– Не позволяй им властвовать в твоих снах! – Кто-то схватил Тобиуса за руку и выдернул из мира сновидений.
Серый магистр вздрогнул и проснулся.
Сквозь шумное дыхание пробивался стук дождя по крыше и громкие голоса на улице. Было темно и прохладно. Тобиус сел на кровати и, сгустив из воздуха немного воды, омыл лицо. Полегчало. Следующим взмахом он сгустил из воздуха сразу несколько водяных шаров, немедленно превратившихся в острые сосульки. Их острия направились в самый темный угол комнаты.
– Что ты здесь делаешь?
Тихое шебуршание послышалось не сразу, будто тот, кто прятался во мраке, еще надеялся обмануть Тобиуса, но потом все же сдался.
– Несу охранную службу, господин Солезамо.
Тобиус вздохнул и развоплотил ледяные снаряды.
– Возможно, я сую нос не в свое дело, – подал голос Вилезий, – но во сне вы так вцепились в простыню, что она порвалась. Я даже думал разбудить вас, но вы сами проснулись.
– Действительно суешь.
– Приношу извинения.
– Не стоит. Ты ведь не знал, насколько хорошо я вижу без света?
Гоблин понял вдруг, что мрак не скрывает его так хорошо, как он того хотел бы, и вновь натянул скинутый было на плечи капюшон.
– Квиты. Кто мог такое сделать?
– Вместо ответа могу дать вам совет, – сказал Вилезий. – Если окажетесь в Сарвасте, сторонитесь слуг Гильвиорского ордена. Особенно с гроссмейстером Горгеллио[32]. Ему хватит и того, что вы мутант, чтобы вами заняться.
Вилезий Вильтгрин скользнул к двери.
– Скоро утро, господин Солезамо, – сказал он напоследок, – изволите спуститься на завтрак или мне отправить сюда служанку с едой?
Волшебник вдруг особенно остро почувствовал голод.
– Закажи мне чего-нибудь посытнее и побольше, я спущусь.
Вскоре он уже усаживался за стол, где его ждали телохранители, а также большая тарелка овсяной каши, щедро сдобренной маслом, толчеными лесными орехами, изюмом и сахаром, свежий тминный хлеб, теплое козье молоко с медом и аккуратно нарезанные овощи. Гном хрустел ломтем прожаренного на масле хлеба с таким же прожаренным ломтем перченого мяса, запивая это холодным пивом, а гоблин ограничился зеленью, белым хлебом, маслом и кружкой теплого чаю. Некоторое время троица молча ела, поглядывая на спускающихся к завтраку постояльцев и еще медлительных поутру слуг, которым пришлось зажечь несколько дополнительных ламп.
– У меня к вам есть пара вопросов, господа, – молвил Тобиус, отодвигая тарелку из-под каши, – о Вороне.
Вадильфар глянул на Вилезия, перевел взгляд на серого мага и пожал плечами. Гоблин стал постукивать когтями по столешнице чуть тише.
– Я вызубрил все, что удалось выяснить относительно смерти Октавиана. Главной версией является причастность Райлы Балекас.
Тобиус глядел в ополовиненную кружку с молоком, не спеша продолжать и позволяя попутчикам сформировать в умах их мнение.
– На нее указывает близость к жертве, межличностное доверие в силу их отношений и черные жемчужины, найденные рядом с телом, а также то, что Райла Балекас, как оказалось, исчезла в тот же вечер.
Гвардейцы помалкивали, а Тобиус про себя перечислил иные странные обстоятельства. Никто так и не смог объяснить причины смерти Октавиана. Сами по себе раны были не столь опасны для волшебника, но в его теле нашли некое вещество, похожее на ртуть, которое не позволяло им быть излеченными. Неизвестный яд одновременно действовал как на материальное, так и на астральное тело жертвы. Как он попал в тело? Кто ранил мага? Имела ли пропавшая Райла к этому отношение? Следствие ответить на эти вопросы не смогло.
– Как вы, ее братья по оружию, думаете, могла Ворона убить Октавиана? А если могла, то чего ради?..
– Чушь кротовья! Не могла она ему навредить, готов на Укладе поклясться!
– Ни ради чего, – сказал гоблин из-под своего капюшона.
– Они любили друг друга. Если это была не любовь, то я даже и не знаю, какой она может быть, господин Солезамо!
– Райла была обычной смертной, а он был магом, способным постоять за себя.
– Но победить своего убийцу или сбежать от него Октавиан не сумел, – заметил волшебник.
Он имел основания сомневаться в кристально чистой любви между Октавианом Риденским и Райлой Балекас. Хотела Ворона того или нет, но их с Тобиусом тянуло друг к другу, ворожея снилась волшебнику. Он обладал повышенной чувствительностью к мировым потокам энергии, и если уж связывал себя с другими людьми узами духовной близости, то связь эта имела настоящую силу. Райла Балекас жива, и где бы она ни находилась, ей сейчас нужна помощь.
– Господин Солезамо. – В голосе гнома сквозило напряжение. – С вами все в порядке?
– Вы белы как снег, – осторожно добавил гоблин, перестав постукивать по столу.
– Выходим, надо разузнать обстановку, задержки в пути ставят под вопрос сам смысл миссии.
