вала Господу, но много недель он был болен, и у него кружилась голова. Брат Вилибальд и я вручили наши жизни милости Божьей, когда прибыли вместе с епископом Поппо в эту страну мрака, дабы проповедовать Евангелие и исцелять людей, но всё же было бы излишне принять мученичество ради нескольких старых зубов. Нам не позволяется даже выдернуть некоторые из них. Он запретил нам это под страхом смерти, ибо он не желает походить на одного старого короля Швеции, который скончался, посасывая молоко из рожка. Теперь вам известны те трудности и опасности, которые мы претерпеваем, со рвением проповедуя повсюду истинную веру. Брат Вилибальд самый мудрый целитель во всей бременской епархии, я тоже занимаюсь целительством, но, кроме того, я регент, а зовут меня брат Маттиас.
Он перевёл дыхание, отёр пот со лба и прикрикнул на рабов, чтобы они пошевеливались. Затем он продолжил:
— Но главная трудность, с которой мы столкнулись в этой стране, — здесь нет мощей, которые бы помогли нам исцелять людей. Нет даже хотя бы одного зуба святого Лазаря, облегчающего боль, который можно найти в самых отдалённых уголках христианского мира! Ибо миссионерам не позволяется брать с собой мощи, дабы они не были осквернены руками язычников. Мы вынуждены полагаться на наши молитвы, святой крест и земные способы исцеления, но иногда этого оказывается недостаточно. Никто из нас не сможет осуществлять исцеление духовное среди данов, пока у нас не будет мощей, а время этому ещё не пришло. Ибо вопреки тому, что здесь было убито три епископа и бесчисленное множество священнослужителей и тела некоторых из этих мучеников были преданы земле по христианскому обряду, Святая Церковь предписала, чтобы ни одна косточка епископа или великомученика не была вырыта, пока тело не пролежит в земле тридцать шесть лет. Но когда придёт это время, целителям здесь уже будет нечего делать.
Он покачал головой и грустно что-то пробормотал самому себе, но вскоре вновь воспрял духом.
— Но теперь я вижу, — заговорил он опять, — что Господь лишь подготавливал нас ко свершению великого чуда, и отныне мне, и брату Вилибальду будет легче. Правда, я нигде в Священном Писании не встречал упоминаний о том, что святой Иаков мог исцелять от зубной боли, но колокол, привезённый прямо с его могилы, должен обладать такой чудодейственной силой, что перед ним не устоит никакое зло, в том числе и зубная боль. Посему, предводитель, я не сомневаюсь, что вы посланы Богом для меня, брата Вилибальда и всех христиан в этой стране.
— Премудрый господин, — промолвил Орм, — как вы можете исцелить зубную боль колоколом? Мои люди и я побывали в дальних краях и повидали много удивительного, но такие чудеса нам не попадались.
— Насколько нам, сведущим целителям, известно, — ответил брат Маттиас, — есть два средства от зубной боли, и оба эти средства хороши. Что касается меня, и, думаю, брат Вилибальд согласится со мной, то я придерживаюсь мнения, что древнее предписание святого Григория наиболее действенно. Вскоре у вас будет возможность убедиться в этом.
К этому времени они дошли до земляного вала, обнесённого частоколом, и старый привратник открыл для них большие ворота, в то время как стража трубила в рог, оповещая, что прибыли гости. Врат Маттиас шёл впереди и ликующе распевал псалом: «Vexilla regis prodeunt».[11] За ним следовали Орм и Токи, сопровождаемые рабами, которые вместе с несколькими людьми с пристани тащили колокол.
За частоколом находилось множество домов, принадлежавших домочадцам короля. Ибо король Харальд жил гораздо более пышно, чем его отец, выставляя напоказ свои богатства. Он расширил и без того огромный пиршественный зал короля Горма, придав ему ещё больше роскоши и великолепия, и построил длинные дома для своих слуг и гостей. Окончание постройки кухни и пивоварни прославляли скальды, и знающие люди говорили, что они превышают величиной кухню и пивоварню короля в Уппсале. Брат Маттиас повёл их прямо к дому, где почивал король, ибо, состарившись, король Харальд проводил большую часть времени с женщинами или наслаждаясь своими сокровищами.
Это был высокий и длинный дом, но сейчас он был просторнее, чем в прежние дни, ибо епископ Поппо убеждал короля Харальда вести праведную жизнь христианина, и король отказался от услуг большинства своих женщин, оставив при себе лишь нескольких, самых молодых. Прежние его женщины, которые принесли ему детей, жили теперь за стеной замка. Но именно в то утро здесь царила суматоха, и множество людей, мужчины и женщины, в замешательстве бегали по дому. Некоторые из них остановились взглянуть на приближающуюся толпу, недоумевая, что это за люди, но брат Маттиас, прервав псалом, прошёл в королевский дом, а вслед за ним вошли Орм и Токи.
— Брат Вилибальд, брат Вилибальд! — закричал он. — Король, возрадуйся и восхвали Господа за чудо, которое Он сотворил ради тебя! Твоя боль вскоре исчезнет! Я подобен Саулу, сыну Киса, ибо я вышел за пиявками, но вместо них обрёл святыню.
