— Это очень древний обычай, — сказал Орм, — а предки были мудры, несмотря на то, что ничего не знали о Христе. Я сам впервые отведал пищи, лизнув наконечник меча, и не желаю, чтобы мой сын, внук короля Харальда, начинал свою жизнь не так, как я.
Этим всё и закончилось, хотя отец Вилибальд ещё долго печально качал головой и бормотал, что Дьявол всё ещё правит северными странами.
Глава втораяО том, как Орм замыслил задать пир в честь внука короля Харальда
Орм был в как никогда бодром расположении духа, ибо всякая работа, за которую он брался, спорилась у него в руках. Его поля приносили богатый урожай, скот его был тучен, сараи и амбары были полны всяким добром, у него родился сын (и он надеялся, что не последний), а Ильва и дети пребывали в полном здравии. Он заботился о том, чтобы среди его людей не процветала праздность, Аса зорко присматривала за работницами в маслобойне, сыроварне и у ткацкого станка, а Рапп оказался добрым плотником и кузнецом. Кроме того, он искусно расставлял ловушки для птиц и зверей. Отец же Вилибальд служил ежедневно вечерню. Орм сожалел лишь о том, что его дом расположен слишком далеко от моря, ибо, говорил он, иногда ему становилось тоскливо от того, что он слышит повсюду лишь лесные шорохи, а не плеск волн, и не чувствует на губах соли моря.
Но иногда его тревожили дурные сны, и тогда он так метался и стонал во сне, что Ильве приходилось будить его и спрашивать, что за кошмары его мучают. Он просыпался и, подкрепившись пивом, говорил, что ему снилось, как он вновь гребёт на мавританской галере, его сердце готово выпрыгнуть из груди, бич со свистом обрушивается ему на плечи, и он слышит повсюду стоны своих товарищей. Наутро после таких снов он любил посиживать в плотницкой у Раппа, которого никогда не посещали сновидения, и обмениваться с ним воспоминаниями о былых временах.
Но более всего его мучили два сновидения о короле Свейне. Ибо мавританская галера была лишь воспоминанием, тогда как сны о короле Свейне казались ему дурным предзнаменованием. Поэтому, когда его посещали подобные сновидения, им овладевало великое беспокойство, и он подробно пересказывал их Асе и отцу Вилибальду, дабы они растолковали ему их. Однажды он видел короля Свейна, стоящего на носу боевого корабля и злобно усмехающегося. Корабль приближался всё быстрее и быстрее к кораблю Орма, где осталось всего несколько человек, которые тщетно налегали на вёсла, пытаясь скрыться. В другой раз ему снилось, что он лежит в темноте и не может пошевелиться, слыша жалобные крики Ильвы, которую уносят какие-то люди. И вдруг перед ним возникает в огненном свете король Свейн и в руке у него — Голубой Язык. В этом месте он всегда пробуждался.
Аса и отец Вилибальд согласились, что подобные сны должны означать что-то, и Аса заплакала, когда он поведал ей о своём втором сновидении. Но затем, поразмыслив немного, она перестала унывать.
— Похоже, ты унаследовал от меня дар — видеть правдивые сны, — промолвила она, — хотя я никому бы его не пожелала. Ибо мне это никогда не приносило выгоды, а лишь печали и заботы, о которых я иначе бы и не догадывалась. Но одно меня успокаивает: я пока не видела сна, который предостерегал бы нас от надвигающегося несчастья. Ибо любое несчастье, которое может приключиться с тобой, касается и меня, так что если бы что-нибудь угрожало тебе и твоему дому, то я бы знала об этом из своих снов.
— Что касается меня, — сказал отец Вилибальд, — то я считаю, что у короля Свейна хватает хлопот помимо того, чтобы разыскивать тебя в этом диком лесу. Кроме того, не забывай, что его гнев направлен на меня, а не на тебя, ибо я бросил в него камень, подобно слуге Божьему Давиду, поразившему язычника Голиафа. А я не мучим дурными сновидениями. Но нельзя отрицать того, что пути зла — длинны и извилисты, поэтому всегда нужно готовить себя к худшему.
Орм согласился со сказанным, но укрепил земляной вал и ограду и наложил на главные ворота затвор из двух крепких балок, крест-накрест, дабы спать по ночам спокойнее. Вскоре дурные сны исчезли, и его больше занимал предстоящий пир, который он собирался устроить в честь крещения своего сына.
Его не терзали сомнения по поводу имени сына, ибо он уже давно решил, что мальчика должно назвать Харальд.
— Всегда есть опасность, — говорил он, — что, дай я ему королевское имя, я обреку его на мучительную участь. Но мало кому так сопутствовала удача, как королю Харальду, и мало кто снискал такую славу и почёт, как он. Из всех владык и вождей, которых мне довелось встретить, лишь Альманзор из Андалузии был равен ему по мудрости. Именно поэтому я желаю дать моему сыну имя его деда, которое тот носил с таким достоинством.
— Только одно беспокоит меня в этом имени, — промолвила Ильва. — Может случиться так, что наш сын станет чересчур жаден до женщин, подобно моему отцу. Быть может, для короля это было бы достоинством, но я не думаю, что это приличествует простым людям.
