Драконы моря — страница 22 из 76

Всё это заняло какое-то время, и казалось, что короля Харальда боль мучает уже меньше. Он взглянул на Орма и Токи, очевидно недоумевая при виде неизвестных в чужеземных доспехах, ибо они всё ещё были в красных плащах и с резными щитами Альманзора, а застёжки на шлемах опускались очень низко, прикрывая щёки и шею. Он сделал им знак, дабы они подошли поближе.

— Что вы за люди? — спросил он.

— Мы ваши люди, король Харальд, — ответил Орм. — Но прибыли мы сюда из Андалузии, где были на службе у Альманзора, великого правителя Кордовы, пока кровь не пролилась между нами и ним. Крок из Листера был нашим предводителем, когда мы отправились в поход на трёх кораблях. Многие погибли, и он тоже был убит. Я — Орм, сын Тости, вождя из Холмов в Сконе, и мы прибыли к вам с этим колоколом. Когда до нас дошла весть, что вы стали христианином, государь, мы решили, что это хороший дар для вас. Я не знаю, обладает ли он целебной силой, но на море он был нам верным помощником. Это самый большой из всех колоколов на могиле святого Иакова в Астурии, где мы были с нашим господином Альманзором, который особо ценил этот колокол.

Король Харальд молча кивнул, но одна из двух женщин, сидящих у его ног, обернулось, взглянула на Орма и Токи и поспешно произнесла по-арабски:

— Но имя Аллаха, Милостивого и Великодушного! Вы люди Альманзора?

Они оба посмотрели на неё, изумившись тому, что слышат этот язык при дворе короля Харальда. Она была красива на вид, с коричневыми большими глазами, широко расставленными на бледном лице, и чёрными волосами, падающими двумя тяжёлыми косами ей на грудь. Токи никогда хорошо не знал арабского, но прошло уже столько времени с тех пор, как он последний раз говорил с женщиной, что он решился вставить словечко и ответил:

— Ты родом из Андалузии, — сказал он. — Я видел там много женщин, подобных тебе, но не таких красивых.

Она быстро улыбнулась ему, показав белые зубы, но затем печально опустила глаза.

— Незнакомец, говорящий на моём языке, — промолвила она нежным голосом, — ты видишь, какую пользу принесла мне моя красота. Я, в которой течёт благородная кровь, рабыня у невежественных язычников, которые опозорили меня, сняв с меня покрывало, должна растирать гниющие ноги старого Синезубого. В этой стране нет ничего, кроме холода и мрака, звериных шкур и вшей, да еды, которую изрыгнули бы даже псы Севильи. Только в Аллахе я нахожу утешение моей ужасной участи, до которой меня довела моя красота.

— Мне кажется, ты слишком хороша для той работы, которую ты здесь исполняешь, — сказал Токи — Тебе следовало бы найти такого человека, который мог бы предложить тебе что-нибудь получше, чем пальцы своих ног.

Она опять лучезарно улыбнулась ему, хотя слёзы выступили у неё на глазах. Но в это время король Харальд гневно спросил:

— Кто ты такой, чтобы перешёптываться с моими женщинами?

— Я — Токи, сын Серой Чайки из Листера, — отвечал Токи, — и меч да проворный язык — всё, чем я обладаю. Я не намеревался выказывать своё неуважение к вам, государь, обратившись к вашей женщине. Она спросила меня о колоколе, и я ответил ей, а она сказала, что это дар, который принесёт тебе столько же радости, сколько и она приносит вам, да и пригодится не меньше.

Король открыл рот, чтобы ответить, но лицо его почернело, он издал рёв и повалился навзничь на подушки, так что две молодые женщины, сидевшие у его ног на корточках, упали на пол. Мучительная боль вновь вернулась к нему.

В спальных покоях возникло некоторое замешательство, и те, кто стоял ближе всех к королевской постели, отступили на несколько шагов назад на случай опасности. Но брат Вилибальд к этому времени приготовил своё снадобье и отважно направился к королю с улыбкой и ободряющими словами.

— Сейчас, сейчас, ваше величество! — сказал он и перекрестил сперва короля, а затем чашу со снадобьем, которую он держал в руке. Другой рукой он взял маленькую роговую ложку и пропел торжественным голосом:

Жестокая боль

сжигает тебя,

погасим её

целебной водой.

Изведаешь ты,

как боль проходит.

Король пристально посмотрел на него и его чашу, яростно фыркнул, затряс головой, застонал и в гневе заревел:

— Прочь от меня, поп! Прочь от меня со своими заклинаниями и причастием! Хальбьёрн, Арнкель, Грим! Хватайтесь за свои секиры и раздавите эту вошь!

Но эти люди часто слышали подобные приказы короля и остались недвижимы. Брат Вилибальд смело обратился к королю вновь:

— Потерпите, государь, сядьте и выпейте, ибо этот напиток преисполнен святой силы. Лишь три ложки, государь, и вам даже не придётся проглатывать их. Пой, брат Маттиас!

Брат Маттиас, который стоял за братом Вилибальдом с огромным распятием, затянул святой гимн:

Solve vincla revis

profer lumen caecis,

mala nostra pelle,

bona cuncta posce.[12]

Король, казалось, покорился, ибо он смиренно позволил приподнять себя на постели. Брат Вилибальд быстро поднёс ложечку смеси ко рту короля, в то время как все в спальных покоях замерли в ожидании. Король побагровел, приняв снадобье, но продолжал плотно сжимать губы. Затем, когда три стиха были пропеты, он покорно всё выплюнул, после чего брат Вилибальд, не прерывая пения, дал ему следующую ложечку смеси.

