Они отнесли Торгунн в постель, и отец Вилибальд принялся осматривать её. Рапп отвёл в сторону Орма и Ильву, рассказал, что случилось и что он считает правдой в этой истории. Орм и Ильва согласились, что произошло большое несчастье, и будет очень жаль, если из-за этого между Раппом и Торгунн возникнет размолвка.
— Хорошо всегда подумать прежде, чем ты делаешь поступок, — сказал Орм, — иначе ты бы мог убить его, что было бы плохо, если бы он оказался невиновен. Ибо убийство священника обрушило бы на нас всех кару Господню.
— Я лучше думаю о Торгунн, чем ты, Рапп, — промолвила Ильва. — Очень легко вывихнуть колено, когда пробираешься через брёвна и камни. И ты сам признал, что не заметил, чтобы что-нибудь было между ними.
— Мне хватает того, что я видел, — ответил Рапп, — и, кроме того, они находились в тёмной части леса.
— Разумнее всего не судить поспешно в подобных делах, — заметил Орм. — Ты помнишь, какое решение вынес судья нашего господина, Альманзора, в Кордове, когда Токи, сыну Серой Чайки, благодаря ловкости и хитрости удалось пробраться в женские покои в доме пекаря-египтянина, который жил на улице Раскаяния? Тогда ветер приподнял занавеску, и четверо друзей пекаря, случайно прогуливавшихся во дворе, увидели Токи и пекарскую жену на постели.
— Я хорошо помню этот случай, — сказал Рапп, — но её муж был язычником.
— Что же произошло с женщиной? — спросила Ильва.
— Пекарь предстал перед судьёй с четырьмя свидетелями и просил, чтобы Токи и женщину забросали камнями, как прелюбодеев. Мой господин, Альманзор, повелел, чтобы они были наказаны строго по закону, хотя Токи и был его телохранителем. Судья тщательно выслушал четырёх свидетелей, и трое из них дали клятву, что видели всё то, о чём рассказывали. Но четвёртый свидетель был стар, и у него были слабые глаза, так что он видел хуже других. Закон Мухаммеда, который записан самим Аллахом в святой книге, гласит, что никто не может быть обвинён в прелюбодеянии, пока не найдутся четыре свидетеля, которые отчётливо всё видели своими глазами. Итак, судья признал Токи и женщину невиновными, а пекарю приказал дать несколько палочных ударов по пяткам за клевету.
— Хорошая страна для женщин, — заметила Ильва, — ибо много чего может произойти прежде, чем человек найдёт четырёх свидетелей. Но я думаю, что пекарю не повезло.
— Он тоже так думал какое-то время, — сказал Орм, — пока его имя не стало известно всем телохранителям, и мы стали частенько наведываться в его лавку, дабы поддразнить его и выпить сладкого сирийского мёду, так что его торговля возросла, и он возблагодарил Аллаха за мудрость судьи. Но Токи сказал, что хоть история и закончилась благополучно, но она послужила для него предостережением, и он уже не отваживался ходить к женщинам.
Отец Вилибальд пришёл к ним и сказал, что Торгунн говорила правду и действительно вывихнула колено.
— Вскоре, — сказал он, — её нога распухнет так, что даже у тебя не останется сомнений на этот счёт.
Все предполагали, что Рапп воспримет эту новость с облегчением, но он сидел мрачный, погрузившись в раздумья. Наконец он произнёс:
— Если это так, то магистр находился достаточно долго, держа её колено обеими руками, а может быть, и одной. Мне трудно поверить, что он ограничился только этим, ибо он сам признался нам, что слабоволен с женщинами и что прочитал в этой римской книге о тайных способах, при помощи которых можно одурачить женщину. Я уверен, что он не просто читал молитвы над её коленом, ибо, если бы он ограничился этим, то опухоли бы не возникло, раз он и вправду такой набожный.
Это была самая длинная речь, которую кто-либо когда-либо слышал от Раппа, и никому не удалось убедить его, что он не прав. Тогда сказала Ильва:
— Сперва ты был подозрителен потому, что ещё не видел опухоли, теперь ты подозрителен потому, что тебе сказали, что она есть. Но меня это не удивляет, ибо вы, мужчины, всегда останавливаетесь на той мысли, которая первой пришла вам в голову. Я сама пойду к Торгунн и расспрошу её, ибо мы с ней близкие друзья, и она скажет мне правду о том, что случилось. А если было что-то, о чём она не захочет рассказать, я из её ответа пойму, что она пытается скрыть правду. Ибо женщина всегда знает, говорит ли другая женщина правду или ложь, на что, слава Богу, не способны мужчины.
С этими словами она оставила их, и о чём говорили между собой она и Торгунн, никто не знает, поскольку никто не слышал их беседы.
— Можешь пока отдохнуть, Рапп, — сказал Орм, — ибо в скором времени ты узнаешь обо всём правду. Нет более хитроумной женщины во всём мире, чем Ильва, за это уж я тебе ручаюсь. Я это заметил при первой встрече.
Рапп хмыкнул, и они принялись обсуждать тех двух тёлок, которые пропали, и где их лучше искать на следующий день.
Ильва отсутствовала долго. Когда она наконец вернулась, то ещё издали погрозила кулаком Раппу.
