— Не только норвежцы, — сказал Сигурд, — но и те люди Буи, что уцелели, долго пытались выловить золото. Многие пробовали подцепить его крюками, но ничего не вытаскивали. Один человек из Вика нырнул за ним, обвязав себя верёвкой, и никто его больше не видел. Тогда все мы решили, что Буи был из тех викингов, что держат свой клад при себе даже после смерти и не пощадит никого, кто покусится на него, ибо он был могущественным человеком и любил богатство. Мудрые люди ведают, что те, кто прибывает в Высоких Чертогах,[16] становятся ещё могущественнее, чем они были при жизни. Может, так случилось и с Буи, хотя он и не обитает в Высоких Чертогах, а лежит глубоко, на морском дне, рядом со своим золотом.
— Жаль, что пропало так много золота, — вздохнул Токи. Но, как ты говорил, даже самые смелые из людей не желали бы оказаться на дне морском, в крепких объятиях Буи.
На этом второй день празднования закончился.
На следующий день король Харальд пожелал услышать о том, что приключилось со Стирбьёрном в Стране вендов и Курляндии. Но Стирбьёрн сказал, что он плохой рассказчик. Тогда один исландец из его дружины вызвался поведать историю. Его имя было Бьёрн Асбрандсон, и, кроме того, что он был знаменитым воином, он был и великим скальдом в придачу, как многие выходцы из Исландии. Вопреки тому, что он был уже пьян, он умудрился тут же сложить несколько искусных вис во славу короля Харальда. Они были сложены размером, который назывался теглаг. Это был самый новый и самый сложный размер из всех, что выдумали исландские скальды. И его стихи были так хитро построены, что было трудно понять, о чём в них говорилось. Но все выслушали их и понимающе закивали, ибо человек, не понявший скальдическую песнь, считался никчёмным воином. Король Харальд похвалил висы и подарил скальду золотое кольцо. Токи опустил голову на руки и печально вздохнул. Он проворчал, что это стоящие висы, а он никогда не сможет складывать стихи, за которые получают в дар золотые кольца.
Другой исландец, которого некоторые люди называли Бьёрн Победитель людей из Брейдафьорда и который был уже два лета в дружине Стирбьёрна, также вызвался поведать истории о походах Стирбьёрна и обо всём примечательном, что с ним приключилось. Он был хорошим рассказчиком и говорил несколько часов, не прерываясь. Все знали, что всё, что он рассказывает, было правдой, ибо Стирбьёрн присутствовал здесь. Он привёл много примеров смелости Стирбьёрна и его великой удачи, а также поведал о богатой добыче, которую они захватили. Закончил он тем, что упомянул древнюю песнь о предках Стирбьёрна, начав её с богов и завершив его дядей, Эйриком, который теперь правил в Уппсале. К этой песне он приделал от себя несколько строк, в которых говорилось:
На север вскоре,
за первородством,
направит Стирбьёрн
полсотни стругов.
И, пьян победой,
повеселится
в чертогах предка
с дружиной храброй.
Эта виса была встречена с шумным одобрением, и многие повскакали на свои скамьи и пили за удачу Стирбьёрна. Стирбьёрн приказал наполнить дорогой кубок и пожаловал его скальду, промолвив:
— Это не та награда, исландец, которую ты получишь, когда я буду сидеть на троне в Уппсале. Там хватит добра каждому из моих дружинников, ибо мой дядя, Эйрик, очень алчен и скопил столько, что нам остаётся лишь открыть его ларцы. Когда наступит весна, я поплыву на север, дабы сделать это, и буду рад всем, кто пойдёт со мной.
У многих людей короля Харальда и короля Свейна воспламенилась кровь от подобных речей, и они вызвались идти с ним в поход, ибо молва о богатствах Эйрика ходила по всему северу. Кроме того, набеги на Уппсалу не совершались уже со времён Ивара Широкие Объятья. Ярд Сибби с Малых Островов был уже пьян, и ему было тяжело держать одновременно и кубок и голову, но он присоединился к большинству, проревев, что он пойдёт на пяти кораблях в поход со Стирбьёрном на север, ибо, сказал он, он уже начал деревенеть от старости, а мужчина должен умереть среди воинов, а не как вол на соломе. Король Харальд сказал, что он уже слишком стар, чтобы принимать участие в походе, и его дружина должна оставаться дома, дабы поддерживать мир в королевстве, но и он не останется в стороне, если его сын, Свейн, даст людей и корабли Стирбьёрну.
Король Свейн задумчиво сделал глоток, потеребил бороду и ответил, что ему не по силам предоставить людей и корабли, поскольку он не может пренебрегать обязанностями перед своими людьми, которых он должен защищать от саксов.
— Я думаю, что будет самым справедливым, — добавил он, — если мой отец даст всё необходимое, ибо он уже стар, и его людям нечего делать, кроме как ждать трапезы да слушать болтовню попов.
Король Харальд разразился гневом, и в зале поднялся шум и гам. Король сказал, что сразу видно, что Свейн был бы только рад, если бы его отец остался без защиты в Еллинге.
— Но будет так, как я прикажу! — крикнул он, и лицо его побагровело. — Ибо пока ещё я — король данов, я и только я! Итак, Свейн, ты дашь корабли и людей Стирбьёрну!
