Тем временем вторая сестра, Катерина, пошла знакомыми полянками. Радуется простору, на цветочки с бабочками любуется. Понимает, на дорогу надо бы выйти, да вот ещё чуть-чуть, немножечко. Так, от полянки к полянке и день пролетел. Стало темнеть. Только тогда девушка о дороге задумалась. Испугалась. Лес рядом, а ну как разбойники какие там бродят? Стала по сторонам оглядываться и заметила – вдалеке костёр горит, а возле него будто очертания повозки. «Вряд ли плохие люди в открытую разъезжают», – решила Катерина и побежала на огонёк. Вскоре добралась она до места и уже там узнала, что повозка скоморохам принадлежит. Тепло её бродячие артисты приняли, фокусы разные показывать стали. Особенно один старался – высокий, темноволосый, а вот хорош ли собой, из-за грима и не видно. Зато и птичка из рукава у него вылетит, и дудочка озорно заиграет. Смеётся Катерина, радуется. Захотелось ей бросить все дела, в путь с весельчаками пуститься. Только нельзя отцовский завет нарушить. В хорошей компании вечер быстро пробежал, время спать пришло. Проснулась Катерина посредине ночи оттого, что зовёт её кто-то. Встала, а поскольку спала в одежде, то и наряжаться не пришлось.
Выглянула из повозки, сияющего мотылька увидела. Красивый, крылышками машет, и чудится Катерине, будто имя её произносит. К лесу полетел, а девушка как заворожённая за ним побежала. Привёл её мотылёк в самую чащу и растаял, будто и не было никогда. Оказалась Катерина в темноте. Только луна и звёзды сквозь кроны деревьев пробиваются. Что делать, не знает. Как дорогу обратную найти? Тут зачинщик этого безобразия показался: леший. Глаза огромные, горящие, в бороде шишки запутались. И вокруг него, как днём, светло.
– Здравствуй, Катенька, – говорит. – Хорошо, что в гости заглянула. Совсем про старика забыли.
Стыдно стало Катерине, вспомнила, как девчонками пойдут с сёстрами по грибы-ягоды, обязательно к лешему забегут, и он, если вдруг девочки заблудятся, поможет, на верную тропку выведет. А когда выросли, редко в лес ходить стали. На мельнице дел невпроворот.
– Оставайся у меня, будешь хозяйство вести, совсем скучно мне одному.
Испугалась Катерина: хоть зла ей леший и не сделает, а задержать в чаще надолго может, потому как силой тайной обладает. Его чарам сопротивляться сложно. Поклонилась лесному хозяину:
– Рада бы у тебя остаться, только не могу. Батюшка наказал удивительного и необычного жениха найти да к нему привести. Как родителя ослушаться?
– Так уж и наказал, – усмехнулся леший. – И долго искать собираешься?
– Нашла уже, – раздался рядом твёрдый голос.
Обернулась Катерина, видит, раздвинулись кусты жимолости, а из-за них молодой человек выходит. Вроде и незнакомый, а сердце подсказывает, не чужой. Пригляделась и поняла: скоморох – и фигура его, и волосы. Тот самый, что девице больше всего приглянулся. Только без грима. Симпатичный какой, оказывается! Покраснела девушка, опустила глаза от смущения. А леший не сдаётся:
– Если жених, так выкуп давай. Да такой, чтоб мне одному не скучно в доме было.
–Пожалуйста,– говорит скоморох, а сам дудочку свою из рукава вынул и протягивает.– Самое дорогое, что было у меня раньше. Немало дорог с ней пройдено и песен сыграно, но для Катеньки ничего не пожалею. Эта дудочка особенная: как мелодию извлечёшь, так со скукой, хандрой да печалью навсегда распрощаешься. И что хорошо, никогда одна и та же песня из неё не выходит.
Хмыкнул леший, взял в руки инструмент, погладил. Отозвалось дерево, из которого дудочка сделана, сама собой полилась мелодия, будто рассказывая. А потом внезапно оборвалась. Леший улыбнулся:
– Правду сказал, парень. А ты, Катерина, что ж? По нраву тебе такой жених?
– Да, – ещё больше смутилась девушка, взгляд отводит.
Рассмеялся леший:
– Вот и ладно. Вижу, что не ко времени заскучал. Как говорится, совет да любовь. Буду теперь песни сочинять и поджидать, пока у вас детишки народятся да по грибы-ягоды придут. А в обмен на инструмент душевный дам вам другой, не менее чудесный.
Откуда ни возьмись в руках лесного хозяина появилась кисточка.
