—Что же происходит? Что мы можем сделать?
—Не мы. Это только мое дело, Мэнди. Я должен его остановить.— Говоря это, Кога вынул из деревянного футляра длинную катану и положил, не вынимая из ножен, себе на колени.— А теперь прошу меня простить. Мне необходимо помедитировать.
Мэнди содрогнулась. Точно так же Штырь сидел тогда на крыше музея.
Лаура взяла ее за руку.
—Нам лучше уйти,— предупредила она.
—Но…
Лаура покачала головой. Подняв Мэнди на ноги, она подобрала их туфли и повела гостью в коридор.
—Он ведь убьет Штыря!— воскликнула Мэнди, как только они вышли на лестницу.— Я просила вовсе не о такой помощи.
—Поверь мне,— сказала Лаура.— Убийство Штыря — последнее, чего хотел бы Кога.
—Но вдруг не существует другого способа его остановить?
На это у Лауры не было ответа.
—Я останусь здесь,— заявила Мэнди.— Когда Кога пойдет, я пойду с ним, хочет он того или нет.
—Мы пойдем вместе,— пообещала Лаура.
Кога хорош, наверное, лучший в Граньтауне специалист в подобных делах, но и Штырь тоже хорош. Насколько хорош, она не знает. И надеется, что не узнает никогда. Но если дойдет до поединка, она обязательно должна быть рядом, когда Коге потребуется ее помощь.
Мэнди сидела, сгорбившись, на верхней ступеньке лестницы.
—У меня такое чувство, будто я только что предала Штыря,— призналась она.
Лаура присела рядом с ней и положила руку ей на плечо:
—Это прошлое поджидает, чтобы предать нас всех, Мэнди. Ты тут совершенно ни при чем.
—Объясни это моему сердцу.
На это Лауре нечего было ответить.
X
Комната была темна, как ее душа.
Иса Крэн остановилась в дверном проеме. Она жила на последнем этаже заброшенного дома из песчаника, который стоял рядом со Старой Стеной. Она не любила возвращаться в темную квартиру, поэтому всегда оставляла гореть световой куб — и днем, и ночью. Она могла себе это позволить. У нее было все только самое лучшее. В гарантии написано, что куб будет гореть вечно или пока она его не выбросит, других вариантов нет.
Ее дом был защищен заклинаниями — пришлось. Потому что здесь у нее имелся тайник для наркотиков. И здесь Иса становилась такой, какой была на самом деле: с собой наедине, никаких масок, никакого притворства. Никто сюда не приходил. Защитные заклинания не пускали никого, кроме одного-единственного человека. Кроме Исы Крэн. Даже Высокорожденные вроде Корвина не могли войти без ее разрешения. Заклинания доставили с той стороны Границы, и они были настроены только на Ису, только на нее одну.
Но сейчас световой куб не горел. В комнате было темно. И она была не одна. Иса поняла это раньше, чем переступила порог. Кто-то был внутри, дожидался ее возвращения. Кто-то, кто знал, где ее искать. Кто-то настолько сильный, что прошел через заклинания. Иса намотала на руку тяжелую цепь и опустила на пол звякнувший конец.
—Иса Крэн, Иса Крэн,— раздался из темноты хрипловатый голос.— Никто не любит Ису Крэн.
Иса сощурила серебристые глаза и покрепче перехватила цепь. Сделала шаг вперед, и световой куб загорелся. Не вспыхнул, а медленно посветлел, прогоняя тени, одну за другой, пока Иса не увидела сидящую в кресле миниатюрную девушку в голубых джинсах, поджидавшую ее.
—Берлин, тебе конец!— прошипела Иса.
Берлин не шевельнулась, только помотала головой:
—Все только этим и грозят бедной Берлин, и мы с тобой знаем причину, верно? Иса Крэн, Иса Крэн, никто не любит…
—Заткнись!
—В чем дело, Иса? Навевает неприятные воспоминания? Я знаю о тебе все: жила на Холме, имела все самое лучшее, но почему-то кое-что вдруг исчезло, правильно? Все, как в тех историях, какие любят рассказывать о Чистокровках по другую сторону Границы. У тебя нет души.
—Ты ничего не знаешь.
—Я вовсе не отрицаю, что тебе пришлось нелегко,— сказала Берлин,— но ведь всех нас жизнь иногда больно бьет, Иса. Это не значит, что надо вымещать зло на других. В чем дело? Ты решила, будто мир чего-то должен тебе? Решила, будто бы Иса Крэн лучше остальных и ей не надо надрываться, как другим?
Иса рванулась вперед, взмахнула цепью, но что-то в глазах Берлин заставило ее остановиться. Там, в фиалковой глубине, вспыхивали какие-то багровые искры. Нечто нечеловеческое, никак не связанное с холмами по ту сторону Границы.
—Ты…— Голос ее сорвался.
—Нет, ты ошиблась, Иса. И теперь пришло время исправлять ошибку.
Иса смотрела на Берлин во все глаза. Она слышала о назначенном на полночь всеобщем сборе на старой станции. Берлин собиралась туда прийти, чтобы оправдаться перед всеми. О, они так хохотали — Тедди Грим, Мусор и она. Что это Берлин придумала? Собирается преподнести им себя на блюдечке? Ведь никто даже слушать не станет Берлин после того, что они с ребятами провернули, уничтожая ее доброе имя. И только сейчас до Исы начало доходить, что они натворили. И, глядя в огоньки, горящие в фиалковых глазах, Иса впервые осознала, с чем они связались.
