Ибо к этому времени обе девочки выросли, и никто не сомневался, что они будут очень миловидны. Обе они были рыжеволосы и хорошо сложены, и мужчины уже заглядывались на них. Разница между ними бросалась в глаза. У Оддни был мягкий и покладистый нрав, она была искусна в женской работе, охотно слушалась родителей и редко вызывала досаду у Ильвы или Асы. Когда же это случалось, то винили в основном её сестру, ибо с самого начала Оддни подчинялась Людмиле во всём, в то время как Людмиле было скучно слушаться взрослых. Когда её наказывали; она визжала больше от гнева, чем от боли, и затем утешала себя тем, что вскоре она станет совсем большой и сама будет наказывать кого заблагорассудится. Она терпеть не могла работу на маслобойне или за прялкой, предпочитая стрелять из лука, что она вскоре уже делала также искусно, как и её наставник, Ульв Счастливый. Орм не мог с ней справиться, но её упрямство и дерзость были ему приятны. И когда Ильва сетовала на её необузданность и на то, что она всё время проводит в праздности, стреляя из лука в лесу вместе с Ульвом Счастливым и Харальдом Ормсоном, он лишь отвечал:
— Чего ты ещё хочешь? В её жилах течёт королевская кровь. Её надо мерить двойной мерой: её собственной и мерой Оддни. Она молодая кобылка, которую трудно объездить и, дай Бог, не нам с тобой придётся этим заниматься.
Зимними вечерами, когда все сидели у очага за какой-нибудь работой, она иногда вела себя мирно и даже работала за прялкой, при условии, что Орм расскажет о том, что с ними приключилось в чужих землях, либо Аса вспомнит прежние времена и жизнь своего рода, либо отец Вилибальд поведает о великих событиях, произошедших во времена Йошуа или царя Давида, либо Ильва расскажет о своём отце, короле Харальде. Она была счастлива, когда Токи навещал Гронинг, ибо он был хорошим рассказчиком и знал множество саг о древних героях. Когда он уставал, она первая бросалась наполнить ему кубок пивом и умоляла его продолжить рассказ, и у него редко хватало духу отказать ей.
Так уж повелось с Людмилой Ормсдоттир, что с самой её юности мужчины редко прекословили ей. Она была бледна, кожа туго обтягивала её щёки, и у неё были тёмные брови. И хотя у неё были серые глаза, как у большинства девушек, мужчинам, которые пристально смотрели в них и отводили взгляд, казалось, что её глаза не могут сравниться ни с чьими глазами во всей приграничной стране.
Первый раз она столкнулась с мужчинами летом, когда ей исполнилось четырнадцать. Гудмунд из Уваберга приехал верхом с двумя мужчинами. Он хотел, чтобы Орм взял в работники.
Гудмунд не показывался в Гронинге с тех пор, как Орм обидел его на тинге. С того дня он не приезжал и ни на один тинг. Но теперь он приехал с дружелюбными намерениями, улыбаясь, и сказал, что хотел бы оказать Орму услугу, дабы покончить с их застарелой ссорой.
— Со мной здесь, — сказал он, — два лучших работника, которые когда-либо существовали, и я предлагаю их тебе. Они не рабы, а свободные люди, и каждый из них работает за двоих. Поэтому, предлагая их, я оказываю тебе хорошую услугу, а ты окажешь мне услугу не хуже, если примешь их. Ибо они ужасно прожорливы и, хотя они были у меня четыре месяца, я не могу больше кормить их. Я не так богат, как ты, а они едва не опустошили мой дом. Я не мог их ограничивать, ибо они сказали, что если я сделаю это, то они станут крайне опасны. Если они не насытятся в полдень и вечером, их охватывает безумие. Но они охотно работают на того, кто их кормит, и ни один человек не видел работников, равных им.
Орм с подозрением отнёсся к этому предложению и дотошно расспросил и Гудмунда, и обоих работников прежде, чем принять их. Эти люди не утаивали своих недостатков и искренне рассказали, как обстоят дела с ними и чего бы они хотели, а поскольку Орм нуждался в хороших работниках, в конце концов он взял их к себе, а Гудмунд, довольный, отправился домой.
Этих двоих звали Улльбьёрн и Грейп. Они были молоды, длиннолицы, и у них были льняные волосы. Достаточно было только взглянуть на них, чтобы понять, что они сильны, но с умом и смекалкой им не так повезло. По их говору можно было понять, что они родом из отдалённой части страны, они сказали, что родились в стране, которая расположена далеко за Восточным Готландом и называется Рудоносной Землёй, где люди могучи, как медведи, с которыми они ради забавы иногда меряются силой. Но великий голод обрушился на их страну, и им пришлось покинуть её и отправиться на юг в надежде найти такую страну, где они смогут прокормиться. Они работали на многих хуторах и усадьбах в восточном Готланде и Смоланде. И, если еда была скудной, пояснили они, они убивали своих хозяев и шли дальше.
Орм подумал, что они наверняка хорошенько приручили многих своих хозяев, раз те позволили так легко убить себя. Но оба работника серьёзно посмотрели на него и попросили принять во внимание всё, что они сказали.
— Ибо, если мы делаемся голодны, мы становимся берсерками, и никто не может противостоять нам. Но, если нам дают еды в избытке, мы ведем себя мирно и делаем то, что нам приказывает хозяин. Так уж мы устроены.
