Орм некоторое время размышлял над его словами. Затем он ответил, что человек со сломанной ключицей не получит ничего, поскольку сам виноват в нанесённом ему увечье.
— Этому глупцу повезло, — сказал он, — что Рапп, как и я, чтит заповеди Божьи, иначе этот человек уже ни на что бы не сетовал. Его счастье, что он так легко отделался. Но в твоих словах есть справедливость, и поэтому я дам тебе выкуп. Если ты поедешь со мной в Гронинг, я отведу тебя к святому целителю, одному из моих домочадцев. Он самый искусный и мудрый целитель во всём мире и быстро избавит тебя от боли в ногах. Этот человек настолько свят, что, когда он исцелит тебя, ты почувствуешь, что твои ноги стали крепче, чем прежде. А само то, что тебя лечил человек, который долгое время был целителем короля Харальда, лишь приумножит славу и уважение, которыми пользуется твоё имя.
Они какое-то время спорили между собой, но в конце концов Гудмунд согласился поехать с Ормом в Гронинг. Там отец Вилибальд смазал его ноги целебными мазями и перевязал их, в то время как Гудмунд докучал ему расспросами о короле Харальде. Но когда священник попытался поведать ему о Христе и преимуществах крещения, Гудмунд разозлился и приказал священнику придержать язык за зубами и никогда не говорить с ним об этом. Ибо, проревел он, если станет известно, что он купился на подобную болтовню, это нанесёт больший вред его славному имени, чем весть о том, как он висел на перекладине, и люди никогда не перестанут смеяться над ним.
Когда он собирался отправиться в обратный путь, получив плату за хмель и сено, он сказал:
— Я не хочу, чтобы между нами была кровная вражда, но, если мне представится случай расквитаться с тобой за ту обиду, которую ты нанёс моему дому, будь уверен, я не упущу его. Может быть, пройдёт много времени, прежде чем такой случай представится, но я из тех людей, кто ничего не забывает.
Орм взглянул на него и улыбнулся.
— Я уже знаю, что ты опасен, — сказал он, — ибо ты сам сообщил мне об этом. Но я не думаю, что твой обет помешает мне спокойно спать по ночам. Но знай, что если ты причинишь мне зло, то я окрещу тебя, даже если для этого мне придётся держать тебя за уши и за ноги.
Отец Вилибальд был удручён разговором с Гудмундом и объявил, что всё его служение на севере обречено на неудачу. Но Ильва утешила его, заверив, что ему будет легче, когда Орм выстроит церковь. Орм сказал, что исполнит свой обет, но сперва необходимо отстроить дом, что он пообещал сделать как можно быстрее. Он с охотой взялся за дело, послав людей в лес валить деревья и подтаскивать их к усадьбе, где сам обрубал их во всю длину топором. Он дотошно осматривал деревья, выбирая лишь тонкие стволы, в которых не было трещин и других изъянов, ибо хотел, как он сказал, чтобы получился красивый и прочный дом, а не просто лесная лачуга. В имение Асы входила и земля, которая находилась у изгиба реки, окружённая водой с трёх сторон. Земля была твёрдой, и её не затопляла река. Места было достаточно, он с радостью принялся за работу, и чем дальше продвигался, тем честолюбивее становились его замыслы. В доме был отгороженный очаг с дымовой заслонкой в крыше, точно такой же, какой он видел в замке короля Харальда, крыша была сложена из молодого, очищенного от коры ясеня и покрыта слоем березовой коры. Затем он сложил пивоварню, сарай для скота и амбар. Постройки были очень большими, и не было в тех краях строений красивее этих. Когда всё было закончено, Орм объявил, что самое необходимое построено и теперь он готов приступить к закладке церкви.
Той весной Ильве пришло время родить. И Аса, и отец Вилибальд окружили её вниманием и заботой. Им было о чём похлопотать, и они приложили множество усилий, дабы исполнить все свои обязанности. Роды были трудными. Ильва страшно кричала, что лучше было бы уйти в монастырь и сделаться монахиней, чем выносить такую боль. Но отец Вилибальд положил ей распятие на живот, пробормотал над ней молитвы, и она разрешилась близнецами. Это были девочки, что сперва разочаровало Асу и Ильву, но когда их принесли к Орму и положили на колени, он не стал сетовать. Все согласились, что они вопят и пыжатся, как если бы они были мальчиками. В конце концов Ильва смирилась с тем, что у неё девочки, которые никогда не станут мальчиками, к ней вернулась прежняя весёлость, и она пообещала Орму, что в следующий раз подарит ему сына. Вскоре стало очевидно, что обе девочки будут рыжеволосыми, что, как опасался Орм, сулило им множество неприятностей. Ибо, сказал он, если они унаследовали цвет его волос, то они могут быть похожи на него лицом, а он не желал бы, чтобы у его дочерей была такая участь. Но Аса и Ильва попросили его воздержаться от столь дурных предсказаний. Нет никаких причин предполагать, сказали они, что девочки будут похожи на него, и уж, конечно, нет ничего плохого в том, что у них рыжие волосы.
Когда пришло время давать им имена, Орм пожелал, чтобы одну из них звали Оддни, как его бабушку по матери, что пришлось по сердцу Асе.
— Но её сестру мы должны назвать в честь кого-нибудь из твоей семьи, — сказал он Ильве, — и ты должна сама выбрать имя.
