— Немного! — дополнил голос помоложе. — Ты картоплю любишь?
Тобиус сжал кулаки и челюсти, желтые глаза вспыхнули злыми углями. Он не привык, чтобы к нему относились, словно к дрессированной ярмарочной собачонке. Что теперь? Пригрозить испепелить их? Расплавить стены? Иссушить ров? Проклясть деревню? Блеф… блеф хорош тогда, когда ты способен хотя бы на часть того, чем угрожаешь оппоненту. Тобиус же Моль не мог ничего. Он очень явно чувствовал, что если попытается применить магию сейчас, то в ход пойдет уже не магическая сила, гурхана, а жизненная энергия, гвехацу, — то есть он начнет сокращать свою жизнь.
— Послушай сюда, — сказал волшебник тем самым голосом, который звучал тихо, но заставлял всех вокруг немедленно замолкать и слушать говорящего, — сейчас ты, старик, откроешь мне ворота, пустишь нас внутрь и устроишь на ночлег в теплом доме, и тогда я, возможно, отблагодарю вас, ибо являюсь целителем. Однако же если вы не пустите нас, я разверну карету и уеду. Но клянусь, все, кто живет внутри этих стен, будут прокляты. Вы никогда не покинете их. Стены, которые защищали вас, станут вашей темницей. Вы все помрете с голоду, потому что не пустили путника, нуждающегося в столь малом, как хлеб и кров. Вы будете молить Господа о спасении, но Он не услышит вас. Вы будете жечь собственные ворота, но они не сгорят. В конце концов вы начнете с голоду есть своих детей, а потом и друг друга сожрете. И сколь бы ни были горьки ваши слезы, вы не будете прощены, потому что отказали путнику, нуждавшемуся в хлебе и крове. Открой ворота, старик, а не то прокляну.
Волшебник взял посох в руку и заставил астровис в тацитовом набалдашнике засиять зловещим красным светом. В самом артефакте было достаточно магии, чтобы обеспечить такую мелочь. Ему удалось их напугать, и они задумались.
— А что, если… а что… а что, если мы счас отопрем ворота, а из лесу одноглазые ублюдки выбегут? — нерешительно спросил старческий голос.
— Я отправляю к вам посла, который заверит в нашей лояльности.
Магистр взял Лаухальганду.
— Ты достаточно умен, чтобы сделать все правильно.
— Мряу!
— Не сомневаюсь.
Он размахнулся и запустил ушастый шар вверх. Лаухальганда перемахнул через стену, а потом послышались крики и звуки рвотных позывов. Ворота открылись через несколько долгих минут, через ров перекинули деревянный пандус из бревен и досок. Карета с большим трудом протиснулась в слишком узкий проем и покатилась по грязной улочке между приземистыми домами с закрытыми ставнями. Взгляды липли к чужакам отовсюду, но при этом казалось, что жилища необитаемы, так тихо вели себя люди.
— Мрр-ря!
— Все правильно сделал.
Медленно катящуюся карету догоняли трое мужчин, совсем не похожие на воинов. И у них не было арбалета.
Старик с резным посохом и короткой бороденкой напомнил мага, но обманчивое впечатление сразу же развеялось при взгляде на его повадки, второй отличался объемистым пузом, но имел длинные тонкие ноги, третий же был каланчой, и, судя по худобе, в последний раз он ел месяц назад.
На их лицах и в их душах царил страх. Казалось, они очень скоро успели пожалеть, что открыли ворота волшебнику с каретой, запряженной черным петухом. Уж слишком этот магический зверь настораживал суеверный деревенский люд.
— Мне нужны помощники. Раненого надо вынести и аккуратно уложить! Быстрее найдите нам жилье. — Его тон предупреждал, что вопросы будут проигнорированы, а нерасторопность наказана. Маги умели так разговаривать, когда хотели.
На всякий случай он вытянул из-за воротника полумантии медальон с символом Академии и предъявил его старику.
— Надеюсь, вы не забыли закрыть ворота.
— А… нет!
Волшебник еще раз окинул троицу придирчивым взглядом.
— И где же ваш арбалет?
Сельчане немало перепугались, и толстяк двинул локтем тощего, а тот что-то невнятно промямлил, потирая ушибленное место. Тогда Тобиус полез в карету и, вытащив оттуда арбалет, бросил его тощему.
— Теперь хоть врать не придется, а то враль из тебя никакой.
Мечи, совершенно не нужные ни волшебнику, который острой сталью не владел, ни полуживому толстяку, также перешли в руки деревенских защитников.
— Надеюсь, Господь-Кузнец сделает так, чтобы вам не пришлось их использовать.
Их определили в самый большой, самый просторный дом, приземистый, как и остальные, но широкий, основательно распластавшийся по земле. Под присмотром старика домочадцы, его собственные домочадцы, как решил маг, носились по комнатам, готовя все для незваных гостей. Раненого внесли на простыне пятеро пыхтящих парней и аккуратно уложили на свежезастеленную кровать. Девица держалась рядом с видом испуганной собаки, чей хозяин заболел, и теперь она намерена сутками жалобно скулить у его ложа. Она боялась вопросов, боялась встречаться с местными взглядом, поэтому Тобиус задернул занавеску, разделяющую комнату на две части, и обратился к старику:
— Вы староста?
— А… голова я!
— На стене, почтенный, вы были увереннее и острее на слова.