— Еды у вас будет сколько угодно, — ответил Орм, — если вы и вправду такие хорошие работники, как говорите. Но будьте уверены, что, если вам нравится быть берсерками, то это не самое подходящее место для вас, ибо я терпеть не могу берсерков.
Они взглянули на него задумчивыми глазами и спросили, долго ли ещё до дневной еды.
— Мы уже проголодались, — сказали они.
Случилось так, что как раз в доме накрывали на стол. Оба новоприбывших с готовностью сели и принялись есть так жадно, что все смотрели на них с изумлением.
— Вы оба едите за троих, — сказал Орм. — А теперь посмотрим, как каждый из вас работает за двоих.
— Сейчас увидишь, — ответили они, — ибо это была еда, которой мы вполне насытились.
Орм сперва приказал им выкопать колодец, и вскоре должен был признать, что молва о них не преувеличена, ибо они быстро выкопали хороший колодец, широкий и глубокий, и выложили его сверху донизу камнями. Дети стояли рядом и наблюдали за работой. Работники ничего не говорили, но было заметно, что они часто поглядывают на Людмилу. Она не выказала никакой боязни перед ними и спросила, как это люди становятся берсерками, но не получила никакого ответа.
Когда они закончили эту работу, Орм повелел им построить добротный сарай для лодок у реки, и с этим они справились быстро и хорошо. Ильва запретила своим дочерям подходить к ним близко, когда они трудились там, ибо, сказала она, никто не знает, что вдруг выкинут эти полутролли.
Когда лодочный сарай был готов, Орм заставил их чистить хлев. Все коровы были на пастбищах, и в хлеву оставался только бык, который был слишком злобен нравом, чтобы свободно пастись. Помёт не убирался из загонов с зимы, так что Улльбьёрну и Грейпу предстояла многодневная и тяжёлая работа.
Дети и домочадцы немного побаивались этих двух людей, поскольку они были очень странными и сильными. Улльбьёрн и Грейп почти не разговаривали друг с другом, а если и начинали, то они всегда хвалились своей силой и подвигами и рассказывали о том, как они душили или ломали хребет людям, которые не давали им достаточно еды.
— Никто не может противостоять нам, когда мы в гневе, — говорили они. — Но здесь нам хватает еды, и мы довольны. Пока дела обстоят так, как они обстоят, нечего нас бояться.
Одна Людмила не боялась их и иногда приходила посмотреть на их работу в хлев. Обычно её сопровождали братья и сёстры, но чаще она приходила одна. Когда она находилась там, мужчины не отрывали от неё глаз, и, хотя она была совсем юной, она прекрасно понимала, о чём те думают.
Однажды, когда она была с глазу на глаз с ними, Грейп сказал:
— Ты из тех девушек, что мне по душе.
— Мне тоже, — сказал Улльбьёрн.
— Я бы порезвился с тобой на сеновале, — сказал Грейп, — если ты не боишься этого.
— Тебе бы было веселее со мной, чем с Грейпом, — сказал Улльбьёрн. Людмила рассмеялась.
— Я приглянулась вам обоим? — ответила она. — Жаль. Ибо я девственница, да королевской крови в придачу, и не стану спать в одной постели с любым проходимцем. Но мне кажется, что я предпочту одного из вас другому.
— Меня? — сказал Грейп, отбрасывая лопату.
— Меня? — сказал Улльбьёрн, опуская метлу.
Оба загорелись желанием и молча смотрели друг на друга.
— Возможно, — мягко добавила Людмила, — я позволю самому сильному из вас посидеть со мной недолго у реки.
Услышав это, они сделались ужасны, как оборотни, и схватились друг с другом. Казалось, они были равны силами, и никто из них не мог одержать победу над другим. Балки и стены сотрясались, когда они ударялись о них. Людмила отошла к двери, дабы не мешать им.
Когда она стояла там, подошёл Орм.
— Что за шум? — спросил он её. — Что они здесь делают?
Людмила улыбнулась, повернувшись к нему.
— Дерутся, — сказала она.
— Дерутся, — промолвил Орм, шагнув к ней. — Из-за чего?
— Из-за меня, — ответила довольная Людмила. — Быть может, это они и называют — сделаться берсерком.
Затем она в испуге отбежала в сторону, ибо увидела взгляд Орма, который был нов для неё, и поняла, что его обуял великий гнев.
Старая метла была прислонена к стене. Орм выдернул из неё палку, и это было единственным оружием, которое было у него, когда он шагнул внутрь хлева, захлопнув за собою дверь. Затем его голос был различим среди рычания двух работников, а затем на какое-то время в хлеву воцарилось молчание. Но сразу же рычание раздалось снова и с удвоенной силой. Служанки вышли во двор и стояли, прислушиваясь, но никому не хотелось открыть дверь хлева и посмотреть, что случилось. Некоторые стали звать Раппа, говоря, чтобы он не забыл прихватить свою секиру, но его не нашли. Затем одна из дверей распахнулась, и из хлева, обезумев от ужаса, выскочил бык с петлёй, болтавшейся на его шее, и помчался в лес. Все громко вскрикнули, увидев его. Теперь Людмила уже испугалась и начала плакать, ибо поняла, что затеяла нечто большее, чем собиралась.