Вскоре они отправились к реке. Дождь шел не переставая, бурные потоки стекали по каменным канавам к Налю. Но, невзирая на погоду, вокруг было довольно людно, и многие спешили к зданию портовой управы. Начальник фельенского порта, стоявший на лестнице оной, сообщал рабочим и тем, чьи корабли укрывались в акватории порта, что из-за ненастья дальнейшее плаванье не представляется возможным. Располневшая река размыла часть побережья, воды Наля наполнились камнями, грязью и вывороченными деревьями. Недавно из порта вышли два весельных дромона, но час назад Наль принес их обломки.
Чиновник жестко пресек любые попытки выбить послабление посуточного сбора за стоянку для тех, кто вынужден был пережидать ненастье в Фельене, и, прежде чем скрыться за дверьми управы, изрек безрадостное напутствие:
– Советую вам всем отправиться в храм и помолиться, чтобы все это поскорее закончилось!
Тобиус решил спуститься к причалам, где стоял корабль Барвази, и соломеец встретил его в весьма расстроенных чувствах. Капитан сказал, что до окончания бури гукор дальше не поплывет, ибо это верная смерть.
Следующие три дня маг со товарищи провели в снятой мансарде одного из доходных домов Фельена. Гном с гоблином большую часть времени резались в карты, распивая горячий чай, а Тобиус, сидя у окна, работал над книгой заклинаний. Бывало, он разглядывал город, раскуривая трубку, и следил за быстрым течением Наля. Буря лютовала, и оставалось радоваться, что его чары защищали мансарду от холода и сырости.
По крайней мере раз в день то один гвардеец, то другой отправлялись в порт, чтобы проверить, как дела у капитана Барвази. По возвращении они докладывали, что вода поднимается, и обитатели ближайших к реке построек уже подумывают о том, куда бы им убраться.
– Местные беспокоятся, – говорил гном, вернувшись под вечер в мансарду и стаскивая с себя плащ да латы, – начались неприятности. Мало того что город встревожен непогодой, так еще и собаки начали пропадать. А местами, говорят, и не только они.
Когда Вадильфар вернулся, Вилезий смог покинуть свой пост и отправиться на кухню за ужином. После трапезы гвардейцы уселись играть в торжок, и Тобиус впервые присоединился к ним.
– И все-таки, – молвил Вадильфар, разглядывая свои карты, – говядина – это не то. И баранина тоже.
– То ли дело славный кусок нежной крысятины, а? – хмыкнул Вилезий.
– Тебе-то откуда знать, о обездоленный пожиратель галлюциногенных поганок? – хмыкнул гном, выбрасывая вперед тройку мечей.
– С гномами поведешься – наслушаешься о всякой съедобной гадости.
Тобиус отстраненно подумал, что необходимость сидеть на одном месте выматывала его попутчиков.
– Я ел крысятину, – припомнил он, движением пальцев прося сдать ему еще одну пятиугольную карту.
– Да ну?
– Снежных, на острове Ора.
– Тушеными али жареными?
– Сырыми.
– Сырыми! Ставлю золото против известняка, они не пришлись вам по вкусу, господин! Кто же ест сырых крыс, да еще и снежных?
– Да, все дело именно в этом, а не в том, что крысы – это мерзкие твари, копошащиеся в выгребных ямах и переносящие кучу смертельных болезней.
– Я говорю о племенных, тоннельных крысах, а ты про какую-то мелюзгу из сточной канавы! Ха! Да раз на то пошло, разве твое зеленое племя не ест крыс?
– Самым близким к крысе, что я когда-либо ел, был опоссум. Я схватил его за хвост, ударил о ближайшее дерево и вгрызся на ходу, потому что за моим отрядом гнались ищейки ордена во главе с Видельмондским Колосажателем. В общем, питались чем могли, пока не сбросили их в Долине Тысячи Рек.
– Красивое название.
– Красивое название для ерунды, господин Солезамо. Долина, окруженная холмами, из которых бьют минеральные ключи. Река там всего одна, но ручьев действительно тысячи. Запах тухлых яиц такой, что любая псина нюх потеряет, а за долиной всего ничего до спасительной кромки леса.
Они проболтали еще несколько часов. Скоротав время, Тобиус отправился спать.
Утром в напольный люк постучалась старенькая хозяйка дома, сообщившая, что пришли стражники и спрашивают мэтра де Верье.
– Попросите их подняться, – бросил волшебник, не отрывая глаз от своей книги.
– Но они просят, чтобы вы спустились, мэтр.
– Я не для того пятнадцать лет корпел над книгами и зельями, чтобы меня с третьего этажа сдергивали какие-то стражники. Так и быть, выслушаю их просьбу, если они поднимутся, но сам скакать по этажам не стану.
Старушка пустилась в свой осторожный и неспешный путь на первый этаж.
– Разумно ли, господин, так обращаться с… государевыми людьми?
– Неразумно было бы поступать иначе, Вадильфар. Волшебник только до тех пор пользуется уважением и вызывает почтительный страх, пока подобающе ведет себя. Кхем, правда, при этом еще нужно хоть что-то собою представлять.
– А если они пошлют бедную старуху с первого этажа на третий с повторным требованием?
– Тогда я все-таки спущусь вниз и заставлю их повторить ее путь наверх, но с переломанными ногами.
К счастью для слуг закона, никто из них не стал подвергать домовладелицу новым испытаниям. В мансарду поднялись двое – плотный офицер с бляхой на черном камзоле и солдат городской стражи с коротким палашом на поясе. Офицер снял с головы треуголку и поклонился, метя пол перед собой мокрым пером.