и благословенным епископам за то, что они помогли нам.
Затем они прошли изгиб реки и увидели на правом берегу Лондон. Вид его заставил викингов лишиться дара речи от восхищения, ибо город был так велик, что они не видели конца ему. Священники сообщили им, что насчитали тридцать тысяч людей, живущих в нём. Многие викинги не могли понять, что заставило людей жить в такой тесноте, где нет ни скота, ни полей для него. Но самые мудрые из всех сказали, что горожане — это самый хитрый и коварный народ, поскольку они отбирают пропитание у честных крестьян, не прикасаясь к плугу или цепу. Мудрейшие люди на корабле настаивали, что отважные мореходы должны наведаться к ним и лишить их всего того, что они украли у других людей. Итак, все зачарованно смотрели на город, пока корабль пересекал устье реки, и думали о том, что там наверняка можно захватить богатую добычу.
Но Орм и Рапп Одноглазый заметили, что видели города и побольше, и этот — всего лишь деревня в сравнении с Кордовой.
Они шли на вёслах к огромному мосту, построенному из толстых стволов дерева, который был так высок, что самый большой корабль мог пройти под ним, не убирая мачты. Множество людей высыпало поглазеть на них, и многие кричали что-то о язычниках и дьяволе. Но они тут же прервали поток оскорблений, когда увидели епископов, которые сообщили им, что с людьми с моря заключён мир. Когда корабль стал подходить к берегу, многие столпились вокруг, дабы поближе взглянуть на чужеземцев. Когда викинги увидели среди них нескольких красивых молодых женщин, они принялись горланить, чтобы те поспешили к ним на борт, где они обещают им хорошие подарки, серебро, отважных людей, которые будут забавлять их, и множество попов, которые отпустят им все грехи. Одна, две женщины застенчиво захихикали и ответили, что они бы и исполнили их просьбу, да больно далеко придётся прыгать, за что их немедленно оттаскали за косы разгневанные домочадцы, которые посулили им розог за то, что те вступили в непристойную беседу с язычниками.
Брат Вилибальд печально покачал головой и заметил, что молодые люди теперь очень испортились. Рапп тоже, стоя у кормила, покачал головой, когда они прошли под мостом, и угрюмо пробормотал, что в любом краю женщины заняты одинаково бесполезной болтовнёй.
— Им надо бы придержать язык за зубами, — сказал он, — и сразу прыгнуть, как было сказано.
Теперь они приближались к Вестминстеру и уже могли различить высокие шпили, поднимающиеся над деревьями. Епископы опять облачились в торжественные одеяния и вместе со священниками принялись распевать древний гимн, который обычно пел святой Колумбанус, когда крестил язычников. Был тихий вечер, и их голоса далеко разносились над водой.
Пение прекратилось, лишь когда они развернули корабль правым боком и прикрепили к одной из свай у красных стен Вестминстера.
Глава третьяО женитьбе, крещении и серебре короля Этельреда
Король Этельред Неразумный мрачно сидел в Вестминстере в окружении советников, ожидая исхода переговоров с норманнами. Он собрал все свои дружины отчасти для того, чтобы они охраняли его в это опасное время, а отчасти для того, чтобы быть начеку, ибо люди в Лондоне уже начали роптать после поражения англичан в битве у Мэлдона. Он взял с собой архиепископа, дабы тот помогал и поддерживал его, хотя последний с трудом справлялся с возложенными на него обязанностями. Беспокойство короля так возросло, когда посланники отбыли, что он прекратил охотиться, перестал посещать обедни и избегал женщин. Большую часть времени он давил мух, и был очень искусен в этом.
Но, когда он услышал, что посланники возвратились, заключив мир, он воспрял духом, а когда они сообщили ему, что с ними прибыли предводители викингов, дабы принять здесь крещение, его волнение не знало границ. Он немедленно повелел звонить во все колокола в городе и приказал принять чужеземцев как можно лучше. Но при вести о том, что на кораблях находятся две сильные викингские дружины, им вновь овладело беспокойство, и он не знал, следует ли ему торжествовать или опасаться. Он скрёб бороду, и советовался со своими священниками и придворными, пока наконец не было решено, что можно позволить викингам расположиться лагерем на полях, вне города, но им должно быть запрещено вступать в городские ворота, где необходимо усилить стражу. Кроме того, следует объявить во всех церквях и соборах, что язычники всем войском подошли к Лондону, дабы принять там крещение, чтобы люди, услышав эту весть, воздали хвалу Господу и королю за случившееся чудо. На следующее утро, добавил король, он примет посланников, и они могут привести с собой тех вождей, которые собираются креститься.
Викинги отправились обустраивать лагерь, и их снабдили всем, что может понадобиться королевским гостям. Вскоре там затрещали большие костры, громко ревел скот под ножами мясников, и возник большой спрос на белый хлеб, сыр из овечьего молока, пироги с яйцами, мёд, свежую свинину и лучшее пиво, которое пили лишь король и епископы. Люди Орма были более буйными, чем люди Гудмунда, и более взыскательны в своих требованиях, ибо они полагали, что раз они собираются креститься, то у них есть право воспользоваться всем самым лучшим.
Но Орм был занят своими мыслями, а не чревоугодием и собирался пойти в другую часть города с братом Вилибальдом, с которого он не спускал глаз. Он всё время тревожился, не попала ли Ильва в какую-нибудь беду, и не очень-то верил, вопреки всем уверениям брата Вилибальда, что ему удастся найти её целой и невредимой. Он не сомневался, что она уже дала слово другому, или уехала отсюда, или была увезена, или король Этельред, который был известен своим пристрастием к женщинам, заметил её красоту и принудил стать его наложницей.