— Я докопалась до правды, — сказала она, — и всё оказалось так, как я и предполагала. Можешь быть спокоен, Рапп, между ними ничего не произошло в лесу. Хуже всех повёл себя ты. Торгунн не знает, смеяться ли ей над твоей мнительностью либо плакать, вспоминая те жестокие и несправедливые слова, которые ты сказал ей. Она призналась мне, что жалеет, что не соблазнила священника, когда ей представилась такая возможность. «Мы могли вдоволь потешиться прежде, чем пришёл Рапп, — призналась она, — раз он и так подозревает меня и относится ко мне как к опозоренной женщине». Вот её слова, и, если бы ты был мудрым человеком, каковым все тебя считают, ты бы никогда больше не сказал ей ни слова и не вспоминал бы об этой истории. Если же ты упрекнёшь её ещё раз, то я не отвечаю за её поведение. Но если ты будешь относиться к ней с вежливостью, то она охотно забудет всё, что было между вами. Было бы ещё лучше, если бы ты дал ей ребёнка, тогда бы тебе не пришлось больше ревновать её к этому несчастному магистру.
Рапп почесал затылок и проворчал что-то вроде того, что она никогда не испытывала недостатка нежности и ласки с его стороны, но всем было видно, что он с облегчением выслушал Ильву и благодарен ей за то, что она решила это дело.
— Хорошо, что я оказался благоразумным человеком, — сказал он, — хотя я и не так мудр, как ты, Ильва. Ибо, будь я нетерпимым человеком, я бы сразу убил этого магистра и остался бы с носом, а ты и Орм перестали бы быть моими друзьями. Но теперь я пойду к Торгунн, утешу её, и как-нибудь всё устроится.
Когда Орм и Ильва легли в кровать, прежде чем заснуть, они беседовали о случившемся.
— Всё вышло лучше, чем я мог ожидать, — сказал Орм, — спасибо тебе за добрую услугу. Ибо, если бы призвали меня, дабы рассудить это дело, я бы решил, что они занимались чем-то большим в лесу, чем просто её коленом.
Ильва некоторое время лежала молча. Затем она сказала:
— Орм, ты бы решил правильно, но ты не должен никому рассказывать об этом. Я обещала ей, что никогда не повторю того, что она мне рассказала, и поговорю с Раппом так, как будто ничего не было. Мы должны оставить всё как есть, и никто ничего не должен узнать, даже отец Вилибальд, ибо, если обнаружится правда, то это станет большой бедой как для Раппа, так и для Торгунн, не говоря уж об этом помешанном на женщинах магистре. Но тебе я скажу правду: они не только молились над её ушибленным коленом. Она говорит, что он ей приглянулся сразу своим прекрасным певческим голосом и той несчастной участью, которая ему предначертана. Кроме того, она никогда не смогла бы отвергнуть святого человека. Всё её тело затрепетало, рассказывала она, когда он прикоснулся к её колену, но он совсем не казался смущённым, напротив, сразу же разгадал всё, что было у неё на уме. Их обуяла страсть, и она ничего не могла поделать. Позже, когда они утихомирились, он принялся стонать, рыдать и воссылать мольбы, но успел произнести лишь несколько слов, когда появился Рапп. Вот почему опухоль оказалась такой большой, ибо ему следовало трижды повторить свои молитвы, дабы они оказались действенны. Но она говорит, что всю свою жизнь будет благодарить Бога за то, что Рапп не пришёл на несколько минут раньше. Если ты расскажешь Раппу или кому-нибудь ещё правду, ты меня очень огорчишь, да и других тоже.
Эта история привела Орма в такой восторг, что он с радостью пообещал не пересказывать ничего ни Раппу, ни кому-либо другому.
— Пока Рапп не знает, что его обманули, — сказал он. — никакого вреда этот случай не принесёт. Но этот магистр воистину примечательный человек, поскольку во всём, что касается мужских обязанностей, он совершенно непригоден, но его обращению с женщинами можно только позавидовать. Нельзя, чтобы они теперь встречались с Торгунн с глазу на глаз, ибо если такое случится, всё может кончиться плохо. Рапп не позволит обмануть себя во второй раз. Итак, я должен подумать о какой-нибудь постоянной работе для него, что позволит им держаться друг от друга подальше, поскольку не знаю, кто из них больше жаждет второй встречи.
— Ты не должен обходиться с ним слишком сурово, — сказала Ильва, — ибо этому несчастному созданию ещё предстоит помучиться в руках у смоландцев. Я сама позабочусь о том, чтобы они держались друг от друга подальше.
На следующее утро Орм подозвал к себе магистра и сказал, что, кажется, нашёл ему работу, с которой тот легко справится.
— До сих пор, — сказал он, — ты не выказал особого умения в тех делах, которые мы тебе поручали. Но теперь тебе предоставляется возможность оказать нам настоящую услугу. Вот здесь ты видишь вишню, которая является самым лучшим моим деревом; так считаю не только я, но и вороны. Полезай-ка теперь на её верхушку, да я бы тебе советовал взять с собой побольше еды и питья, поскольку тебе не придётся спускаться до тех пор, пока вороны и сороки не прилетят сюда на ночлег. Ты будешь сидеть там каждый день, а влезать туда тебе придётся рано, ибо эти вороны просыпаются засветло. Надеюсь, тебе заодно удастся собрать немного вишен для нас, если ты, конечно, не съешь их все сам. Магистр уныло посмотрел на верхушку дерева; вишни там были больше, чем на обычных деревьях, и они только начали темнеть и созревать. Все птицы давно уже приметили ягоды, и Рапп с отцом Вилибальдом безуспешно пытались отогнать их, стреляя в них из лука.