Пока люди Орма с трудом втаскивали колокол в королевские покои, брат Маттиас принялся пересказывать всё, что случилось.
Орм и его люди учтиво приветствовали короля Харальда, глядя на него с любопытством, ибо сколько они себя помнили, его имя было у всех на устах, и им было странно видеть его, после стольких лет, старым и немощным.
Его ложе было у короткой стены, так что он находился лицом к двери. Ложе было очень высоким, на нём были навалены подушки и шкуры, и оно было такой ширины, что на нём могло поместиться три или четыре человека, не касаясь друг друга. Король Харальд сидел на краю его, обложенный подушками, закутавшись в мантию, отороченную мехом выдры, и на голове у него была жёлтая вязаная шапочка. На полу у его ног примостились две молодые женщины, а между ними стоял котёл с горячим углём. Каждая держала его ногу у себя на коленях и растирала от холода.
Самые невежественные люди, увидев его, сразу бы догадались, что перед ними великий правитель, несмотря на его нынешнее положение. В его круглых глазах было ожидание грядущих мучений, когда он обвёл взглядом людей, находящихся в его покоях, но наконец его взор остановился на колоколе. Он почти не обращал внимания на всё происходящее вокруг него, а только часто и прерывисто дышал, ибо боль на время оставила его, и он ожидал, что она вернётся и опять примется изводить его. Он был могучего телосложения, очень грузен, с широкой грудью и большим животом. У него было крупное, красное лицо с лоснящейся, гладкой кожей. Волосы у него были белыми, но густая борода, лежащая заплетёнными косами у него на груди, была жёлто-серой, а от нижней губы шла узкая прядь, которая совершенно пожелтела, и в ней уже не было седых волос. Рот у него был влажен от снадобий, которые он пил, дабы утихомирить боль, и оба его глазных зуба, знаменитые как своей длиной, так и своим цветом, блестели больше обычного, подобно клыкам старого кабана. Глаза у него были выпученные и налитые кровью, но в них, в широкой лобной кости и больших седых бровях таилось грозное величие.
Епископ Поппо не присутствовал при всём этом, поскольку он бодрствовал при короле всю ночь, молясь за него. Кроме того, ему пришлось выслушивать ужасные угрозы и богохульства, которые выкрикивал король, когда боль становилась особенно нестерпимой, и к утру он совсем выбился из сил и удалился немного отдохнуть. Но брат Вилибальд, который вместе с братом Маттиасом всю ночь приготавливал и опробовал различные снадобья, оставался на ногах и был ещё бодр. Это был маленький, сморщенный человек с большим носом, поджатыми губами и красным рубцом на лбу. Он усердно кивал, пока слушал рассказ брата Маттиаса обо всём, что случилось, и схватился руками за голову, когда увидел в дверях колокол.
— Это воистину чудо, — вскричал он пронзительным и ликующим голосом. — Подобно тому, как вороны принесли пищу пророку Илие, когда он был один в пустыне, эти путники прибыли к нам во спасение с помощью, ниспосланной с небес. Исцеление словом и молитвой помогло лишь на несколько минут, ибо, как только нетерпение заставит нашего господина открыть рот, боль вернётся опять. Так было всю ночь. Но теперь мы сможем исцелить его. Сперва, брат Маттиас, вымой-ка хорошенько колокол святой водой, затем переверни его на бок и промой его зев, ибо на поверхности я не вижу пыли, которая нам понадобится. Я затем смешаю эту пыль с остальными снадобьями.
Итак, они перевернули колокол на бок, и брат Маттиас протёр его зев тканью, смоченной в святой воде, которую он затем выжал в чашу. В колоколе было много пыли, и отжатая вода была почти чёрной, к великой радости брата Вилибальда. Затем брат Вилибальд принялся смешивать свои снадобья, всё это время произнося поучительные рассуждения для тех, кто с любопытством наблюдал за тем, что он делает.
— Древнее предписание святого Григория особенно действенно в подобных случаях, — говорил он. — Оно очень просто, и в приготовлении нет ничего, что следовало бы держать в тайне. Сок тёрна, жёлчь кабана, селитра и бычья кровь, щепотка конской редиски и несколько капель можжевёловой воды — всё это смешивается с равным количеством святой воды, которой обмывались мощи. Смесь необходимо держать во рту, пока не пропоют три стиха из псалма. Всё это следует трижды повторить. Это самое действенное средство против зубной боли, которое известно целителям. И оно никогда не обманывает ожиданий, при условии, что мощи были достаточно крепки. Апулианские целители старого императора Отто считали, что лягушачья кровь более действенна, нежели бычья, но мало кто придерживается этого мнения в наши дни. Кроме того, лягушачью кровь нелегко раздобыть зимой.
Он извлёк из своего сундука две железные бутыли, откупорил их, понюхал, покачал головой и послал несколько слуг на кухню за свежей жёлчью и бычьей кровью.
— В случаях, подобных этому, необходимо всё самое лучшее, — сказал он, — а раз уж у нас есть настолько чудодейственные мощи, то надо позаботиться и об остальных снадобьях.