Они беспрепятственно прошли через городские ворота, ибо стража не преградила вход чужеземцу в сопровождении священника, и брат Вилибальд повёл Орма к великому аббатству, где на правах гостя и находился епископ Поппо. Он как раз только что вернулся с вечерни и выглядел более старым и измождённым, чем в те дни, когда Орм видел его при дворе короля Харальда. Но его лицо засветилось от радости, когда он увидел брата Вилибальда.
— Хвала Господу, ты благополучно вернулся! — промолвил он. — Ты долго отсутствовал, и я стал бояться, не постигла ли тебя неудача. Я многое желал бы услышать от тебя. Но кто этот человек, которого ты привёл с собой?
— Мы сидели за одним столом в покоях короля Харальда, — сказал Орм, — и вы ещё поведали историю о королевском сыне, который был повешен на собственных волосах. Но с тех пор многое успело произойти. Меня зовут Орм Тостисон, и я прибыл в эту страну на своём корабле под предводительством Торкеля Высокого. Сюда я приехал, дабы принять крещение и найти свою женщину.
— Он был последователем Магомета, — охотно вставил брат Вилибальд, — но теперь желает отказаться от своей преданности Дьяволу. Это тот человек, которого я исцелил в последнее Рождество у короля Харальда, когда он сражался на мечах в пиршественной зале перед пьяными владыками. Это он и его друг угрожали копьём брату Маттиасу, который пытался проповедовать им христианскую доктрину. Но теперь он пожелал принять крещение.
— Во имя Отца, Сына и Святого Духа! — с тревогой в голосе провозгласил епископ. — Служил ли этот человек Магомету?
— Епископ Лондона очистил его и окропил святой водой, — успокаивающе сказал священник, — и убедился, что в нём не осталось злого духа.
— Я приехал, дабы найти Ильву, дочь короля Харальда, — нетерпеливо произнёс Орм. — Она дала слово, что станет моей женой, и была обещана мне ещё королём Харальдом…
— Который уже умер, — добавил священник, — позволив язычникам начать войну друг против друга в Дании.
— Ваше Святейшество, — промолвил Орм, — я бы хотел немедленно её видеть.
— Этот вопрос не может быть решён так просто, — сказал епископ и пригласил всех садиться.
— Ради неё он приехал в Лондон со своей дружиной и готов принять крещение сам и окрестить остальных, — сказал брат Вилибальд.
— И он служил Магомету? — вскричал епископ. — Это воистину великое чудо. Господь дарует мне мгновения счастья, хотя и назначил мне окончить свои дни в изгнании, не завершив начатого мною служения.
Он приказал своим слугам принести пива и расспросил о вестях из Дании и о том, что произошло у Мэлдона.
Брат Вилибальд достаточно долго отвечал ему, и Орм, несмотря на своё нетерпение, иногда вставлял своё слово при упоминании о событиях, в которых принимал участие.
Когда они поведали епископу всё, что знали, тот повернулся к Орму и спросил:
— Теперь ты приехал, дабы забрать мою крёстную дочь Ильву? У тебя немало честолюбия, раз ты добиваешься королевской дочери. Но я слышал, что девушка сама решает, что ей нужно, ведь, слава Богу, у неё на всё есть своё мнение.
Он покачал головой и молча чему-то улыбнулся.
— Она задумала свести старика в могилу, — продолжал он, — но если тебе удастся справиться с ней, значит, ты мудрее, чем я и чем добрый король Харальд. Но неисповедимы пути Господни, и, когда ты примешь крещение, я не буду тебе препятствовать. Ведь её замужество снимет тяжёлое бремя с моих старых плеч.
— Мы долго были разлучены друг с другом, — сказал Орм. — Не прячьте её от меня долее.
Епископ в замешательстве потёр нос и заметил, что ему понятно рвение молодого человека, но час уже поздний, и не лучше ли им встретиться после обряда крещения. Но в конце концов он позволил убедить себя, вызвал одного из своих дьяконов, приказал ему поднять четверых людей и пойти с ними к леди Эрментруде, передать ей приветствие от епископа и, извинившись за столь позднее время, попросить у неё дозволения привести к нему дочь короля Харальда.
— Я сделал всё, чтобы она не попадалась на глаза мужчинам, — продолжал он, когда дьякон оставил покои, — что было необходимо, ибо здесь остановился король со своим двором и всем своим войском. Она живёт вместе с монахинями святой королевы Берты как гостья, но успела уже причинить множество хлопот, хотя сёстры обращаются с ней очень нежно и с любовью. Дважды она пыталась убежать, ибо, как она сказала, жизнь здесь казалась ей скучной, а однажды, не так давно, она воспламенила страстью сердца двух молодых людей из хороших семей, которые увидали её в монастырском саду, и им даже удалось коротко перемолвиться с ней о чём-то. Страсть их была столь велика, что рано утром они пробрались в монастырь в сопровождении слуг и споспешников и затеяли поединок на мечах в монастырском саду за право обладать ею. Они сражались так яростно, что вскоре их обоих пришлось унести прочь, и их ужасные раны сильно кровоточили, в то время как она сидела у окна и смеялась. Поведение подобного рода неприемлемо в монастыре, ибо оно может осквернить души благочестивых сестёр и причинить им великое зло. Но я полагаю, что она держит себя так из безрассудства, а не из злых помыслов.