Сияние угасло. Оба переглянулись. Жуга протянул руку, подтолкнул фигурку пешки, и та со стуком повалилась набок.
– Наверное, ты плохо помнишь, что увидела, когда открыла в первый раз глаза. А впрочем, что там помнить – только темноту. Я думал, что у Ашедука нету стрел. Я думал, все они остались у меня. Я совсем забыл про ту, которая в мешке. Яд и пламя! Мог ли я подумать, когда Гертруда объясняла мне про этот наконечник, где и как я после буду вспоминать эти объяснения! Лучше бы я бросил её за борт, ту стрелу…
А может быть, наоборот? Может, хорошо, что я её не бросил?
Я правда не могу понять, зачем я тебе всё это говорю. Но, может, так и надо. Что ты чувствуешь? Тебя тревожит что-нибудь? Я вижу, ты понимаешь, но не можешь говорить. Или не хочешь? Но ты слушаешь меня… Ты улыбаешься… Как хорошо, когда ты улыбаешься. Ты не поверишь, как мне от этого сразу становится легче на душе. Ну, да, Гертруда бы могла всё объяснить, могла бы, но её сейчас нет. А есть только ты. Tabula Rasa… Герта называла это – Tabula Rasa, «Чистая поверхность». Ей… Прости. Не ей. Наверное, всё-таки, тебе уже однажды доводилось испытать такое.
Мы двинулись наверх, но тут же заблудились. Да, я забыл тебе сказать, что Орге начал слепнуть. Его ударили по голове, и он не видел… ничего не видел. А я ничем не мог помочь. А Герты больше не было…
Ты меня слушаешь?
Как важно, чтобы тебя когда-то кто-то выслушал…
Травник медленно водил рукой над гномьей головой, пытаясь по примеру Герты вылечить дварага. Маленькие дозы волшебства – целебной магии, сочащейся сквозь пальцы, окутывали его руку сероватым призрачным сиянием. Жуга работал осторожно, тщательно соизмеряя каждое усилие, но, как ни старался, причины слепоты не находил. Наконец он опустил руки.
– Ну? – выждав некоторое время, спросил двараг.
– Ничего не получается. Не понимаю, отчего ты слепнешь.
Орге помолчал.
– Подвёл я тебя, Лис, – сказал он наконец. – Не вывел, стало быть, подвёл.
– Чушь собачья. Кто знал, что тебя опять ранят.
– Может, Хансен где на стенах метки оставлял?
– Не знаю. Может, оставлял. Но мы сейчас в других коридорах.
– Но ты же маг. Ты можешь что-нибудь? Хотя бы свет наколдовать ты можешь?
– Могу, – сказал Жуга, – только ненадолго.
– Если можешь, то давай.
– Подожди немного. Дай передохнуть.
Свечу не зажигали – оставшийся огарок берегли на крайний случай. Да и нужды в ней не было: на этих горизонтах стены светились не так сильно, как внизу, но всё равно разгоняли мрак. Девочка спала, укрытая одеялом. Про себя Жуга решил звать её Гертой, но на это имя девочка не откликалась, как и на любое другое, будь то «Хансен» или «Кай». Всё, что Гертруда хотела забыть, она забыла.
Жуга облизал пересохшие губы, уткнул лицо в колени и тихо зашептал. Чуть видимая искорка возникла над левым плечом, разбухла до размеров голубиного яйца и засветилась ярче.
– Ну, – спросил угрюмо Орге, – зажжёшь ты наконец эту свою дурацкую светилку или нет?
Жуга поднял голову и долго смотрел, как отблески холодного сияния отражаются в невидящих глазах дварага.
