Епископы содрогались, крестились и соглашались, что нет смысла уговаривать подобного человека.
Но они возлагали большие надежды на Гудмунда, ибо он был дружелюбен и весел с ними и, казалось, слушал всё, что они говорили, с любопытством. Иногда, когда он был пьян, он даже благодарил их за хорошие речи и за заботу о его духовном благосостоянии. Но он ещё ни на что не решился, и поэтому епископ Лондона пригласил его к себе, надеясь уговорить окончательно.
Перед Гудмундом стояли всевозможные яства и пиво, и когда он наелся досыта, музыканты епископа принялись играть для него так красиво, что слёзы покатились по его бороде. Затем епископ взялся увещевать его, осторожно подбирая слова. Гудмунд слушал, кивал и, наконец, признал, что многое привлекает его в этом христианстве.
— Ты хороший человек, — сказал он епископу. — Ты радушен и мудр, пьёшь подобно воину, а твои речи приятно слушать. Я бы хотел исполнить твою просьбу, но ты должен знать, что просишь меня о немалом одолжении. Ибо будет плохо, если я вернусь домой и все домочадцы и соседи будут насмехаться над тем, что я купился на болтовню попов. Но всё же я думаю, что такой человек, как ты, обладает большой силой и посвящён во многие тайны. У меня есть вещь, которую я недавно нашёл, и я бы хотел, чтобы ты прочёл над ней одну из своих молитв.
Он вытащил из-под рубахи маленький золотой крест и поднёс к носу епископа.
— Я нашёл это в доме одного богатого человека, — сказал он. — Это стоило мне жизни двух человек, и красивее вещицы я никогда не видел. Я хочу передать её своему маленькому сыну, когда вернусь домой. Его имя — Фольки, а женщину, его мать, зовут Фильбютир. Он крепкий маленький сорванец и особенно любит серебро и золото, а если он хоть раз возьмёт что-нибудь в руки, этого у него никогда уже не отнимешь. Он сойдёт с ума от восторга, когда увидит этот крест. Было бы хорошо, если бы ты благословил его и сделал бы так, чтобы он приносил удачу. Ибо я хочу, чтобы мой сын стал богатым и могущественным, дабы он мог сидеть в своём доме и люди воздавали бы ему почести, чтобы у него был хороший урожай, а его скот жирел с каждым днём. Я хочу, чтобы он не был вынужден выходить в море, дабы прокормить себя, грабя чужеземцев.
Епископ улыбнулся, взял крест и пробормотал что-то над ним. Довольный Гудмунд засунул его обратно под рубаху.
— Ты вернёшься домой богатым человеком, — сказал епископ, — благодаря доброте короля Этельреда и его любови к миру. Но ты должен верить мне, когда я говорю, что твоя удача будет ещё больше, если ты придёшь к Христу.
— У человека не может быть слишком много удачи, — сказал Гудмунд, задумчиво дёргая бороду. — Я уже решил, какую землю я куплю у соседа, когда вернусь домой, и что за дом я на ней построю. Он будет большим, со многими покоями, сложенный из хорошего дуба. Чтобы иметь такой дом, придётся заплатить много серебра. Но если после постройки дома в моём ларце ещё останется много серебра, я не думаю, что кто-нибудь будет смеяться надо мной, в какую бы веру я ни обратился. Итак, пусть будет так, как ты хочешь. Ты можешь крестить меня, и я буду верить в Христа остаток дней моих, если ты увеличишь мою долю серебра от короля Этельреда на сто марок.
— Странно слышать подобное условие, — мягко сказал епископ, — из уст человека, который решил войти, в Христово братство. Но я не виню тебя, ибо наверняка тебе незнакомы слова: «Блаженны нищие», и я боюсь, что пройдёт немало времени, прежде чем я объясню тебе истинность этих слов. Ты должен помнить, что ты и так получишь столько серебра от короля Этельреда, сколько тебе не сможет предложить ни один человек. И хотя наш король велик и могуществен, всё же его казна не бездонна. Не в его власти выполнить твоё условие, даже если бы он и согласился принять его. Я полагаю, что могу пообещать тебе крещенский подарок в двадцать марок серебра, но это самое большее, что я могу предложить, хотя ты и предводитель. Кроме того, король может посчитать это излишним. А теперь я прошу тебя отведать напиток, который я приказал приготовить для тебя, и я знаю, что такого напитка нет в твоей стране. Это горячее вино, смешанное с мёдом, куда добавлены редкие пряности с Востока, которые называются корица и кардамон. Люди сведущие говорят, что ни один напиток так не приятен нёбу, как этот; кроме того, он быстро развевает уныние и тяжёлые мысли.
Гудмунду напиток показался хорошим и благотворным, тем не менее предложение епископа показалось ему недостаточным. Он не будет, пояснил он, жертвовать своим добрым именем ради такой мелочи, как эта.
— Но, дабы сохранить нашу дружбу, я пойду на уступку, — сказал он. — Я сделаю это за шестьдесят марок, не меньше. Иначе я продешевлю.
— Я испытываю к тебе не меньшую дружбу, — ответил епископ, — и моё желание обратить тебя в христианство, дабы ты пользовался теми благами, которое даёт нам Царство Небесное, таково, что я бы даже опустошил свою собственную казну, чтобы удовлетворить твою просьбу. Но я владею столь малыми богатствами земными, что могу добавить к тому, что я уже пообещал, ещё десять марок.
