– Потому ты и ведешь себя так, пташка? – поинтересовался он с иронией. – Считаешь, что демоны принесли в этот мир зло и пороки? А твой долг противиться демоническому в тебе, оставаясь человеком? Потому ты и не сошла с ума?
– Да! – прямо сказала Дейдре. Глаза ее пылали обидой. – Так и было! И Генри, в отличие от тебя, противился этому демоническому куда дольше, пусть и не справился.
– Потому и не справился. Хочеш-шшь, я открою тебе еще одну тайну, которую постиг? – хохотнул дракон. – Демоны, какими мы их знаем, есть плод этого мира. Алчность, ж-жлоба, кровожадность, хитрость… Вш-ше это демоны переняли от человека. Я даже больше ш-шкажу, Дейдре. Еш-шли взять историю нашего мира, то никто не принес больше бед человеку, нежели другой человек. Именно он развязывал войны, разрушал ш-шозданное другими, ненавидел другого за иноверие, за то, что кто-то богаче, красивее или счастливее. Ничего хуже, чем человек, никто никогда и не придумал.
– Не может такого быть… Ты сам не понимаешь, что говоришь!
– А ты напряги память, – вкрадчиво шепнул ей змей. – Неужели до того, как мир Хорр слился с твоим, никто не нападал на общину? Никто не крал? Не убивал? Не лгал? Да, вы пережили вш-шплешк магии, и приход демонов стал для вас штрашным бедствием. Но разве до этого у вас не было других бед, пусть и более мелких? Человек и человечность, Дейдре, между собой похожи, как ш-шлова, но человечность не всегда ходит рядом с человеком.
Дейдре оцепенела и теперь только нерешительно оглядывалась, будто не понимая сказанного ей.
– Боишься поверить, пташка… Но я прав… Теперь я точно знаю, что прав.
– Послушать тебя, так что демон, что человек – все одно! – не выдержала девушка, топнув ногой.
– Не всегда, но чаще так и еш-шть. – Дракон обполз ее по кругу, высясь, как гора. – Не пытайся познать все, Дейдре. Как только это произойдет и ты постигнешь, что случилось с твоей матерью и какая тебя ждет участь, тебе вмиг станут противны и твой пещерный дом, и твои жалкие попытки оштаться… Так кем оштаться?
Ему не ответили. Дейдре ринулась прочь от дракона. Она долго бродила по лабиринту скал, не замечая странной человеческой тени, скользящей следом, пока не очутилась у своего грота. Подвешенный к входу, играл с ветром атанкар – оберег от демонов. Поглядев на него, Дейдре вздрогнула и коснулась лица, будто желая удостовериться, что там нет чешуи. Пальцы ее дотронулись до уродливых шрамов. Стало так дурно, так тошно, что она разрыдалась и проплакала полночи.
В предрассветном сумраке по расщелине прокатилось эхо шагов. Сквозь сон дракон мотнул большой головой, посчитав, что Дейдре опять пришла требовать свое. Однако звона пояса не было слышно, а нога опускалась на камень уверенно и без промедления.
Тьму разогнал рассеянный желтый свет, и дракон окончательно проснулся.
Из-за поворота показался человек, над плечом которого повисла светлая точка. Как из треснувшего кувшина, из него сочилась и оседала на земле магия, отчего глазу, способному распознавать магию, сразу виднелось: в этом человеке джинн. Гребни на спине дракона поднялись и заострились. Его хвост в сдержанной ярости заплясал по дуге, так что, заметив хозяина острова и его настрой, гость поначалу замер. Потом подошел ближе, остановился на почтительном расстоянии, чтобы продемонстрировать, что намерен лишь поговорить.
– Не так просто отыскать тебя, – сказал гость, кивнув в холодном приветствии.
Из драконьей глотки донеслось только приглушенное рычание.
– Уильям, нам надо обсудить наши общие дела, – гость с ходу приступил к беседе, чем выдал себя.
Не стоило сомневаться, что перед драконом стоял не кто иной, как Гаар. Слишком много в нем было гордыни и самоуверенности даже для джинна.
Подняв свет повыше, Гаар оценивающе поглядел на пугающие демонические очертания: оскаленную пасть с острейшими зубами, на которые натекала слюна, черную гриву, притертую в боках от узости лаза, длинное змеиное тело в крупных пластинах и подрагивающий хвост. Так он и продолжал разглядывать с ледяным интересом, подобно ученому, перед которым впервые показался результат его исследований, когда раздалось куда более раздраженное рычание.
Гаар поспешно продолжил, чтобы не испытывать терпения хозяина острова:
– Мне известно, что ты сохранил и рассудок, и навыки речи, в отличие от Генри. Так что поговорим без задержек – у меня не так много времени. Спустя столетие или два мир сгорит дотла в первой и последней войне между нами – теми, кого вы называли и юстуусами, и велисиалами, и джиннами. Доселе мы не враждовали. Разногласия между нами устранялись посредством клятв перед Светлой Матерью. Но чем дольше мы живем здесь, тем больше походим… – лицо Гаара исказилось в гримасе презрения, – на людей… Вплоть до того, что один из нас нарек себя нашим королем и Богом. Никогда мы никого, кроме нашей Матери, не признавали. И не признаем! Поэтому Фойрес дожидается, пока Светлая Мать ослабнет до той степени, что не вмешается в расправу над нами, отказавшимися согласиться с правлением. Это будет война, но для человечества она станет Концом Света.
