Место через три сиденья от епископа, а Токи через четыре, так как Орм попросил короля усадить его рядом с Токи на случай, если последний перепьёт вина и сделается опасен. Напротив них за столом сидели люди короля Свейна.
Епископ принялся читать молитву, но король Харальд приказал ему поскорее закончить. Затем они три раза подняли и осушили кубки: во славу Христа, за удачу короля Харальда и за возвращение солнца. Те из гостей, кто не был христианином, тоже осушили кубки за Христа, поскольку им не терпелось выпить пива, но некоторые из них начертали знак молота на кубках и прошептали имя Тора прежде, чем сделать глоток. Когда все пили за удачу короля Харальда, король Свейн захлебнулся пивом и закашлялся, на что Стирбьёрн спросил его, не слишком ли крепко сварено пиво и пришлось ли оно ему по вкусу.
Затем была принесена праздничная свинина, все разом замолчали, перевели дух, и многие распустили пояса, дабы сохранить силы до конца пира. И хотя кое-кто поговаривал, что король Харальд в старости не так щедр на золото и серебро, как это бывало в прежние дни, никто из празднующих йоль в его замке не мог упрекнуть его в том, что он скуп на мясо и пиво.
Сорок восемь хорошо откормленных жёлудями свиней забивались каждый йоль, и в обычае было, что если этого не хватало на весь праздник, гостей кормили досыта говядиной и бараниной. Челядь с кухни выстраивалась по двое, и каждая пара держала по большому дымящемуся котлу, за которыми несли корыта с кровяной колбасой. Их сопровождали мальчики-слуги, вооружённые длинными разветвлёнными вертелами, которыми они, когда котлы ставились у столов, вылавливали огромные ломти мяса и раздавали гостям по старшинству, так что каждый получил свою долю; кроме того, всем гостям доставалась кровяная колбаса в пол-локтя длиной. Затем на глиняных тарелках подавали хлебные лепёшки и обжаренную репу, а у подножья каждого стола выставлялся бочонок пива, дабы ничей кубок или рог не оставался пустым.
Когда котёл со свининой приблизился к Орму и Токи, они примолкли, пристально следя за мальчиком-слугой, вылавливающим куски мяса. Они с блаженством наблюдали, как он извлёк два прекрасных куска и положил им на тарелки, напомнив, как много времени прошло с тех пор, когда они последний раз пробовали столь прекрасное блюдо. И они изумились тому, что им удалось прожить так много лет в стране, где было запрещено есть свинину. Но, когда появилась кровяная колбаса, слёзы выступили у них на глазах, и они провозгласили, что никогда не ели столь достойной пищи с тех пор, как ушли в поход с Кроком.
— Это самый лучший запах, что мне приходилось осязать, — сказал Орм тихо.
— Это свинина с тимьяном, — добавил Токи сиплым голосом.
Он засунул колбасу в рот настолько глубоко, насколько это было возможно, откусил и принялся медленно пережёвывать. Затем он поспешно повернулся, схватил мальчика-слугу за полу одежды, когда тот собирался унести корыто к следующему столу, и сказал:
— Если это не противоречит приказу короля Харальда, дай мне ещё колбасы. Я провёл несколько лет и Андалузии, где не кормят так вкусно, как здесь, и все семь зим я желал лишь отведать кровяной колбасы, но её там не было.
— Нечто подобное происходило и со мной, — промолвил Орм.
Мальчик-слуга рассмеялся и заверил их, что у короля Харальда найдётся достаточно колбасы для каждого. Затем он положил каждому на тарелку по самому толстому куску, и они со рвением принялись за еду.
Некоторое время ни за столом короля, ни за остальными столами никто не разговаривал, кроме тех случаев, когда кто-нибудь требовал ещё пива или поднимал кубок, бормоча с набитым ртом хвалу королю Харальду.
Справа от Орма сидел юноша, который резал мясо ножом с отделанной серебром рукояткой. У него была светлая кожа и очень длинные, тщательно расчёсанные, красивые волосы. Он принадлежал к людям Торкеля Высокого и, очевидно, происходил из знатного рода, ибо его усадили за королевский стол вопреки тому, что у него ещё не было бороды. Кроме того, о его знатном происхождении говорил прекрасный наряд с серебряным поясом для меча. Когда все уже наелись вдоволь, он повернулся к Орму и сказал:
— Приятно сидеть на пиру рядом с людьми, которые много путешествовали на своём веку. Мне кажется, я слышал, что ты и твой сосед заплывали подальше, чем большинство из нас, здесь присутствующих.
Орм ответил, что это правда, ибо Токи и он провели шесть лет в Испании.
— По разным причинам, — добавил он, — наш поход продлился дольше, чем мы предполагали, и многие из тех, кто принял в нём участие, уже никогда не вернутся обратно.
— Наверное, многое приключилось с вами, о чём ты мог бы порассказать, — заметил юноша. — Я хоть и не побывал в столь дальних краях, как вы, но недавно ходил в поход, из которого тоже немногие возвратились.
Орм спросил, кто он такой и о каком походе он говорит.