Все, кто находился тогда в спальных покоях, соглашались потом, что спустя несколько секунд, после того, как он принял вторую ложку, и прежде, чем стихи гимна были пропеты, король закрыл глаза и оцепенел. Затем он открыл их, сплюнул снадобье, глубоко вздохнул и потребовал пива. Брат Вилибальд прервал пение и с тревогой наклонился над ним.

— Лучше, наше величество? Боль прошла?

— Прошла, — произнёс король и опять сплюнул. — Твоё снадобье было кислым, но, кажется, оно оказалось действенным,

Брат Вилибальд воздел руки в радости.

— Осанна! Вскричал он. — Чудо свершилось! Святой Иаков внял нашим мольбам! Вознесите хвалу Господу, государь, ибо наступают лучшие времена! Зубная боль не будет больше омрачать ваш дух и не поселит тревогу в сердца ваших слуг.

Король Харольд кивнул головой и погладил конец своей бороды. Он схватил обеими руками огромный кубок, который подал ему слуга, и поднёс к губам. Сперва он глотал осторожно, боясь, что боль возвратится, затем увереннее, до тех пор, пока не опустошил кубок. Он приказал наполнить его вновь и предложил его Орму.

— Пей! — приказал он. — И прими нашу благодарность за помощь, которую ты оказал нам.

Орм принял кубок и стал пить. Это было самое лучшее пиво, которое ему когда-либо доводилось пробовать, крепкое и густое, такое, какое может себе позволить варить лишь король. И пил он его с удовольствием. Токи посмотрел на него и затем со вздохом сказал:

В горле першит давно,

ссохлось всё там, внутри.

Знаешь, целитель, сам,

пиво излечит всё.

— Если ты скальд, то ты должен выпить, — сказал король Харальд, — но после этого ты сложишь вису об этом.

Итак, кубок опять был наполнен для Токи, он поднёс его к губам и пил, всё дальше и дальше запрокидывая голову. И те, кто был в спальных покоях в тот день, согласились, что мало кто опустошал этот кубок так проворно. Затем он некоторое время раздумывал, вытирая пену с бороды, и наконец произнёс громким голосом:

Жаждал, на вёслах сидя,

жаждал, сражаясь в сече.

Слава потомку Горма,

что пива велел отведать!

Люди в спальных покоях хвалили вису Токи, а король Харальд сказал:

— Мало осталось хороших скальдов в наши дни, но ещё меньше тех, что могут сложить вису, не обдумывая её часами. Многие приходили ко мне, досаждали своими хвалебными песнями и зимовали в моих палатах, сопя над моим пивом и не произнося ничего нового, кроме того, что они сочинили заранее. Я люблю людей, которым висы даются легко и которые могут развлекать меня всякий день, когда я пирую. Ты, Токи из Листера, самый искусный из скальдов, которых я слышал с тех пор, когда Эйнар Скалаглам и Вигфус, сын Глума Убийцы, гостили у меня. Вы оба должны отпраздновать йоль у меня, и ваши люди тоже. Я угощу вас лучшим пивом, ибо вы заслужили его тем подарком, который вы привезли сюда.

Затем король Харальд широко зевнул, так как он был очень слаб после бессонной ночи. Он закутался поплотнее в свои меха, устроился поудобнее и приготовился к отдыху, а две молодые женщины легли по бокам постели. Его накрыли шкурами, брат Маттиас с братом Вилибальдом перекрестили его изголовье и пробормотали молитвы. Затем все оставили покои, и постельничий короля принялся расхаживать по двору замка, трижды выкрикивая: «Король Дании спит!»

Глава девятаяО том, как король Харальд Синезубый справлял праздник йоль

Множество знатных людей со всего севера съехались в Еллинге, дабы отпраздновать с королём Харальдом праздник йоль, поэтому за столом и в палатах почти не осталось свободных мест. Но Орм и его люди не были удручены этим, ибо им удалось продать своих рабов за хорошую цену ещё до начала праздника. Когда Орм поровну разделил выручку, его люди почувствовали себя богатыми и свободными, стали подумывать о возвращении в Листер, обсуждая между собой, вернулись ли два корабля Берси на родину, или же только они остались в живых после похода Крока. Но при этом они не возражали против того, чтобы остаться здесь до конца праздника, ибо им была оказана высокая честь, которая лишь умножила их славу.

Почётным гостем был сын короля Харальда, король Свейн Вилобородый,[13] который прибыл из Хедебю с большой свитой. Как и все сыновья Харальда, он родился от одной из наложниц короля, поэтому они недолюбливали и избегали друг друга. Тем не менее каждый йоль король Свейн отправлялся в Еллинге, и всем было известно почему. Ибо часто во время празднования йоля, когда было изобилие еды и пиво крепче, чем в обычное время года, случалось так, что старые люди умирали прямо за пиршественным столом либо в постели. Так было со старым королём Гормом, который находился без сознания два дня после йоля, пресытившись праздничной свининой, и затем умер. Король Свейн хотел быть поближе к королевской казне, если бы с его отцом случилось нечто подобное. Уже несколько лет он тщетно отправлялся в п