Гость прокашлялся в кулак. В пещере было сыро и холодно. Дракон не реагировал. Тогда гость опять продолжил:
– Подготовка идет полным ходом. Небо еще не горит, а горы не стираются до степей. Но это обязательно произойдет. Мы отчасти предвидели подобный исход, полагая, что дело в очередном Слиянии, а также в том, кто явится из других миров. Для того я и помог Фойресу возродить драконов, но с условием, что они будут разумны, а не как прочие родичи Дейдре. В давние годы драконы выжгли пол-Севера, нанеся такой ущерб, что у нас не оставалось другого выхода, кроме как уничтожить всех до единого. Всех, кроме Дейдре. – И Гаар объяснил: – Дейдре получилась другой, потому что ее мать, Хеоллея, происходила из племени шиверу. Но шиверу не осталось: большинство из них сожрали обруги, а те, кто уцелел, не приходились Хеоллее родней. К тому же больше не было и того сосредоточия Матери, чтобы помочь людям пережить обряд, при котором тело рвется на части и перестраивается. Я искал потомков Хеоллеи или ее дальних родственников и наделял их бессмертием, дабы бессмертная кровь не дала им умереть. У вас – Дейдре, Генри и тебя – близкая друг другу кровь, которая позволила вам сопротивляться озлоблению, и вы должны были помочь нам, если на прибывших из другого мира после Слияния не подействует магия.
– Или ш-тать сосудами для вас, если над человечеством нависнет угроза вымирания? – поинтересовался дракон, впервые подав голос.
– Или сосудами, – согласился Гаар, не поведя бровью. – Но все закончилось тем, что пророчества Фойреса оказались ложью. Не будет Слияния. Будет Великая война, или Конец Света! Вот что ждет всех. Фойрес использует нижнее Святилище. Остатки Матери там темны и зловещи, и даже наши души боятся спускаться туда, к самому Шву, где до сих пор бушует первородный вихрь. Стоит Светлой Матери ослабнуть, как начнется война и до неба взметнется столько пламени, порожденного Святилищем, что оно захлестнет волнами и Север и Юг. Негде будет спрятаться. Спасутся лишь те, кого захочет спасти Фойрес, получившие контроль над Святилищем. Долго у него получалось скрывать свои намерения благодаря Горрону, который интригами претворял их план в действие, – лицо Гаара подернулось.
– Горрону я вш-ше припомню, в швое время, – прошипел змей. – Но почему ты, говоря о Фойресе, не упоминаешь Ямеса?
– Ямес – это и есть Фойрес. Это его часть, причем не самая лучшая, которую он отделил от себя при покидании усыпальниц, чтобы следить за ними.
– Значит, вот откуда ш-штрасть Ямеса сжигать все?
Гаар лишь едва кивнул.
– И чего ты хочешь от меня? Чтобы я пошел против Фойреша?
– Если не сделаешь этого, то после пламени от Святилища остатки человечества погибнут уже в драконьем пламени, – сообщил Гаар. – Для того Фойрес и вернул драконов. Вся твоя жизнь была разрушена им: от пожара в храме до обманов и предательств со стороны родных и близких. Все твои уродства и неспособность жить в человеческом обществе от него, а я лишь помогал ему. Не в твоих силах остановить Большое пламя, но ты можешь не позволить Фойресу спалить все дотла.
Джинн добавил:
– От тебя и Дейдре не должно быть потомства. Если из двоих драконов останется лишь один, то и потомства не будет. Убей Дейдре. Так ты спасешь остатки мира!
– Почему ты сам не ш-шделаешь этого? – поинтересовался дракон. – Она на этом ош-штрове, собирается покинуть его. Иди, шделай что должно, гордый джинн…
– Думаешь, я бы пришел к тебе в таком случае?! – высокомерно ответил Гаар. – Ты не глуп, Уильям, и должен понимать, что меня держат клятвы Фойресу не трогать его детей. Я дал эти клятвы, когда забрал Дейдре. Но они действуют лишь до поры, пока Мать следит за этим. Убей Дейдре, а я обеспечу тебе со своей стороны неприкосновенность в войне. Ты переживешь Конец Света и увидишь итог войны, будучи долгоживущим демоном, что для людей приравнивается к бессмертию.
– Как ты милосерден, Гаар, что предлагаешь мне жить в этой демонической страшной шкуре столетиями.
– Если она тебя обременяет, я помогу тебе вернуть человеческий облик, – предложил джинн. – Чего ты хочешь еще? Скажи сразу, обсудим на месте.
Раскрутившись, дракон выполз из своего угла и приблизился к Гаару. Его когти едва слышно оцарапали стены расщелины, а в глазах заплясало злое пламя, сорвалось с кончика раздвоенного языка.
– Скажи-ка мне, джинн. Я правильно понимаю, ш-то против Фойреса и Ямеша будешь сражаться не только ты, но и другие джинны?
– Само собой.
– И много вас? Много ли джиннов на твоей стороне?
– Достаточно, но к нашему с тобой делу это отношения не имеет, – заметил джинн. – Они не тронут тебя по моему требованию.
– Отчего же не имеет? Ш-штаршие вервольфы и левиафаны – они принадлежат твоей штороне в войне?
Гаар промолчал.
– Ну же? Они принадлежат другим джиннам, ведь так? – вкрадчиво спросил змеиный голос.