– Да. Не мне, простому солдату, рассуждать о подобном, но я все же скажу, что ваше поручение носит… глобальный характер. То есть от того, справитесь вы или нет, зависит политическая обстановка в Вестеррайхе.
– А мы уже изрядно опоздали. Вилезий, я просто чувствую, как ты давишь на меня, скручивая в тугую пружину.
– А и верно, не стоит вам расслабляться, господин Солезамо. Удачи.
Гоблин согбенной фигуркой выскользнул из тупичка, кутаясь в темно-серый плащ, которым не так давно заменил пятнистый.
Тобиус вышел последним, глубоко натянув на голову капюшон и опираясь на простой деревянный посох. Притворно хромая на правую ногу, он побрел по улицам Фельена, и взгляды окружающих не задерживались на его блеклой фигуре. Так волшебник добрался до самого порта.
В царившей округ кутерьме укрыться от лишних взглядов было несложно. Выбрав удобное место с видом на причалы, он притворился, что вытряхивает из сапога камешек, привалился плечом к стене строившегося дома и стал выглядывать гукор. Корабль казался подлатанным и готовым к отплытию, капитан стоял на носу, сцепив руки за спиной, а рядом с ним маячила фигура в черном плаще. На груди у чужака поблескивала цепочка с энколпионом в виде Святого Костра.
Внимание Тобиуса привлекло нарушение человеческого потока слева, где по отстраивающейся улице шагал громадный мужчина. Обритый по-монашески гигант медленно вертел головой, на его широком карминовом поясе висел молот, а под белой рясой угадывались очертания брони. Неизвестно, чем кормили своих послушников старшие монахи Ордена святого равноапостольного Иоанна, но те всегда вымахивали под семь футов.
Стараясь не выделяться, волшебник пошел прочь. Подобраться к самой воде незамеченным оказалось трудно, однако взвалив на плечо пустую корзину и делая вид, будто несет тяжелый груз, он смог пройти по нанесенному рекой илу достаточно далеко. До самого последнего момента его никто не окликнул и не остановил, а когда мутный поток оказался у ступней, Тобиус нырнул в Наль без всплеска.
Быстрым и напористым ручейком музыка скрипки лилась по общему залу и, сказать откровенно, была слишком хороша для такого мелкого трактира. Немногочисленные клиенты, ночевавшие прямо на скамьях, просыпались от ритмичного мотива и запаха растапливаемых печей, день за окном обещал быть жарким. Не все спешили во двор к подвесному умывальнику, один из ночевавших в трактире путников сидел на месте с тревогой в глазах.
– Что будете есть? – Вошедший с кухни, потягиваясь, разносчик замер возле стола. – Вы как себя чувствуете?
– Отлично, как будто мне вновь двадцать пять, – хрипло отозвался человек, чьи волосы, усы и борода были седы.
– Может, вам воды?..
– Лучше все-таки чаю, да покрепче.
Когда разносчик вернулся с большой дымящейся кружкой, клиент уже не выглядел так скверно. Он причесал усы, собрал воедино растрепанную бороду, зачесал волосы назад, а главное, морщинистому лицу вернулись краски жизни.
– Если доживешь до моих лет, то поймешь, что каждый прожитый день – это еще одна маленькая победа. Но в боях порой так прихватывает сердце, что кажется – все, конец. Однако я еще поживу! Ух, хороший чай, крепкий! Знатно тебя жизнь покидала, а? Так что там на завтрак?
Вскоре старик уже опустошал огромную сковороду с яичницей и беконом, макая хлеб в горячее масло и желтки. Он запивал трапезу крепким чаем и кричал скрипачу, чтобы тот играл свою задорную музыку, раз за разом, обещая щедро наградить после завтрака. Вскоре к трапезе присоединились и другие гости, а когда некоторые из них уже стали покидать трактир, в общий зал ввалился, шатаясь, человек.
По виду то был пейзан, невысокий, очень толстый, в льняной, пропитанной потом сорочке и вязаной жилетке, со старой шляпой, съехавшей на затылок. Тугощекое лицо лоснилось от влаги, а в глазах плескался страх. Пейзан прошел к стойке и, привалившись к ней, заказал большую кружку пива. Завязалась тихая беседа между ним и содержателем трактира, а седобородый, шуровавший куском хлеба в опустевшей сковородке, стал делать это медленнее.
Прерывая и без того сбивчивую речь прикладыванием к кружке, пейзан поведал хозяину короткую и весьма печальную историю.
Когда этот странный посетитель направился к выходу, старик уже накидывал на плечи плащ. Он заплатил хозяину положенное и щедро сыпанул монет скрипачу, после чего вышел вон.
Яркое солнце ударило по глазам, и старик глубже натянул капюшон.
– Месье, стойте! – Быстрой походкой он догнал пейзана, который уже залезал на козлы телеги. – Я невольно подслушал то, что вы рассказали внутри. Хочу помочь.
– П-по-помочь? Вы человек Церкви?
– Воцерковленный. Пилигрим, бродящий по королевствам Вестеррайха от одной святыни к другой. Возможности мои ничтожны, но до монастыря, в который вы едете, не меньше двух дней пути, а обратная дорога займет еще два дня. Кому будет хуже, если я попытаюсь сделать хоть что-то за это время?
Глаза пейзана бегали из стороны в сторону, он остерегался смотреть долговязому старцу в лицо.
