[57], они строят дома из снега, одеваются в шкуры и жрут сырое мясо. А ещё, говорят, ладью другого викинга, Бьярни Херлуфсона, ветром и течением отнесло ещё дальше на запад. Когда он возвратился, то рассказывал о далёкой и лесистой земле, где так тепло, что растёт виноград, и где живут другие, красные скрелинги, у которых не растёт борода и которые поэтому раскрашивают себе лица цветной глиной. Я не знаю, что из этих рассказов правда, а что нет, но на свете случались вещи и более странные. Если хочешь, сам потом спросишь. У меня в Исландии родня – троюродный брат, Хьялти Кентильссон, племянник Гисли Квашеного. Если выдастся возможность, то заглянем и к нему. А пока… Что я могу ещё сказать? Там нет Альфхейма, Лис.
Он замолчал, и больше они об этом не говорили, но Жуга заметил, что с той ночи варяг стал относиться к маленькому эльфу с большим уважением.
Незаметно мысли травника переместились с Вильяма на Хансена, а после – на полуночного стрелка. В последние несколько ночей Жуга спал беспокойно. У травника и без того был чуткий сон, а холод, качка и ощущение опасности заставляли просыпаться от малейшего скрипа. А уж шорохов и скрипов на корабле было достаточно, чтобы не спать всю ночь. Впрочем, в глубине души он сомневался, что враг рискнёт напасть – сейчас это было бы слишком уж заметно. Кай был фигурой противника, но он был вне подозрений, Жуга чувствовал, что может ему доверять. Опасней был другой, который играл за охотника.
Жуга медленно нашарил взглядом сперва Хельга, потом Винцента. В отличие от него, оба выглядели бодро, добросовестно стояли вахту днём и оглушительно храпели по ночам. Если кто из них и был убийцей, у него было редкостное самообладание.
– О чём задумался? – спросил его Кай.
Жуга усмехнулся.
– Если честно, о том, как поймать волосатика.
– Волосатика? – Брови Хансена удивлённо поднялись. – Ты хочешь сказать – безволосого?
– В общем, да. Не идёт из головы история про эту семейку богов.
– Богов? Каких богов?
Жуга в нескольких словах пересказал ему свою беседу с Ашедуком. Тот рассеяно выслушал и задумался. Плотнее запахнулся в плащ и сунул руки под себя, пытаясь их согреть. Жуга не без удовлетворения заметил, что за последнее время Хансен несколько раздался в плечах от работы за вёслами и с каждым днём всё больше походил на настоящего, нормального парня, разве что борода у него не росла. Сам Жуга не рисковал бриться на таком холоде и качке и постепенно зарастал неряшливой щетиной, которая его изрядно раздражала.
– Что толку спорить, – проговорил наконец Хансен, – даже если это и было, то давно прошло. Людям часто требуется кто-то, кто был бы умнее и сильнее их. Самих богов, то, как они выглядят и что они делают, понять нельзя. А все их похождения, вся их «божественная» сущность – всего лишь тень, удобная для понимания форма, в которую их облекает человек, чтоб брать потом пример. Или, наоборот, не брать.
– Ашедук не человек.
– Всё равно, – досадливо отмахнулся Хансен. – Удобная форма, в которую их облекает человек, гном или какой-нибудь рыжий придурок, который вообразил себя невесть кем и теперь от этого страдает. Это ты хотел услышать?
– Хм-м, – сказал травник. – Хм-м…
И умолк.
Когда они заговорили снова, речь пошла уже о том, кто в них стрелял.
– Проколот козелок? – хмыкнул Хансен, бросая короткий взгляд в сторону Винцента. – Странно… Я не обратил на это внимания. Хотя загадка нетрудна: козелок любят прокалывать себе пираты на Средиземном море. Возможно, он итальянец, этот ван Хейден, и зовут его не Винцент, а Винченцо. А кольцо осталось от браслета на галерах, откуда он сбежал или освободился после срока, а может быть, вообще ходил беневолентом [58]. Ты видел, как он работает веслом? Он может сутками грести. А как он тархоню ест? У них там, в Италии, есть похожая штука – макароны. Так что, всё одно к одному.
– Да он что хочешь сожрёт, – буркнул Тил, слушавший до этого молча.
– Посидели бы вы пару лет на бобовой баланде, посмотрел бы я на вас.
Жуга потёр шрам на виске. Закашлялся, плотнее запахнул куртку.
– Да, с таким весёлым прошлым он вполне мог в нас стрельнуть, – с некоторой, как показалось Тилу, неохотой признал он. – Но это было бы уж слишком очевидно. А ведь он ещё почти не видит на один глаз. Арбалет не для него.
– Он мог соврать, будто не видит, – резонно возразил на это Тил. – К тому же, у него прицельная рука.
– Прицельная рука? – Жуга заинтересованно поднял голову. – Это как?
– Он стреляет навскидку. Даже не щурит глаз.
– Я тоже так могу.
– Но он попадает. А ты – нет. Помнишь ночь, когда мы изловили пикта? Винцент бы подпустил тебя поближе и не промахнулся. Это Хельг.
– А что, Хельг стреляет хуже Винцента?
– Конечно! Викинги презирают стрелы, считают их оружием трусов. Сам посуди: они захватили с собой всего один арбалет, и тот, наверное, случайно – просто забыли выбросить. Где ему было научиться? Какой он стрелок после этого?
