Увы, не везде успех сопутствовал марахогской армии в той же мере.
Радовану Карапсуа надоело церемониться, и еще в месяце эйхете он призвал на свою сторону Драконов Нового Грогана, кои быстро сковали Оред льдом и прикрыли переправлявшиеся риденские войска боевыми заклинаниями. С тех пор началась массовая замена обычных армейских капелланов на новых – ильжберитских. Белоленточные фанатики тоже ненавидели магию, но гораздо спокойнее относились к ее боевым проявлениям, ибо не считали массовую смерть на войне чем-то плохим.
Пока Майрон Синда воевал в сармарке Усварт, Ольрий Денестре с переменным успехом защищал сармарку Тулараф, а затем и Таскобанд. К середине осени одна тысяча шестьсот сорок второго года Этой Эпохи ему пришлось отступить вплотную к границам сармарки Фертен-Гроваль, а за ней был уже Хаэмлан. Его тактика глубокоэшелонированной обороны, однако, сильно измотала захватчиков, так что, когда Денестре предложил риденцам временное перемирие для перегруппировки сил, отдыха и подвоза припасов, Радован принял его предложение.
На время перемирия Денестре отбыл в столицу, куда были созваны некоторые полководцы армии, фактически уже давно принадлежавшей ему.
Столица Марахога великий град Хаэмлан находился на просторной равнине, окруженный обширными пригородами и огромными фермерскими угодьями. Через него не протекало ни одной реки, да и великим Хаэмлан звался лишь условно. Большой, богатый, но никак не великий. Зато прекрасно укрепленный.
За это можно было поблагодарить магическую школу Марахога – Четыре Угла, которая звалась так за возведенную вокруг Хаэмлана крепостную стену. Та представляла собой правильный квадрат, на каждом из углов которого высилась мощная охранная крепость. Это и была школа Четыре Угла. Издревле одной из традиционных обязанностей марахогских волшебников являлась защита королевского града всеми возможными способами, и они с нею пока что справлялись.
В пределы столицы Майрон Синда въехал верхом на марионеточном големе, созданном в виде коня. Справить соответствующий шем оказалось тем еще вызовом, однако полководцу положено скакать верхом, а снежные големы давно себя исчерпали, так что уже некоторое время волшебник совершенствовал рукотворного коня. По той же причине под серым плащом тускло блестел металл. Кирасу можно было принять за нуагримговую, но на самом деле то была хорошая черненая сталь.
За генералом следовала свита, без которой, как оказалось, ему не пристало являться ко двору, – ветераны десятков битв, офицеры и солдаты, с которыми он прошел путь от Имерборка до Ржавых Скал. Еще года не минуло с тех пор, но ему казалось, что прошла целая жизнь.
Майрон отказывался понимать, почему придворные уделяли его персоне такое внимание. Скорее всего, дело в совиной маске, думал он. Волшебник спешил разделаться с формальностью, которой являлась королевская аудиенция, затем переговорить с Денестре с глазу на глаз и скорее вернуться к своим войскам. Война сама себя не выиграет.
В тронной зале, слишком переполненной народом, душной и жарко натопленной, при послах иностранных держав, он прошел к подножию трона и уложил там знамя Третьей ударной армии и саблю маршала Флитераля.
– Это-о, – протянул Делькен Хавораш, взирая на него сверху вниз мутным взглядом, – славный, понимаешь… подвиг! Это-о… великая, понимаешь, победа… марахогского-о… марахогского оружия!
– Служу Марахогу! – ответил генерал Синда с фальшивым энтузиазмом.
К сожалению, в честь героев войны решили устроить пир, от которого нельзя было отвертеться, и Майрону пришлось выслушать много здравиц, комплиментов, восторгов и похвал, пока он не вырвался из тяготившего высшего общества. Единственный человек, который интересовал мага, дожидался в отдаленном салоне, где коротал время за игрой в куп с друзьями.
– Господа, милые дамы, прошу, оставьте нас.
Взгляды этих людей словно липли к генералу – отчего-то они желали заглянуть ему под маску, и это немного раздражало.
– Партейку? – предложил сарон, когда они остались наедине.
– Пожалуй.
Мухлевал Денестре виртуозно, а Майрону это было ни к чему – в карты он побеждал почти всегда и играл без азарта.
– Видимо, – вздохнул Денестре, опять пасуя, – вы слишком привыкли побеждать, и мне не под силу эту привычку преодолеть.
– Видимо. Поговорим о деле?
– Начинайте.
– Я не вижу положительного исхода этой войны для нас, если ее ход не переломить самым решительным образом.
– Согласимся, – ответил аристократ, подумав. – Что вы предлагаете, генерал?
Майрон изъял из рукава сарона игральную карту.
– Используем все козыри. Вы обещали помощь год назад. Время пришло.
– Помню, – ответил Ольрий Денестре. – Нашелся у меня один занятный человечек, который пригодится вам.
– Можно ли узнать, кто он?
– Нельзя, – отрезал сарон. – Просто положитесь на меня, генерал, вскоре мой человек присоединится к вам. Он неразговорчив и нелюдим, но в нужный момент вы сможете на него положиться.
