Ну, разумеется, предатели пытались свалить все свои грехи на тех, кто скрылся в Трансильвании, а так же на мертвецов.
Писарь Михаил, при Владиславе ставший начальником канцелярии, вдруг оказался не помощником Тудора в деле отравления Владова отца, а одним из главных заговорщиков. Этот Михаил якобы даже боярами помыкал, прямо указывая им, что и как надо делать.
Это говорил во время допроса сам Тудор, а когда дознаватели не поверили, то "признался", что Владова отца отравил старый Станчул. Дескать, у Станчула яд остался ещё с того раза, когда довелось травить Владова дядю — Александра Алдя. Вот до чего "коварен" оказался Станчул по словам Тудора! А Тудору обо всех злодействах якобы поведал Ючул, Станчулов брат. "И попробуй проверить это свидетельство, если Юрчул уже мёртв, а сам Станчул стонет, что никого не травил", — грустно усмехнулся Влад, читая протокол, ведь знал, что Тудор просто хочет выгородить себя.
Сам же Станчул, наверное, решил превзойти Тудора во вранье, потому что сделал главными заговорщиками не предателей, а троих верных бояр, которых убили в тронном зале вскоре после смерти Владова брата Мирчи. Станчул утверждал, что их потому и убили, что это они отравили своего государя, а затем похоронили заживо Мирчу. Якобы все бояре оказались так возмущены, что убили этих троих.
Другие бояре, подвергнутые допросу и пытке, не придумывали таких сказок, но и в их рассказах более всего виноватыми оказывались те, кто в дворцовом подвале теперь не сидел, то есть Михаил, бросивший отраву в кубок Владова отца, а также Шербан и Радул, ставшие убийцами Владова старшего брата. Эти трое представали в протоколах весьма деятельными — куда более деятельными, чем Мане Удрище и Тудор.
Штефана Турка все эти сказки не утомляли, а лишь забавляли, а когда он вместе с Владом отправился выбирать место в окрестностях Тырговиште, где будут поставлены колья, то радовался, как ребёнок.
Это было уже в середине зимы. Штефан Турок гонял коня то к одному месту возле главной дороги, то к другому повторяя:
— Надо, чтобы всем проезжающим и прохожим было хорошо видно. Мы же совершаем казнь не только ради самих себя, но и в назидание?
Наконец, они выбрали место на холме, рядом с большой дорогой. Затем обсудили, как везти приговорённых преступников к месту казни — должен ли санный поезд проехать через главные ворота государева двора, или лучше пусть проедет через дальние. Штефану Турку хотелось везти через главные, чтобы народ посмотрел на преступников, когда сани проедут по улицам города, а Влад думал об удобстве, ведь если вывезти преступников задворками, то охранять санный поезд казалось гораздо проще.
В итоге решение оставили за Молдовеном, чьи конники должны были исполнять роль охраны, и Молдовен сказал, что вывезти задворками лучше:
— Народ и так наглядится на преступников, когда их будут по кольям рассаживать.
День казни выдался ясным. Пригревало солнце, и ясное небо казалось хорошим предзнаменованием, но при этом не радовало. У Дракулова сына не осталось сил на чувства. Он просто наблюдал за тем, что происходит вокруг. Видел азарт на лице Штефана Турка, настороженное внимание на лице Молдовена, жалостливое выражение на лице Войки и спокойное равнодушие на лицах остальных бояр.
Владу слышались вопли казнимых и одобрительные крики из толпы зрителей, но он почти не смотрел на место казни, а вспоминал маленькое утреннее происшествие.
Уже собравшись ехать, чтобы посмотреть на казнь, Влад вышел на крыльцо дворцовой хоромины и вдруг услышал позади голос Нае:
— Государь! Государь!
— Что? — Дракулов сын обернулся.
Нае поспешно подошёл, держа в руках зимний плащ из шерстяной ткани:
— Государь, накинь.
— Зачем? — удивился Влад. — Мне и так не холодно.
А ведь на нём был лишь тёплый кафтан, подбитый мехом, и этого могло не хватить, ведь пребывать на холоде предстояло долго. Казнь обещала продлиться не один час, и всё же государь уверенно повторил:
— Мне не холодно.
Как видно, холод той далёкой зимы, когда умерли отец и старший брат, Влада уже не преследовал.
Вместо эпилога
До чего же много было претендентов на румынский престол! И они никак не желали отказаться от своих притязаний даже тогда, когда увидели, что Влад укрепился на троне основательно. Эту основательность постоянно проверял то один выскочка, то другой, а больше всех усердствовал Дан, старший брат покойного Владислава, поэтому бояре Шербан и Радул, убийцы Владова старшего брата, прибились не к кому-нибудь, а именно к Дану.