– Н-да… Оба могли стрелять.
– И оба могли промазать.
На этом месте спор внезапно утих.
– Значит, мы ни к чему не пришли, – подвёл итог Жуга.
– Значит, ни к чему, – вздохнул Тил.
Они переглянулись.
– А может, просто поговорить с обоими? Так, невзначай.
Хансен покачал головой.
– Они наверняка ничего не скажут. Ни тот, ни другой.
– Кто знает, – хмыкнул Телли, – может быть, стрелявший выдаст себя тем, о чём промолчит.
Жуга задумался.
– Не так глупо, как кажется на первый взгляд, – признал он наконец. – Но я за это не возьмусь. Уж слишком они спокойные оба, что Хельг, что Винцент, словно и впрямь знать ничего не знают. Убийцы так себя не ведут. Если стрелял кто-то из них, он был бы сейчас настороже, следил за нами, что ли… Не знаю, как вам, а мне всё это чертовски напоминает эту самую… пиесу Вильяма. И задача та же – как не наказать невинного. По-моему, мы уже запутались, кто друг, кто враг, кто просто так. Кстати, Тил, что нового на доске?
Телли нахмурился и молча потянул из мешка игральную доску. Жуга уселся поудобнее. Соображалось туго – у него с утра сегодня снова разболелась голова. Он с силой потёр ладонью лоб, виски, вздохнул и покачал головой.
– Этот выстрел у меня уже в печёнках сидит, – признался он. – Ночами не сплю. Может, чёрт с ним, а? Может, мы и впрямь обознались? Может, мы вообще не правы?
Хансен пожал плечами:
– На логику не всегда можно положиться. Хотя в одном ты прав – убийцы так себя не ведут.
За холодами и тяжёлой работой они давно не вспоминали об игре, и это натолкнуло травника на определённые размышления. Жуга не раз настаивал на том, чтоб поделиться с Хансеном их догадками, но Тил был непреклонен. Тем не менее даже он счёл разумным рассказать Хансену про ход дракона, ладью и другие странности игры.
– Ладья? – Хансен нахмурился. – Я сразу не могу сказать, мне надо подумать. А что до дракона… Ты ничего мне не рассказывал про пустыню.
– Мне это тогда не казалось важным, – уклонился от ответа Тил. – Так что ты думаешь?
– Ты знаешь, что такое рокировка?
– Рокировка? – Телли поднял бровь.
– В обыкновенных шахматах так называется королевский прыжок. Быть может, в АэнАрде дракону тоже разрешается делать что-то подобное, один раз за всю игру. Я не знаю всех правил.
– Как это делается?
– Король, то есть, в нашем случае дракон, уходит на две клетки и прикрывается ладьёй. А после… – Тут Хансен вдруг осёкся и нахмурился. – Погодите, погодите… Сдаётся мне, я кое-что начинаю понимать. В некоторых странах шахматная ладья называется «Тур», то есть «Башня». А вы же что-то делали у башни! Помнишь, ты рассказывал?
– У Толстухи Берты? – спросил Тил. – Мы её взорвали.
Повисла пауза. Жуга неловко откашлялся.
– Так ты думаешь, что это и была вторая э-ээ… ладья?
– Ничего не могу сказать наверняка. Но очень похоже на то.
Здесь Кай заинтересовался чёрными фигурами, и травник стал подумывать, как бы незаметнее сменить тему, как вдруг их размышления весьма кстати прервал громкий крик Яльмара.
– Хэй, земля! – вопил варяг. – Земля!
Все повскакали с мест: «Где? Где?»
– Вон там, видите?
Рукою в рукавице великан норвег указывал на запад. Над чистой поверхностью моря поднимался чуть заметный на фоне вечернего неба белый дымный столб. Самой земли пока видно не было.
Жуга почувствовал, как сердце забилось сильнее. Сглотнул.
– Это уже Исландия?
– Гайрфугласкер, – Яльмар налёг на стиринг, разворачивая корабль к юго-западу, и пояснил: – Остров пингвинов. Видишь, вулкан дымится? Это хорошо. Ещё денёк – и мы на месте. Если нам ничего не помешает, конечно.
Жуга вздохнул:
– Надеюсь.
На море было неспокойно. Седые волны долгим штормом грызли берега. С высоты пенные валы выглядели как серебряные всадники на взмыленных конях, возникающие ниоткуда и гибнущие в бесконечной битве – чёрные и белые фигурки на огромной бесформенной доске. Свет луны искрился на волнах, слепые точки звёзд усеивали сизое, затянутое дымкой небо. Опираясь на посох, Жуга стоял на краю утёса в молчаливом одиночестве. Очень сильный, но до странности тёплый южный ветер (Яльмар называл его «южак») давно уже сбил капюшон с его головы и теперь рвал волосы в попытке растрепать недлинный «конский хвост», а когда не получалось, яростно свистел в ушах, швыряя травнику в лицо солёные брызги и морось. Тот даже не делал попыток закрыться, просто стоял и смотрел на гибнущие волны, принимая как должное ярость зимнего шторма.
Всё равно поколебать земную твердь волны были не в силах.
«Наверное, вот так и мы, – подумалось травнику, – куда-то движемся, чего-то добиваемся, сражаемся и гибнем под пальцами богов, драконов или просто других людей. А если так, какая разница, кто двигает фигурки на доске?»