Вода, вновь запасённая в грибном ручье, подходила к концу. Шли четвёртые сутки со времени битвы в пещере, а путники всё ещё блуждали под землёй. Удар по голове сделал своё чёрное дело – Орге окончательно ослеп. Он и сейчас вспоминал дорогу, ориентируясь на ощупь и тепло от стен, ругался, то и дело поворачивал назад, но все понимали, что быть проводником двараг уже не может. И Яльмар, и Жуга, и Телли вслух описывали всё, что видят, но даже травнику с его глазами было далеко до гномского зрения. Орге хмурился и ничего не говорил, только шёл. Память гнома не сохранила всех поворотов каменного лабиринта, но, по крайней мере, помогла найти приметы, по которым удалось подняться на верхние горизонты. И здесь, в запутанных туннелях они потерялись совершенно.
– Гаси, – сказал варяг. – Он всё равно не видит.
– Попробуем сегодня повернуть назад, – сказал наконец Орге. – На третьем уровне должны быть тёплые источники. За левой стенкой. Должны были быть. Но что-то я их не припомню по пути назад. Наверное, мы не туда свернули. Надо возвращаться. А если уж совсем припрёт, вернёмся в грибную пещеру.
– Нет уж, – заявил варяг, – к чёрту эти чёртовы грибы. Я умру, а жрать их не стану. Я ж не дурак какой-нибудь, я видел, из чего они растут. Да и не дело это – возвращаться. Может, мы сидим в двух шагах от выхода, надо только за угол свернуть!
– Сворачивали уже.
– Всё равно, – Яльмар упрямо набычился, – надо всегда идти вперёд. Любая сказка, любая история учит этому. Где это видано, чтоб отступать у самого конца!
Жуга помедлил. Встал и перебрался до девчонки.
Тил уже был там, сидел у её изголовья. В свете стен лицо её казалось иссиня-бледным, очень спокойным. Чертами девчушка немного походила на Гертруду. «Ещё б она не походила», – грустно усмехнулся травник, поправляя на ней одеяло. Та зашевелилась, но не проснулась. Она нисколько не боялась темноты, а также людей и дракона. Мягко улыбалась, если с нею заговаривали, ничего не отвечала, только слушала так жадно, словно впитывала каждое словечко, каждый звук. Тил старался быть всё время с ней, будто тоже чувствовал вину, как и Жуга. В этом молчании оба они были солидарны.
Кто-то подошёл и встал у травника за спиной. Жуга даже не стал оглядываться – по осторожным, чуть шаркающим шагам он узнал дварага. Некоторое время Орге стоял неподвижно, потом тоже опустился на колени.
– Как она? – спросил он.
– Нормально. Спит.
– Спит… – хмыкнул Орге. – Что ж, хорошо. Жаль только, я её не вижу. Хансен был хороший парень. Чудаковатый, но честный. Осторожничал, но никогда не трусил. Надеюсь, девчонка из него получится не хуже. К слову сказать, ты уверен, что она девчонка? В смысле – настоящая девчонка?
– Уверен.
– Что ли, проверял? Под юбку лазил?
Жуга промолчал, и было в этом молчании нечто, отчего гном так и не решился продолжить разговор. Травник обернулся и встретился глазами с Арне. Мальчишка тоже нерешительно переминался рядом.
– Ну, а тебе чего? – угрюмо бросил Жуга. – Иди давай. Нечего тут пялиться.
Арне опустил глаза.
– Расскажешь мне о ней? – попросил он.
Теперь уже Тил поднял голову.
– Зачем тебе?
– Я… Я хотел… Ну, Хансен – он ведь был волшебник. А я хотел… к нему в ученики. Хотел попроситься… Только ты не думай, я не просто так. Я заплатил бы. Отработал…
– Поздно, – травник перевёл взгляд на девочку. – Это уже не Хансен.
– А кто?
– Не знаю. Энигма. Загадка. Чистая поверхность.
Маленький исландец стиснул кулаки.
– Всё равно я сделаюсь волшебником, – сказал он сдавленно. – Я не хочу просидеть на этом острове всю жизнь, я хочу знать больше! Я выучусь, найду учителя, я… я…
– Время покажет, – устало сказал Жуга. – Пойдём к остальным.