Майрон вздохнул. Будущее вроде бы и прояснилось слегка, но в то же время осталось столь же туманным и безрадостным, как прежде.
– Генерал Синда, можно дать вам небольшой совет?
– Разве что действительно небольшой.
– Ночь только начинается, а вы сильно устали за прошедший год. Отдохните, развлекитесь, почувствуйте вкус жизни. В этом дворце тысячи прекрасных женщин, мужчин, юношей и девиц, которые почтут за честь быть удостоенными внимания героя Марахога. Наберите себе горсть лучших и забудьтесь хоть ненадолго.
Волшебник взглянул на собеседника пустым взглядом, молча развернулся и вышел из салона.
Добравшись до отведенных ему покоев, Майрон приказал солдатам никого не пускать и скинул с плеч плащ, а потом избавился и от брони. В левой руке появилась сумка, из которой был изъят Лаухальганда.
Со всеми этими военными хлопотами он стал редко выпускать компаньона погулять – такие существа не встречались на каждом шагу, и Лаухальганда был довольно приметен.
Усевшись на пол и поджав под себя ноги, маг погрузился в медитативный транс. Он посвятил внимание работе над собственными энергопроводящими потоками.
Через какое-то время боль вывела из состояния «расслабленной сосредоточенности» – это тупые зубы Лаухальганды сжались на пальцах левой руки.
– И чем же я вновь заслужил твое недовольство, о великий? – слегка раздраженно спросил волшебник.
– Ф-ф-ф-ф-ря!
– Как грубо!
Лаухальганда откатился, раскрыл пасть и выплюнул на пол Шкатулку Откровений. Покидая стоянку аламута, Майрон спрятал бесценный артефакт в месте, которого без риска для жизни было не достичь. Все это время он даже не вспоминал о ней, ибо жизнь подкинула тысячу и одну новую проблему. Однако вот она, Шкатулка Откровений, и магические знаки на ее корпусе больше не светились, один лишь самоцвет на вершине мягко вспыхивал и потухал.
Серый маг медленно провел над ним ладонью, и в воздухе появились строки безумно быстро сменявших друг дружку символов, знакомых и чуждых. Постепенно процесс замедлялся, понятные литеры преобладали над неизвестными глифами и иероглифами, пока в конце концов над пирамидкой не сложился световой текст на вестерринге:
В тот заветный день и час пробудится колосс,
Когда избранный решать ответит на вопрос.
В глубине сердечных мук обрящет он ответ
Либо правду породит рассудка чистый свет.
Можно разумом объять саму вопроса суть,
По стопам Непостижимых лишь осилив путь.
В вековечной тьме глубин к корням припала тварь,
Предвкушая чревом кровь, что льется на алтарь.
Дабы стражей подчинить и отворить проход,
За ключами отправляйся в мудрости оплот.
Без ключей заветных в путь идти причины нет.
Заплутавший в сих слогах забудет солнца свет.
Мироздание накроет тьмы всевечной длань,
Кровью дщерей и сынов ты ей заплатишь дань,
Боле к сахарным устам устами не прильнуть,
Коль указывать для мира ты берешься путь…
Строки мигнули и погасли, а из распахнувшегося корпуса выпал дневник Джассара. Неуверенно подняв его с пола, Майрон Синда, словно обращаясь к автору, спросил:
– И это все? Все, что здесь есть? И вот ради этого за мной ведут охоту?
В растерянности он не понимал, что должен чувствовать – разочарование или гнев?
– И что прикажете делать с этими стишками?
Ответа не последовало, и лишь одно было ясно: ему придется научиться очень хорошо играть в раджамауту.
Альфонсо не мог кричать или сопротивляться, его глаза были закрыты повязкой, во рту плотно сидел кляп, а руки удерживали кандалы. По крайней мере, он мог дергаться и глухо стонать, пока его тащили куда-то. Было холодно и мокро, но в первый раз за долгое время колдуна вытащили из того каменного мешка, где он боялся закончить свои дни. Движение прекратилось.
– Командир, сними с него кандалы.
– Слушаюсь, создатель.
Щелкнули замки, и Альфонсо обрел свободу. Он так торопился снять с глаз повязку, что сильно ободрал ногтями кожу; кляп был вырван изо рта, и колдун застонал от боли в растянутых челюстных мышцах. Сумев наконец оглядеться, он обнаружил себя валяющимся на земле. Рядом стояли двое в плащах, один из которых держал под уздцы лошадь.
– Кто вы такие? – спросил Альфонсо, страшась услышать ответ.
– Это мой слуга, а я твой старый знакомый.
Тот, что был ближе, скинул капюшон, но колдун все равно не видел его лица. Тогда этот некто достал из сумки трубку, и когда стал прикуривать, огонь осветил его лицо. Альфонсо чуть не закричал, ибо именно это лицо порой являлось ему в дурных снах. А еще за сведения об этом лице давали пятьдесят тысяч золотых архов.
– Ты… Ты!!!
– Тише, де ля Ратта, лошадь пугаешь.
– Ты!!!
– Я сказал, – серый маг дернул рукой, налагая чары Немоты, – тише.