—Послушай,— начала она,— я даже не подозревала, что ты одна… одна из них.
—Думаешь, теперь это имеет какое-нибудь значение? Думаешь, это поможет вернуть Никки? Или бродяг, которые сгорели в доме у Рынка? Или же двух Крыс, которых я сбросила в реку?
—Нет, я просто…
—Настало время платить за музыку, Иса,— оборвала ее Берлин.— Ты знаешь, как это бывает?
Иса попыталась выскочить из комнаты, но Берлин оказалась для нее слишком стремительна. Она рванулась с кресла, обогнула Кровавую и встала в дверном проеме раньше, чем Иса успела завершить шаг. Один взмах руки — и запястье Исы онемело. Цепь с грохотом упала на пол. Еще взмах, на этот раз ноги,— и Иса повалилась на свою цепь, понимая, что у нее онемело все правое бедро.
—Кто за тобой стоит?— спросила Берлин.— Кто поставляет дурь?
Из рукава в руку Исы скользнул нож. Она неловко взмахнула им, однако Берлин просто отступила назад. Когда она уклонялась от удара, ее левая нога сделала неуловимое движение. Нож загрохотал по полу. Иса прижала сломанное запястье к груди, закусив от боли губу.
—Кто он, Иса?
—Ты что… издеваешься? Стоит мне раскрыть рот, и я покойница!
—А сейчас ты чем рискуешь? Мы тут с тобой что, в игрушки играем?
Берлин снова ударила ногой. Иса дернулась, но Берлин уже поняла, что ответа на свой вопрос она не добьется. Ответ скрывается совсем близко, в глубине серебристых глаз. За запертой дверью, которая не откроется, сколько бы боли ни пришлось вытерпеть Кровавой.
—Ладно,— сказала Берлин.— Полагаю, это имя — твое главное сокровище. Надеюсь, оно поможет тебе продержаться сегодняшнюю ночь.
—Что… О чем ты?— спросила Иса, уже зная ответ: все произойдет на старом вокзале.
—Ты меня оправдаешь.
—Я…
—Это не обсуждается,— бросила Берлин.— Ты восстановишь мое честное имя, и точка. И не думай, что сможешь улизнуть, когда мы покончим с этим. У меня такие союзники, что тебе и не снилось.
Но Иса уже взвешивала свои шансы на спасение. Она, конечно, сможет ее реабилитировать, но, господи, кто поверит Берлин, когда игра зашла так далеко? Да кто вообще станет ее слушать?
—Конечно,— проговорила Иса.— Все, что захочешь.
Берлин улыбнулась:
—Как ты легко согласилась, Иса. Не хочешь спросить меня, что это за союзники, а то еще по недомыслию решишь, будто тебе удастся вывернуться.
—Ладно, и что у тебя за союзники?
—На общем сборе будет и Собачий город. Думаешь, сумеешь выкрутиться? Думаешь, меня посмеют тронуть хоть пальцем, когда целая стая придет, чтобы охранять каждый выход и меня заодно?
Она видела, как уверенность окончательно покинула Ису, но не ощутила никакой радости. Как она уже сказала раньше, это не поможет воскресить мертвецов.
Протянув руку, Берлин рывком подняла Ису на ноги, дернув за кожаную куртку, и потащила к двери. Иса хваталась за стену, пытаясь устоять. Одна нога совершенно онемела, и Кровавая едва не падала. Берлин не дала ей прийти в себя. Она просто потащила ее за собой. Вниз по ступенькам. Через фойе. На улицу. И до самого бывшего вокзала.
Они услышали, как вдалеке часы на башне Мок-авеню пробили половину. До полуночи всего тридцать минут.
Скоро все останется позади, подумала Берлин. За исключением одного. Ей все равно придется иметь дело с призраком чужого прошлого.
Ей все равно придется иметь дело со Штырем.
XI
Полночь пришла и миновала.
Штырь медленно поднял голову и окинул взглядом крышу музея. Летучая мышь пронеслась мимо стремительной беззвучной тенью и исчезла. Штырь сжал полированные деревянные ножны катаны. Его разум блуждал по прошлому. Он видел красноглазого злобного дракона и человека, одетого в черный шелк. Видел, как взметнулся клинок, затем упал, такой же стремительный и беззвучный, как летучая мышь. Брызнула кровь. В ночном воздухе разлился ее горячий запах.
Крепко зажмурив глаза, Штырь медленно поднялся. Он заткнул катану за пояс и скользящей походкой покинул крышу. Пошел по лестницам вниз — еще один призрак в здании, полном призраков.
Выйдя на улицу, он остановился, ноздри раздулись, когда он втянул в себя неподвижный ночной воздух. Граньтаун хранил при себе свои тайны, однако Штырь безошибочно выбрал направление, развернулся и заскользил по улицам, направляясь к старому вокзалу на границе Собачьего города. Лабби беззвучно затрусила за ним вслед, но он не заметил хорька.
Он все еще скитался по прошлому, пытаясь достичь цели раньше, чем человек, одетый в черный шелк, погрузит катану в плоть дракона. Штырь ускорил шаг и стиснул зубы, петляя по тихим улицам. Давно уже пора исполнить свой долг, от которого он так долго отлынивал. Он сам не вполне понимал, как получилось, что он смог вернуться в прошлое, чтобы даровать Онису свободу теперь, хотя не смог сделать этого в другой жизни. Он знал только, что время пришло и он не может ее подвести. И не важно, в каком обличье она существует. Он сделает то, что должен был сделать давно.