— Он будет силён и хорошо сложён, — заметила Аса, — это я уже сейчас вам могу сказать. А если он ещё будет наделён весёлым духом к тому же, то ему не понадобится королевского имени, дабы одурачивать женщин. Мой сын, Ари, подавал большие надежды, но это не принесло ему ничего, кроме несчастья. Женщины не могли отвергнуть его, когда он оказывал им знаки внимания. Я это слышала из их собственных уст. У него были смешливые глаза, и он был самый большой весельчак после Орма среди моих сыновей. Я лишь молю Господа, чтобы ты, Ильва, не изведала той печали, которая постигла меня, когда с ним приключилась беда из-за женщины: он уехал в Миклагард и никогда не вернулся.
— Я бы тоже себе этого не пожелала, — ответила Ильва. — Хотя, когда я об этом думаю, я бы предпочла, чтобы мой сын никогда не стоял проглотив язык в присутствии женщины и у него хватило духу испытать своё счастье с ней.
— Можешь не опасаться, — сказал Орм. — Его предки никогда не были застенчивы.
И они принялись готовиться к торжественному пиру, на который было позвано множество гостей, ибо весть о нём разнеслась по всей округе. Орм пожелал, чтобы не было недостатка в яствах, поскольку ему не терпелось показать этим лесным людям, что происходит, когда вождь открывает двери своего дома на целых три дня. Еда и питьё должны были быть принесены в церковь, так как там было больше места. На третий день, когда гости насытятся и развеселятся, предполагалось, что отец Вилибальд скажет им проповедь, после которой, не сомневался Орм, многие из них примут крещение.
Сперва отец Вилибальд был против того, чтобы пир проходил в церкви, поскольку он уже обустроил алтарь и поставил на него красивый резной крест, а на пиру могли произойти распри, поединки и другие святотатства. Но в конце концов его одолел соблазн обратить множество душ в правую веру, и он согласился. Ильва беспокоилась, что пиво будет сварено плохо и окажется недостаточно крепким, а большинство гостей были люди дикие, и у них было принято, чтобы женщины сидели за пиршественными столами заодно с мужчинами. Кроме того, она не могла решить, надевать ли ей золотое ожерелье или будет разумнее не показываться в нём на людях.
— На одном из пиров, — сказала она, — уже обнажились мечи из-за него, а в этих краях люди охочи до золота больше, чем в Еллинге.
— Я бы посоветовал тебе надеть его, — ответил Орм. — Ибо я хочу показать всем, что ты превосходишь других женщин. Да и тебе будет мало радости, если оно будет всё время заперто в сундуке.
Все домочадцы были заняты подготовлениями к пиру. Повсюду варилось пиво, пёкся хлеб, и Орм ежедневно осматривал, насколько тучны жертвенные животные, и продолжал откармливать их дальше.
Однажды с южной стороны леса пришёл человек с двумя вьючными лошадьми и направился к усадьбе, где его приняли радушно и пригласили погостить. Его имя было Оли, и он был уже старым. Многие годы он странствовал от хутора к хутору и торговал шкурами и солью, за что его прозвали Солёный Оли, и он был известен повсюду. Никто никогда не применял к нему насилия, хотя он странствовал всегда один, ибо он был слабоумным и не таким, как другие люди. При этом он хорошо разбирался в шкурах, его трудно было обвести вокруг пальца, и его всегда хорошо принимали в тех домах, где хозяева могли позволить себе такую роскошь, как соль. Огромная собака залаяла, когда он приблизился, но ни он, ни его старые лошади не обратили на неё никакого внимания. Однако он оставался в дверях и не переступал порога до тех пор, пока его не уверили, что священника нет в доме, ибо его он боялся.
— Наш священник никакой не волк и не медведь, — промолвила с укором Аса, собственноручно подавая ему на стол еду. — Но как бы там ни было, сегодня он рыбачит вместе с Раппом, и ты его не встретишь. Мудрые люди, подобные тебе, не должны бояться служителя Господа. Но в любом случае добро пожаловать, старик, садись и поешь. Хорошо, что ты приехал со своим товаром, поскольку наш запас соли кончается, а нам она понадобится, если мы собираемся устроить такой пир, какой хочется Орму. Это его пожелание, чтобы каждый гость получил три щепотки белой соли, дабы приправлять еду. Конечно, для мяса и колбасы соли не потребуется, но для каши она сгодится, хотя люди, наверное, скажут, что это уже слишком и было бы достаточно сдобрить кашу мёдом и маслом.
Старик пил кислое молоко, накрошив туда хлеба, и кивал головой, соглашаясь с Асой.
— Нет ничего, что походило бы на соль, — промолвил он. — Человек должен есть как можно больше соли. Она даёт здоровье, силу и долгую жизнь. Она выгоняет всё плохое из тела и делает кровь чистой и свежей. Все любят соль. Взгляни сюда!
Близнецы стояли, держась за руки, и с любопытством наблюдали за стариком. Он достал пару кусков соли из кошеля на поясе и протянул их детям, несколько раз весело прищёлкнув языком. Они нерешительно подошли к нему, но в конце концов отломили несколько крупиц и принялись сосать их.
— Видишь, — ликующе вскричал старик. — Никто не отказывается от соли!