— А… Ну так это ж…
— Нам нужна еда, чистая одежда и немного отдыха. Вечером, как стемнеет, я буду готов осмотреть хворых, если такие найдутся. Следующим днем мы уедем.
— Так это ж… понятненько! Усе понятненько! А что… а что есть будете?
Тобиус сглотнул голодную слюну.
— У вас есть рыба?
— Ага! Сушеная!
— Нет, нужна свежая. Или выловленная не так давно.
— Ох, ну простите, чар! Мы уж давно не рыбачим — до реки слишком опасно идти, разве что только за водой.
— Значит, свежей рыбы нет. А козье молоко?
— А! Так этого добра сколько угодно!
— Свежее?
— Свежее только внутри козы. Если хотите, я ее приведу!
— Хочу.
— Ох…
— Чем свежее, тем лучше. И надоенного молока тоже несите.
— Сколько?
— Все.
— По… понятненько! Вы устраивайтесь! Я внука пришлю с одежкой-то свежей!
— А сами куда? Мы же вас из вашего же дома гоним.
— Так у кума — потеснимся, не беда!
— Вот и славно. А теперь пошли-ка все вон.
Старик погнал домочадцев прочь, словно пастух, направляющий гусиное стадо. Дверь закрылась. Тобиус с тихим стоном скинул с себя плащ, который тут же переполз поближе к горящему очагу. Он сел за стол, поставленный возле узкого, закрытого ставнем окошка и зажег яркую свечку на блюдце. Маг лениво стянул с натруженных ног сапоги, поморщился от их запаха, снял с шеи бусы, набранные из нескольких тяжелых деревянных шаров, расстегнул полумантию и скинул на пол грязную, пропитанную потом сорочку. Пояс с ножом, жезлом и небольшой поясной сумкой он свернул и уложил на стол, посох приставил к стене и лишь после всего этого с хрустом потянулся. Тело болело. Нашлось несколько темных синяков, и он посчитал за счастье, что отделался такой малостью. За прошедшие несколько дней Тобиусу представилась уйма шансов лишиться головы, однако он неизменно ускользал от них с божьей помощью. Рука почти перестала болеть, да и вообще что-то ощущать, воспаление спало, но кожа так и осталась темной, почти черной. Но, по крайней мере, конечность слушалась.
Достав из сумки запасенный отвар, волшебник пригубил и какое-то время пытался унять разбушевавшуюся головную боль. Немного испуганные парень и девушка принесли еды и чистых вещей. Селянка помогла Тобиусу переодеть раненого и попыталась дать чистую одежду его спутнице, но та забилась в дальний угол и укуталась в плащ с головой. Волшебник поблагодарил за помощь и, выпроваживая деревенских, спросил — нет ли у кого гуся? Получив утвердительный ответ, он сунул в ладонь девушки серебряный ирен и попросил забить для гостей птицу пожирнее. За ту монетку можно было купить небольшое стадо гусей, так что перечить щедрому господину не стали. Еще он попросил котел и побольше дров. Вскоре в очаге варилась жирная тушка, приправленная травами и специями из запасов Тобиуса, а также некоторыми порошками из набора волшебных медикаментов, которые маг всегда возил с собой. Предварительно проверив еду на яды, Тобиус уселся за стол и стал жевать вяленую говядину.
Наставники в Академии никогда не уставали повторять молодым неофитам, что с деревенским людом надо быть осторожнее, — маги прекрасно знали, чего ожидать от хитрых городских пройдох, а вот вилланы порой могли неприятно удивить. Часто звучали истории о том, что волшебники, путешествовавшие по Вестеррайху, пропадали в деревнях и селениях, особенно во время весенних и осенних гроз, если просили ночлега. Деревенские люди порой обладали той самой звериной первобытной хитростью, которую растеряли жители городов. Многие, позарившись на артефакты, думая о том, как бы заполучить волшебную вещицу или даже что-то более приземленное, могли добавить в пищу ночному гостю какой-нибудь гадости — бешеницы, например.
Убедительнее всех подобные истории рассказывал Рейхем Восьмипалый. В ранние годы он постоянно мерил Вестеррайх шагами и порой напрашивался на ночлег в деревнях или придорожных трактирах. Тот случай произошел на окраине безымянной архаддирской деревеньки, где Рейхем напросился на ночлег к семейству простолюдинов. Почувствовав сухость и жжение во рту через некоторое время после ужина, он сразу понял, что случилось, и немедленно бросился к своим вещам за противоядием, однако, пока он искал заветный сверток, радушный хозяин приблизился к нему со спины, сжимая в руке плотницкий топорик. Рейхем успел закрыться жезлом, но топор при ударе отсек безымянный палец и мизинец от правой кисти, а сразу после этого жена хозяина ударила Рейхема вилами в грудь, всадила до упора, пробив оба легких и чудом не попав в сердце. Если бы не заклинание Исцеление, подвешенное на петлю,[61] скорее всего, волшебник мог погибнуть. Но он выжил. К несчастью неудачливых убийц и всех жителей той деревеньки. От шока Рейхемом завладела дурная кровь, и он пролил на деревню кислотный дождь. Выживших не осталось.
Зелье от головы помогало слабо, Тобиусу пришлось удвоить дозу, и теперь он старательно жевал соленое жесткое мясо и запивал его козьим молоком, пытаясь смыть с языка ужасный горький вкус.