— Я из Борнхольма, — ответил тот, — а зовут меня Сигурд. Отец мой — Буи Толстый, о котором ты, может быть, слышал. Я был с ним в битве при Хьорундарфьорде, когда он был убит. Я был взят в плен вместе с Вагном Акисоном и многими другими. Я бы не сидел здесь сегодня и не рассказывал бы тебе всё это, если бы не мои длинные волосы, ибо мои волосы спасли мне жизнь, когда отдан был приказ убить всех пленных.
К тому времени многие за столом съели свою долю, и выпитое пиво развязало всем языки. Токи присоединился к разговору и заметил, что то, что сейчас сказал борнхольмец, звучит необычно и его история многообещающая, ибо сам он всегда считал, что длинные волосы не могут быть преимуществом, а скорее являются помехой для воина. Торкель Высокий сидел и ковырял в зубах, так как это делали лишь самые знатные и учтивые люди, которые много путешествовали, повернув лицо в сторону и прикрыв рот ладонью. Он прислушивался к беседе и наконец заметил, что длинные волосы причинили много неудобств воинам и благоразумные люди всегда тщательно заплетали их прежде, чем надеть шлем. Но, добавил он, Сигурд Буисон поведает о том, как проницательный человек может воспользоваться длиной своих волос как преимуществом. Он надеялся, что каждому в пиршественной зале будет интересно послушать эту историю.
Король Свейн к этому времени уже развеселился, так как появление Стирбьёрна сперва привело его в уныние. Он сидел развалясь, откинувшись на спинку своего трона и обгладывая свиную ногу, кость от которой он бросил прямо на солому, покрывающую пол. Он с удовольствием заметил, что король Харальд, который был увлечён разговором со Стирбьёрном о женщинах, ест и пьёт больше других. Король Свейн тоже прислушивался к беседе за столом и вскоре присоединился к ней, заметив, что мудрый воин не забывает и о своей бороде, ибо если битва случается в ветреную погоду, борода может застлать ему глаза как раз в то время, когда он собирается отбить удар мечом или уклониться от летящего копья. Поэтому он всегда заботится о том, чтобы его борода была заплетена прежде, чем он вступает в битву. Но теперь ему бы хотелось послушать о том, как Сигурда Буисона спасли его длинные волосы, ибо людям, которые принимали участие в битве у Хьорундарфьорда, обычно есть что порассказать.
Епископ Поппо никак не мог справиться со всем, что ему было подано, а выпитое пиво вызвало у него икоту. Несмотря на это, он был способен изрекать что-то и присоединился к беседе, сказав, что был бы рад поведать историю о принце Авессаломе, чьи прекрасные длинные волосы послужили причиной его гибели. Это, пояснил он, хорошая и нравоучительная история записана в Святой Библии. Но король Свейн немедленно прервал его, сказав, что пусть он рассказывает подобные бредни женщинам и детям, если они его ещё слушают. По этому поводу у них возникла перепалка, но король Харальд промолвил:
— На таком празднике, как этот, который длится шесть дней, хватит времени каждому рассказать свою историю. Нет ничего лучше, чем слушать достойные рассказы, когда съедена первая доля и в кубке ещё осталось пиво. Ибо это помогает скоротать время, пока не сменились блюда, и препятствует ссорам за столом. Но я хотел бы сказать кое-что в защиту епископа. Он знает много достойных сказаний о святых, апостолах и королях, которые правили в восточных странах, ибо я сам слушал о них с удовольствием. Он рассказал мне много историй об одном из них, чьё имя было Соломон. Он был в большой милости у Господа и, кажется, был очень похож на меня, правда у него было больше женщин. Я думаю, что епископ должен сперва рассказать эту историю, пока он не осоловел от еды и питья, ибо праздничное пиво пьянит его не так, как нас, поскольку он ещё не привык к нему. Потом пусть и остальные люди расскажут, что приключилось у Хьорундарсфьорда, или Стирбьёрн расскажет о своём походе в Страну вендов. Кроме того, среди нас есть люди, которые умудрились побывать в Испании и привезли оттуда ко двору святой колокол, который сослужил мне хорошую службу. И я хотел бы услышать их историю, прежде чем праздник подойдёт к концу.
Все согласились, что король Харальд говорил мудро, и поступили так, как он предложил. Итак, вечером, когда внесли факелы, епископ рассказал историю о короле Давиде и его сыне Авессаломе. Он говорил громко, так что каждый мог его слышать, и так искусно, что всем, кроме короля Свейна, она понравилась. Когда епископ кончил, король Харальд заметил, что эта история очень поучительна и кое-кому следовало бы её запомнить, на что Стирбьёрн расхохотался и, подняв кубок, крикнул королю Свейну:
— Будь благоразумен, принц, обрати внимание на эту сагу и стриги свои волосы коротко, как это делают епископы.[15]
Это замечание пришлось по вкусу королю Харальду, который хлопнул себя по коленям и разразился таким хохотом, что сотрясалась вся скамья с его стороны стола. Когда его свита и люди Стирбьёрна увидели, что хозяин смеётся, все присоединились к нему, даже те, кто не знал повода для смеха, вскоре зал наполнился весельем. Но люди короля Свейна были недовольны. Сам он покраснел от гнева, закусил нижнюю губу,