Не собираясь заниматься детскими глупостями, Уильям с раздражением прошел под пятью деревянными трубочками, которые бились друг об друга и играли свою музыку ветра. Как и следовало ожидать, с ним ничего не произошло. Дейдре поджала губы. После яркого солнца Уильям ненадолго ослеп. Пещера ширилась, ширилась, пока не превратилась в сухую комнату. Кроватью служили теплые овечьи шкуры. На каменном выступе, подходящем для полок, стояла разнообразная посуда, а на полу еще потрескивал углями очаг, над которым на треноге стоял небольшой котелок. Воздух тут, под землей, был холодным, но Дейдре прохлады не боялась. Она присела на постель вполоборота, достала веретено и принялась прясть нить из вычесанной овечьей шерсти. Всем своим видом она показывала, что разговаривать не собирается.
– И долго ты все обустраивала? – спросил Уильям, оглядывая комнатку.
Дейдре молчала. Она делала вид, что сосредоточена на том, как нить накручивается на веретено. Щеки ее горели возмущением, но выгнать гостя ей было не по силам.
– Вижу, много труда вложила в этот дом. Одежда из шерсти местных овец. Красители нашла. Цветы, что были у тебя в руках, – это вайда. Она и придает одежде синий цвет, и мы торговали этим красителем в Ноэле. Руки твои в мозолях, значит, сама все делаешь. Большая часть посуды из глины, но откуда этот котел? – Он рассмотрел рисунок на нем. – Принадлежит филонеллонцам. Как и рог для питья… Он из-под руки горного мастера, изобразившего ярла Бардена в виде клыкастого медведя с топором. Да и откуда украшения на тебе? Это не клад? Ты разорила их поселение?
– Я никогда не нападаю на людей! – только и ответила Дейдре, опять отвернувшись.
– Тогда откуда это все?
Ее разозлил его приказной тон. Она вспыхнула, но сдержалась. И гордо, как настоящая северянка, ответила, точно плюнула:
– Я выменяла это у горных людей на Севере два года назад… Отдала им золото, которое отыскала в одном из заброшенных храмов, а в обмен получила все, что было у них и у их шамана. Отнесла за скалу, завязала в одеяла и принесла сюда.
– Ты что, выходила к ним в человеческом обличье? – нахмурился Уилл.
– Да! Они меня не поняли, но, увидев золото, отдали посуду и некоторые вещи.
– Зачем?!
– Ну, я не умею работать с металлами… – растерялась Дейдре. – Меня этому не учили… Некоторые предметы пришлось попросить у людей, у которых есть кузня.
– Спрашиваю, зачем к людям шла в человеческом обличье, глупая девка? Тебе жить надоело? Тебя могли принять за кого угодно, вплоть до высших оборотней, которые тоже перекидываются в человека! И убить!
– Тебя не касается! – огрызнулась она. – Захотела и обустроила себе дом! Это всяко лучше, чем жить, как демон, в пещерах и мазать морду в крови животных!
Уильям не выдержал и рассмеялся. Смех у него был неприятным, блеклым, как предрассветные сумерки. От этого Дейдре дернулась, но стерпела – продолжила работу. Он же походил по единственной, но сухой комнате со скудным бытом, покрутил в руках филонеллонскую посуду, гребни для волос с изображением медведицы с медвежатами, черпаки и кубки, а также разглядел несколько рубах, где женская рука вышила чудной узор: точно не филонеллонский. Зеркальных поверхностей, в которые так любят смотреться красавицы, тут не имелось. И видимо, не просто так.
– Мне доводилось встречать много невинных душ, Дейдре. Но ты превосходишь их все. В своей глупости… – подвел он итог осмотра.
– Уходи! – возмутилась девушка, сдерживая слезы беспомощности. – Видеть тебя не хочу! Пришел просить помощи, а сам ведешь себя как свинья!
– Не огрызайся, Дейдре! Я тебе говорю по делу, а не из желания оскорбить. Ты устроила дом в пещере с неукрепленным потолком, способным обвалиться в любой момент, он у тебя уже провис. Вход всегда открыт, – он загибал пальцы в перчатках. – И случайному ли человеку, или демону, или даже хищному зверью не составит труда убить тебя посреди ночи, когда будешь спать. Даже если ты успеешь проснуться, то не сможешь обратиться, потому что пещера мала. Твоя смерть по глупости – вопрос времени. Или надеешься, что здесь никого нет? А вдруг оборотни?
– Твое какое дело, Уильям?!
– Совершенно никакого… – безразлично произнес тот. – Дуракам везет, но недолго. Если так хочешь, я обрушу твою пещеру прямо сейчас, чтобы не пришлось ждать, но сначала расскажи мне про Генри. Что с ним происходило?
– Если я тебе расскажу, ты оставишь меня в покое? – спросила она, разглядывая потолок, лишь бы не разглядывать Уилла. О том, что потолок может обвалиться, она и не подумала.
Уильям подтвердил.
– После того как Генри переродили, он жил со мной при храме… – проговорила Дейдре, желая как можно быстрее избавиться от неприятного гостя. – С нами был друг матушки, юстуус. Он наблюдал за Генри. Поначалу Генри чувствовал себя хорошо, относился ко мне с почтением, ласково и кротко, как никто до этого… – Она поджала губы. – Он пробыл при мне пару зим, после чего заболел: кровь его почернела, точно у умершего животного, и его скручивала сильная боль…
– Мне нужно знать, что с ним происходило после смерти, а не до.