— Тяжело выбрать имя, которое принесёт ей удачу, — промолвила Ильва. — Моя мать была взята в плен и умерла, когда мне было семь зим. Её звали Людмила, и она была дочерью одного вождя оботритов. Она была украдена во время своей собственной свадьбы, ибо воины, совершавшие набеги на страну, считали, что лучше всего нападать на оботритов и других вендов, когда они празднуют свадьбу, поскольку тогда они пьяны и не так искусны в бою, как обычно. Их стража спит, ибо мёд, который они варят для подобных случаев, очень крепок, и викингам легко было захватить богатую добычу и молодых женщин. Я никогда не видела женщины прекраснее её, и мой отец всегда говорил, что ей сопутствовала удача, несмотря на то, что она умерла молодой, ибо целых три года она оставалась его любимой женой. А это не так уж мало, говаривал он, для женщины-оботритки, быть допущенной к ложу короля данов и прижить от него ребёнка. Быть может, она думала иначе, поскольку после её смерти я слышала, как рабыни перешёптывались о том, что вскоре по прибытии в Данию она пыталась повеситься, ибо на её глазах был убит её суженый. Она любила меня и была очень нежна со мной, но я не уверена, стоит ли давать её имя нашему ребёнку.
Аса сказала, что об этом не может быть и речи, ибо нет ничего хуже, чем быть украденной чужеземными воинами, и если они дадут ребёнку имя бабушки, то ей может выпасть та же участь.
Но Орм сказал, что всё не так просто, как ей кажется.
— Я сам был украден из дома воинами, — промолвил он, — но я не считаю, что это было для меня неудачей, ибо, если бы этого не случилось, я бы не стал тем, кто я есть сейчас, и никогда бы не приобрёл бы ни меча, ни золотого ожерелья, ни Ильвы. А если бы не была украдена Людмила, король Харальд не породил бы дочь, которая делит теперь со мной ложе.
Им трудно было решить что-нибудь, поскольку Ильве хотелось дать имя своей матери своему ребёнку, но она не хотела подвергать свою дочь опасности быть украденной людьми из Смоланда или кем-нибудь, им подобным. Но когда отец Вилибальд услышал, о чём они спорят, он немедленно объявил, что Людмила — превосходное имя, приносящее удачу, которое принадлежало благочестивой принцессе, жившей в Моравии во времена старого императора Отто. Итак, они решили назвать ребёнка Людмилой. Все домочадцы предсказывали великое будущее женщине со столь редким именем, ибо никогда не слыхали о нём прежде.
Как только младенцы окрепли, отец Вилибальд совершил обряд крещения, сопровождавшийся громогласным плачем. Они росли быстро, были здоровы и вскоре уже катались по всему полю с большим ирландским псом, которого Орм взял с собой из Сконе, либо дрались друг с другом из-за кукол и зверушек, которых Рапп и отец Вилибальд вырезали им из дерева. Аса любила их обеих до безумия и была с ними более терпелива и ласкова, чем с кем-либо в доме. Но Орму и Ильве иногда было трудно решить, кто из двух девочек была более упрямой или неуправляемой. По Людмиле было видно, что она носит имя одной из святых, но это никак не сказалось на её нраве. Сёстры хорошо ладили, но иногда вцеплялись друг другу в волосы. Когда же одной из них давали шлепок, вторая девочка стояла рядом и ревела не менее громко, чем наказываемая.
На следующий год ранним летом Орм завершил постройку церкви. Он поставил её у воды, где берег был особенно изогнут, так что церковь защищала от реки остальные строения. Она была такой просторной, что в ней легко могло поместиться шестьдесят человек, хотя никто не мог предположить, откуда возьмётся здесь такое скопище народу. Затем он обнёс свой полуостров земляным валом и двойной оградой, в середине которой были большие, крепкие ворота. Ибо чем больше он строил, тем больше он заботился о безопасности своего жилища и хотел быть готовым к тому, чтобы отразить нападение грабителей или споспешников короля Свейна.
Когда все работы были завершены, Ильва, к великой радости её и всех домочадцев, родила сына. Аса сказала, что это, должно быть, награда Господа за то, что они поставили церковь, и Орм согласился, что наверняка в этом кроется причина столь большой удачи.
Новорождённый был без изъяна, и все согласились, что ему, вне сомнения, предназначена участь вождя, раз в его жилах течёт кровь короля Харальда и Ивара Широкие Объятья. Когда его впервые принесли к отцу, Орм снял Голубой Язык со стены, вынул его из ножен и насыпал немного муки и соли на кончик меча. Затем Аса осторожно поднесла мальчика, и его губы и язычок коснулись клинка. Отец Вилибальд с неодобрением наблюдал всё это. Он перекрестил ребёнка и сказал, что не поощряет сей языческий обычай и нельзя заставлять дитя прикасаться к орудию смерти, ибо это — грех. Но никто с ним не согласился, и даже слабая и измученная Ильва приподнялась на ложе и весело крикнула отцу Вилибальду, что его доводы лишены смысла.
— Это обычай посвящения для детей из знатных родов, — промолвила она. — Ибо это приносит им отвагу предводителя, презрение к опасностям, удачу в бою и, кроме того, делает их искусными в речах. Я не могу поверить, что Христос, после всего того, что ты поведал о нём, из тех богов, которым не по душе, когда дитя получает такие достойные дары, как эти.