В это время за дверями послышалась суматоха и в покои ворвался Орм с братом Вилибальдом в одной руке и двумя слугами на другой, которые кричали, что епископа нельзя беспокоить.
— Святой епископ, — сказал он. — Я Орм, сын Тости, с Холмов в Сконе. Я один из предводителей корабля Торкеля Высокого. Я желаю, чтобы меня окрестили, и, кроме того, хочу сопровождать вас в Лондон.
Епископ смотрел на него с изумлением и некоторой тревогой. Но когда он убедился, что Орм не одержим, не пьян, он спросил, что означает его просьба, ибо он не привык, чтобы к нему врывались норманны и просили о чём-либо.
— Я желаю находиться под защитой Господа, — ответил Орм, — ибо моё положение хуже, чем у других людей. Этот священник объяснит вам всё лучше, чем я.
Брат Вилибальд прежде всего попросил прощения у епископа за вторжение. Его принудил к нему, пояснил он, этот свирепый язычник, который притащил его мимо бдящих слуг, несмотря на то, что он возражал и сопротивлялся, ибо понимал, что епископ занят куда более важными делами.
Епископ дружелюбно ответил, что не должен более заниматься делами, и указал на Гудмунда, который, допив последний кубок пряного вина, заснул на своём сиденье.
— Я долго убеждал его сделаться христианином, — сказал он, — но у меня ничего не вышло, ибо его душа всецело поглощена земными побуждениями. Но Господь послал мне другого язычника вместо него, который к тому же пришёл сам, не дожидаясь, когда его призовут. Добро пожаловать! Готов ли ты присоединиться к нашему братству?
— Готов, — ответил Орм, — ибо я уже служил пророку Магомету и его богу и полагаю, что ничего не может быть опаснее этого.
— Магомету и его богу? — осведомился епископ у брата Вилибальда. — Что это значит?
Орму и брату Вилибальду пришлось всё объяснить. Епископ объявил, что за всё это время он видел много грехов и тёмных злодеяний, но никогда ещё не видел человека, служившего Магомету. Когда подоспела святая вода, епископ окунул туда маленькую веточку, встряхнул ею над Ормом и пропел молитвы об изгнании злого духа. Орм побледнел и позже сказал, что ему было трудно вынести это обрызгивание водой, поскольку всё его тело содрогнулось, а волосы на шее стали дыбом. Епископ продолжал обрызгивать его некоторое время, затем прекратил и сказал, что этого достаточно.
— Ты не корчишься в судорогах, — сообщил он Орму, — у тебя не выступила пена на губах, и я не чую неприятного запаха, исходящего от твоего тела. Всё это означает, что злой дух оставил тебя. Возблагодари Господа за это!
Затем он брызнул немного на Гудмунда, который немедленно вскочил на ноги, проревел, что надо обогнуть подводные камни, но затем рухнул обратно на свою скамью и захрапел.
Орм отёр воду с лица и спросил, было ли это крещением.
Епископ ответил, что есть существенная разница между крещением и этим обрядом и что любому человеку легко позволить пройти обряд крещения, но не тому, кто служил Магомету.
— Прежде всего ты должен отречься от лжебогов, — промолвил он, — и признать Отца, Сына и Святого Духа. Кроме того, ты должен обучиться христианской доктрине.
— Мне не от кого отрекаться, — ответил Орм, — и я готов связать свою жизнь с Богом, Его сыном и их Духом. Что касается христианской доктрины, то я о ней уже много чего слышал от монахов в Ирландии, затем при дворе короля Харальда и от своей старой матери дома. Теперь я узнал больше о ней от этого маленького священника, моего друга, который поведал мне многое о Сатане. Так что, я думаю, я знаю обо всём этом не меньше других.
Епископ одобрительно кивнул и сказал, что ему отрадно это слышать и что не часто встретишь язычника, который охотно бы слушал так много об этих вещах. Затем он потёр нос, бросил задумчивый взгляд на Гудмунда и опять повернулся к Орму.
— Есть ещё одно препятствие, — произнёс он медленно и чрезвычайно торжественно. — Ты погряз в грехе больше, чем кто-либо, с кем мне приходилось иметь дело, ибо ты служил лжепророку, самому могущественному вождю Сатаны. Если после этого ты всё же хочешь познать Бога живого, ты должен принести дар Ему и Его Церкви, дабы показать, что твоё раскаяние искренне и ты навсегда оставил сей ложный путь.
Орм ответил, что ему кажется это очевидным, что он должен подарить что-то, дабы вернуть свою удачу и заручиться поддержкой Господа. Он спросил епископа, что бы могло показаться подобающим подарком.
Это зависит от того, какой крови этот человек, насколько он богат и насколько значительны его прегрешения. Однажды мне довелось крестить одного датского вождя, который приехал сюда за наследством. Он отдал пять быков, анкер[18] пива и двенадцать фунтов воска Церкви Господней. В древних рукописях можно прочесть о людях знатного рода, которые давали десять или даже двенадцать марок серебра и, кроме того, отстраивали церковь. Но они крестились сами и с ними их домочадцы.