– Ему подурнело… Друг матушки забрал его. Больше я Генри не видела… Только почувствовала, но слишком поздно, когда он вернулся уже другим. Сжег храм. Убил всех… Я улетела прочь. Пряталась в человеческом облике, так труднее найти меня. А друг матушки пропал. Я не знала, куда идти, пока не почувствовала тебя. На этом все. Я рассказала все, что знаю. – И Дейдре добавила срывающимся голосом: – Оставь меня в покое!
– Этого мало… Вспомни, что тебе говорили про Генри после того, как он ожил.
– Ничего. Я выполнила свое условие! Разбирайся со своими проблемами сам!
– Похоже, ты не понимаешь, Дейдре, что я не трогаю тебя, потому что ты мне безразлична! Но никто не знает, что случится через пару лет, десять или даже двадцать, если я не найду решения… Так что это не только моя проблема, но и твоя!
– Вон из моего дома! – последовал резкий вскрик.
Взвинченная Дейдре вся внутри тряслась от страха, что ее так просто не оставят, что попытаются опять принудить к ответу, которого у нее не было. Достаточно она настрадалась и от Генри, и от Уилла, и от юстуусов, превративших ее родню в чудовищ. Но, к удивлению, Уильям лишь кивнул и, окинув пещеру долгим обреченным взглядом, точно в последней надежде найти несуществующее решение, стремительно пошел прочь с опущенной головой. Он не причинил ей вреда. За пределами пещеры хлопнули крылья – и девушка опять осталась наедине с собой. Она отложила веретено, с облегчением вздохнула и переплела косу, тихо напевая, как всегда пела мать, когда занималась ее волосами.
Спустя два года
Наступила осень. За стенами пещеры шумел дождь. Дейдре свернулась калачиком под большим шерстяным одеялом, которое соткала себе за лето, и, сопя, смотрела сны, пока высоко над головой раздавались раскаты грома. Порой она просыпалась, оглядывалась – чтобы понять, что она в своем доме, – и засыпала дальше.
Так и тянулось это сновидение, напоминающее скорее кошмар, пока не послышался странный шум. Следом девушку придавило сбоку что-то тяжелое, и она проснулась со вскриком, почувствовала, как ее закидывает землей и камнями. Она попыталась подняться, но не смогла. Ей подумалось, что так она и погибнет. Ее засыпало и засыпало. Спустя время все прекратилось. Она вырвалась из плена земли, которая обрушилась сверху.
Ничего не понимающая Дейдре в ужасе обвела происходящее взглядом. Над ней зияло черное небо, по ней хлестали струи дождя, а сама она стояла среди полуобваленной пещеры. Спасло ее только то, что лежанка находилась подле деревянного столба, которым она подперла потолок после слов Уильям о слабом своде. Не будь опоры, пещера обвалилась бы целиком и погребла девушку под собой. Дейдре шатало из стороны в сторону. До самого утра она просидела у входа, в единственном сухом месте, укрывшись одеялом, которое смогла вытащить. После того как дождь прекратился, она долго копалась в завалах. Порой приходилось обращаться драконицей, чтобы откинуть особо тяжелый камень. Однако дом был загублен… Никакого шанса на восстановление. Небольшую часть вещей получилось спасти, но остальное разбилось и смялось. Едва ли не в рыданиях Дейдре так и просидела до самого обеда, очищая от грязи свой пояс с золотыми фигурками медведей, козлов и птиц.
После всех этих бед, свалившихся на нее, она вспомнила свой сон перед обвалом: в нем был обезумевший Генри, прилетевший в храм. Тогда Дейдре ощутила его и вышла вместе с шиверу навстречу, чтобы поприветствовать, но он с рычанием напал на них и начал чинить разрушения. Перепуганной Дейдре удалось улететь, пока всех шиверу сжигали заживо. «Не стал ли Уильям таким же» – подумала Дейдре. После поступка Уильяма она и слушать его не желала, но, поразмыслив, поняла, что он прав: его проблема опять станет и ее проблемой. «И что теперь делать?» – думала она. Напевая под нос для успокоения, она собрала спасенные вещи в одну кучу, чтобы перебраться с ними в новый дом. Действительно, не будь опоры, девушка бы задохнулась под куда большим обвалом, размышляла Дейдре, разглядывая столб при свете дня. Может, все-таки убедиться, что ее страшные кошмары – это всего лишь кошмары? Она знала, что Уильям на каком-то острове неподалеку от большой воды, где сосны усеивают высокие и крутые берега.
Все собранное она уложила в уцелевший котел, ничуть не пострадавший, а сам котел – в распоротую рубаху, рукава которой завязала сверху узлом для удобства. Перекинувшись в драконицу, она схватила когтями узел и полетела в сторону, где жил Уильям. И все-таки, как бы она ни была уверена в том, что у столь противных личностей, как этот северянин, бед быть не может, потому что они сами создают беды другим, ее точил червь сомнения. В последнее время он слишком часто снился ей, как и Генри, перед тем как явиться в храм и сжечь его. По правде говоря, Дейдре очень боялась повторения ночи в Шуджире, поэтому решила удостовериться, что ей ничего не угрожает. А еще ее не отпускали слова о том, что ее мать была юстуусом, поэтому она собиралась узнать обо всем подробнее.