Услышав эти слова, король Свейн замолчал, ибо он боялся отцовского гнева. Кроме того, было очевидно, что многие из его людей охотно последовали бы за Стирбьёрном в Уппсалу. Тогда сказал Стирбьёрн:
— Меня очень радует то, — промолвил он, — с каким рвением вы пытаетесь помочь мне. Я думаю, что лучшим решением будет следующее: ты, Харальд, должен решить, сколько кораблей даёт мне Свейн, а ты, друг мой Свейн, решаешь, сколько даст мне твой отец.
Это предложение позабавило всех пирующих, и благодаря этому все позабыли про ссору. Наконец было решено, что Харальд и Свейн дают по двенадцати кораблей с людьми каждый, а Стирбьёрн, кроме того, уговорит людей из Сконе пойти к нему на службу. За это Харальд и Свейн получат свою долю из сокровищ короля Эйрика. На этом закончился третий день пира.
На следующий день, когда доели праздничную свинину, на столах появились капустный суп и баранина, и все согласились, что кушанье было отменным. Вечером один человек из Халланда поведал о свадьбе в Смоланде, на которой он присутствовал. Во время торжеств возник спор из-за лошадей, и люди схватились за ножи, в то время как невеста, её подружки и служанки радостно смеялись, наблюдая за ними, и всячески подбадривали противников поскорее решить дело. Но, когда невеста, которая происходила из известной семьи, увидела, что один из родичей жениха выколол глаз её дяде, она сняла со стены факел и бросила его в жениха так, что у того загорелись волосы. Одна из подружек невесты, не теряя присутствия духа, проворно натянула свою нижнюю юбку на голову жениху и плотно её прижала, спасая ему тем самым жизнь, хотя он ужасно кричал, а голова его была чёрной и покрыта ожогами. В это время огонь перекинулся на солому, устилавшую пол, где лежали двенадцать пьяных или раненых человек, которые сгорели заживо. Эта свадьба была признана лучшей из тех, что справляли в Смоланде за последние годы, и запомнилась она надолго. Жених и невеста живут вместе в мире и согласии, хотя он и остался лыс на всю жизнь.
Когда эта история была закончена, король Харальд сказал, что ему приятно слышать о том, какое веселье царит в Смоланде, ибо большинство из них — угрюмые и ненадёжные люди. Затем он заметил, что епископ Поппо должен всегда в своих молитвах благодарить Бога за то, что его послали в Данию, где люди знают, как подобает себя вести, ведь он бы мог попасть к таким грубиянам, как люди из Смоланда.
— Завтра, — заключил он, — давайте послушаем о стране Андалузии и о том, что приключилось с Ормом, сыном Тости, и Токи, сыном Серой Чайки, во время их похода. Я думаю, что это позабавит вас всех.
Так закончился этот вечер.
На следующее утро Орм и Токи обсуждали, кому из них рассказывать историю.
— Ты наш предводитель, — говорил Токи, — стало быть, тебе и рассказывать.
— Но вы вышли в поход без меня, — отвечал Орм. — Кроме того, ты лучший рассказчик, чем я. Наконец-то у тебя появился повод вдоволь поболтать языком, ведь я заметил, что ты с трудом выслушивал все эти истории, и тебя так и подмывало вставить словечко.
— Я не боюсь того, что я буду плохо говорить, — сказал Токи, — ибо думаю, что язык у меня подвешен не хуже, чем у других. Беспокоит меня то, что я не смогу довести историю до конца, не сдобрив её пивом, ибо у меня пересыхает горло, а то, что приключилось с нами, не расскажешь в двух-трёх словах. Мне удалось держать себя в руках четыре дня, и каждый вечер я мирно покидал королевский стол трезвым. Так или иначе, мне давалось это нелегко, хотя у меня было мало поводов вмешиваться в разговор. Будет досадно, если меня опять охватит уныние и люди будут говорить, что я неучтивый человек, недостойный сидеть за королевским столом.
— Хорошо, — промолвил Орм, — будем надеяться на лучшее. Но даже если ты напьёшься, я не думаю, что такое прекрасное пиво, какое подают у короля Харальда, сделает тебя опасным и придирчивым.
— Будь что будет! — ответил Токи и с сомнением покачал головой.
Итак, в тот вечер Токи поведал историю о походе Крока и обо всём, что приключилось с ними во время путешествия. Он поведал о том, как к ним присоединился Орм, как они обнаружили в море иудея, как они взяли приступом и опустошили крепость в королевстве Рамиреса, о морском сражении между ними и андалузцами и о том, как они сделались рабами на галерах. Затем он рассказал о том, как погиб Крок, как они освободились от рабства, какую службу им сослужил иудей, и о том, как они получили в дар мечи от Субайды.
В этом месте рассказа и король Харальд, и Стирбьёрн пожелали взглянуть на мечи. Орм и Токи передали через стол Голубой Язык и Красную Скулу. Король Харальд и Стирбьёрн вынули их из ножен и взвесили на руке, тщательно осмотрев, и оба согласились, что никогда в жизни не видели мечей прекрасней, чем эти. Затем мечи пустили вдоль всего стола, ибо гостям хотелось осмотреть оружие. Орм беспокойно ёрзал, пока не получил Голубой Язык и пояс обратно, ибо он чувствовал себя почти голым без меча.