– Идите, – сказал Телли. – Я потом.
Травник чувствовал себя разбитым и усталым. На то, чтобы сварить похлёбку из крупы и вяленого мяса, ушли почти все его силы – воду пришлось нагревать при помощи магии. Бой, долгий путь, перерасход магической энергии обернулись тяжестью в голове и ломотой в костях. Даже простые заклинания давались травнику с трудом. «Яд и пламя, – вновь подумал он. – Похоже, Герта была права, и эти чёртовы ограничения и вправду могут пригодиться».
Тем временем у наполовину опустевшего котелка уже вовсю шёл разговор.
– Вот ты мне говоришь, что надо возвращаться, гном, – варяг после еды немного подобрел. – А ведь любое сказание, любая сага учит нас, что храбрые идут вперёд.
– Кто знает, – Орге пожал плечами, ощупью нашарил одеяло, набросил его на плечи и привалился к стене. – Если можешь отыскать дорогу, так иди. А я другого способа не знаю. Может быть. Тебе видней.
– Всё это христианские штучки, – не унимался варяг. – От тебя, двараг, я их не ожидал. Обычно это ихние попы выискивают всякие лазейки, только б обмануть.
– А чем тебе не нравится христианский бог? – спросил вдруг Арне.
– Не знаю. Не по душе он мне. На словах, вроде, добрый, а по делам – всё норовит прибить кого-нибудь. И ученики его такие же. И нет чтоб в открытую, как исстари, а как змеи – исподтишка всех друг против друга растравляют, чтоб никто не догадался. А сами в стороне. И жертвы булками приносят. А ещё детей купают в ледяной воде.
– Так ведь грех же первородный…
– А не надо было яблоки таскать!
– Да ты историй много ли слыхал? – вслух усомнился Арне. – Ты и читать-то не умеешь.
– А на кой читать? Проповедники и так всё время приплывают, сами рассказывают всякую всячину про белого Христа, знай только уши раскрывай. А иной раз викинги привозят рабов христиан, так те тоже поболтать не прочь. Много знают. А как-то раз – ну, помнишь, наверное, – один такой проповедник-старикашка, видимо, совсем уж полный идиот, добрался до Гайрфугласкера, принял там сослепу пингвинов за людей и принялся их крестить. Когда за ним приплыли, он уже пол-острова крестил. Вот смеху было! Сам после этого суди, хорош ли бог, у которого такие слуги.
– Ну так расскажи тогда свою какую-нибудь историю, – бесцветным голосом сказал травник. – Твоя-то в нашем случае, наверное, полезней будет.
Яльмар с некоторым недоумением покосился на него, затем оглядел остальных спутников.
– Вы что, правда хотите послушать?
Гном не ответил. Тил пожал плечами. Герта и дракошка спали. Жуга махнул рукой: рассказывай, мол, всё равно делать нечего. Варяг воспринял общее молчание как знак согласия.
– Ну, хорошо, – сказал он. – Хорошо. Я расскажу вам историю про двух братьев. Про двух братьев и того, кто скрыл лицо. Слушайте.
Он уселся поудобнее у стены, прикрыл глаза и начал свой рассказ:
– То был холодный год. Осеннее море с грохотом сотрясало гранитные скалы. Ветер подхватывал брызги и нёс над ущельями фиордов, над каменными перевалами, мимо снеговых шапок вершин. И даже орлы, гнездившиеся на неприступных утёсах, с трудом могли разглядеть далеко в море маленькую рыбацкую лодку. Шторм давно сломал мачту, сорвал парус и утащил куда-то в низкие тучи. Двое мореходов сперва пытались грести, но тяжёлые волны выхватывали вёсла из рук, да и силы кончились быстро – ведь старшему из гребцов едва минуло десять зим, а младшему и того менее – восемь. Это были Агнар и Гайррёд,