– Оно верно…
– Подскажите дорогу к… откуда вы едете?
– Шем-ду-Махгритэ, месье.
Вскоре телега уже мчалась прочь, оставляя за собой пылевой шлейф, а Тобиус двигался в противоположном направлении, ему надо было немного вернуться назад и сойти на побочную дорогу.
Волшебник мерил свой неожиданный путь, вдыхая запах нарождающегося зноя, полевого разнотравья и обдумывая мысли не самые легкие. Прошлой ночью, расположившись на скамейке, он видел сон, а точнее, кошмар, в котором, как в ведьмовском котле, бурлили его страхи, помешиваемые усердием Шепчущего.
Началось, как часто это бывало, с темноты, которую рассекала красная комета. Тобиус ненавидел эту вестницу бед, взошедшую на небосвод без малого десять лет тому назад в очень памятный для него день. Тогда Тобиус, как он сам верил, пробился в Астрал. Первым за тысячи лет оказался связанным с величайшим источником магической силы из всех возможных, что и пугало, и воодушевляло одновременно. О том он никому так и не рассказал, боясь нездорового интереса старших волшебников. Опять же повторить успех так и не получилось.
Вслед за кометой пришел иной образ: человек-дракон, одетый в алую с золотом чешую. Он распахнул огромные челюсти, и волшебник попал в раскаленную докрасна утробу. Там, в озере ртути, как в зеркале, он вновь увидел образ Вороны.
А потом кто-то ударил его в спину с криком: «Не смей поддаваться! Не позволяй им властвовать в твоих снах!»
Проснувшись, он долго не мог прийти в себя, тщетно пытался избавиться от тяжелого наваждения. Райла в кошмаре молчала, но Тобиус уверял себя в том, что глаза ее молили о помощи.
Шествуя по дороге, размеченной тележными колеями, волшебник невольно думал – чем же он тут занимается? Случайно услышав историю, рассказанную тем пейзаном, он поддался импульсу и свернул с большака. Притом что посланцы Радована Карапсуа давно должны были встретиться с агентами Тайного кабинета в Парс-де-ре-Нале. Притом что время не терпело. Он опрометчиво позволил себе отвлечься от миссии, даже не стараясь ответить на вопрос «зачем?».
С тех пор как Тобиус лишился Путеводной Нити, он блуждал в потемках своей жизни на ощупь. После восстания из мертвых его поступками всегда руководил страх, вынуждавший сначала бежать, потом – прятаться. Страх не отпускал никогда, но серый магистр учился преобладать над ним. Как и над болью. Как и над растерянностью. Он отказался сдаваться и, пока его не обнаружили, посвящал себя увеличению силы для грядущей битвы, не забыв также и о главном принципе всей жизни, гласившем, что маг – всего лишь слуга. Маг должен служить людям.
Теперь серый магистр шел по своей странной жизни, ведомый лишь долгом служения и… непреклонной решительностью отомстить. Он видел в Шивариусе Многограннике великое зло и верил, что должен с ним сразиться. Хотя и не представлял – как.
Уточнив путь у пастуха, приглядывавшего за коровами, Тобиус вскоре смог увидеть приближающуюся деревню Шем-ду-Махгритэ. Пасторальная местность вокруг была живописна: изумрудные луга, густой лес, чистое озеро, через которое протекала река, обширные пастбища и пашни. Нигде, впрочем, не наблюдалось особого засилья ромашек.
Шем-ду-Махгритэ явно стояла на том месте не первый век, она была одета в камень и потемневший от времени кирпич, чем напоминала маленький городок без крепостной стены. Вдоль русла реки, взятого в тесные объятия высоких каменных фундаментов, высились фахверковые дома, имелась большая церковь с колокольней, высокие заборы дворов образовывали сложный рисунок улочек, взбирающихся на холмы и спускающихся вниз. На черепичных крышах сверкали флюгеры, а некоторые дома больше походили на особняки. В Ривене такие селения встречались лишь в самых богатых областях, имели, как правило, не менее одной каменной стены по периметру и считались зажиточными.
Оставив за спиной окраины, волшебник двинулся по улочкам деревни. От реки шла прохлада и запах водорослей, но кирпичные стены и заборы успели впитать много солнечного жара; в садах росли фруктовые деревья, а к обычным деревенским запахам прибавлялись и цветочные ароматы.
Особенно навязчивым и неприятным был один, приторно сладкий, с ноткой горького миндаля. Вскоре маг заметил его источник – по стене одного из домов расползался колючей лозой куст монастырской розы, весь в хищно загнутых шипах и маленьких лиловых бутончиках. Шагая дальше, он все чаще замечал на заборах, домах и клумбах заросли этого неприветливого плетистого растения.
Залитые солнцем улочки были преимущественно пусты, что не странно, ибо лето – пора работы. Местные, должно быть, отправились в поля и на выгон скота еще засветло.
Все это вдруг напомнило серому магистру тот безумно далекий летний день, когда он появился перед входом в деревню Под-Замок. Лето, солнечный жар и зной.
Выйдя на крохотную площадь, он отер со лба пот, хлебнул воды из фляжки и направился к распахнутым дверям церкви. Прежде чем войти, волшебник расстался с ложной личиной, ибо в доме Господа-Кузнеца она слетела бы сама. Храм встретил его спасительной прохладой молельного зала, пропахшего ладаном и потом. Тобиус ожидал, что святость божьего дома навалится удушающей волной и лишит