– Берите, она заговорённая. Рисовать такой – только холст изводить. Зато в минуту настоящей опасности волшебный мостик-радугу наколдовать можно. Глядишь, да и пригодится когда-нибудь.
Поклонилась Катерина, а леший уж и пропал, а она сама со скоморохом возле знакомой повозки оказалась. Не отвлекаясь больше ни на что, спать легли, а утром, попрощавшись с остальными артистами, в сторону мельницы отправились.
Пока старшие сёстры батюшкин наказ выполняли, младшая, Варвара, по задуманному поступила. Поначалу-то у неё сложностей не было: с помощью оберега да слов заговорных, от бабки Василины услышанных, легко с водяным договорилась, чтоб он вроде как издалека пришёл, а она усталого путника точнёхонько возле мельничного колеса встретила, куда ступка упала. Да с первого взгляда и приворожила. Так, что молодец сразу руки её просить кинулся. Мельник согласия не дал, повременить решил, пока старшие дочери с женихами не вернутся, однако предложил гостю у них пожить, поскольку в здешних местах ему и остановиться больше негде. К тому же и в деле мельничном, оказалось, разбирается.
Всё бы ничего, а только в плане том изъян имелся. Не знала Варвара, не ведала, что батюшкина болезнь как раз из-за нечисти местной, в омуте живущей, и появилась. Мало водяному показалось подношений традиционных – петуха чёрного да хлебных крошек, решил всем хозяйством сам завладеть. Невдомёк ему, что пшеница с рожью в реке не родятся; чтобы хлеб вырастить, человек нужен. На запасы богатые понадеялся и злой умысел воплотил. Кикиморы по его заказу хворь будто сеть связали, прочную, а после мельнику подкинули. А Варвару и за противника достойного не посчитал. Лишь заговор Василины некстати оказался. Однако водяной виду не подал, для отвода глаз согласился помогать, а сам только и думает, как бы девушку обмануть, в омут заманить и в русалку обратить. Думал-думал и придумал: подговорил ичетиков[1] в колесо мельничное песка да камушков мелких насыпать, а сам Варю зовёт:
– Что-то неладное с колесом происходит. Посмотреть бы нужно. Могу сам разобраться, да без хозяев неудобно.
А у Варвары своя беда: батюшке день ото дня хуже делается. Уж как она его ни лечила, каких отваров ни придумывала, болезнь не отступала. Бабка Василина точно бы справилась, да только незадолго до этого странствовать отправилась, сестру за три леса навестить. Кроме неё, кто лечение осилит? Секреты помельче многие девушки перенимали, а за серьёзные хвори только знахарка бралась. А ещё грустила Варя оттого, что любимого своего, Матвея, давно не видела. Нельзя ему без разрешения приходить. «Скорее бы Елена с Катериной вернулись, – подумала девушка. – Может, кто-то из сестрицыных суженых придётся отцу по нраву, а по поводу остальных он строжить не будет?»
– Иду, – отвечает, а сама обережный мешочек покрепче в кулачок зажала, мало ли как дело повернётся.
Не помогли предосторожности, перехитрил её водяной. Только она на берег вышла, как откуда ни возьмись лохматый пёс под ноги девушке бросился, да так, что не удержалась Варвара, пошатнулась, и подарочек знахарки в реку полетел. Испугалась мельникова дочь, а нечисть тут как тут объявилась, в реку подталкивает. Упирается девушка, да силы-то не равны. Вот-вот уволокут.
На счастье, в то время Катерина домой вернулась. От ворот крики сестры услышала и, не раздумывая, на помощь кинулась. И скоморох за ней. Издалека беду заметили, поняли, что добежать не успеют. Вынул скоморох кисточку лешего и девушке бросил. Сложно было Варе, а только изловчилась, поймала она чудесный предмет и тут же не мешкая в воздухе линию прочертила. Откуда ни возьмись через реку радуга перекинулась. Не простая, а волшебная. Одной стороной прямо возле колеса вошла. Звуки послышались, будто пьёт небесное коромысло, отпрянула нежить, а Варя не побоялась, прямо в радугу нырнула и мгновенно на лугу оказалась, будто по тоннелю разноцветному пробежала. А там Матвей ненаглядный стоит, появлению неожиданному удивляется. Рассказала девушка любимому о напасти и глупости своей, самонадеянности.
– Справимся с бедой, не переживай.
– Как же ты против сил нечистых устоять сможешь? – спрашивает девушка.
– Секреты знаю тайные, от бабушки доставшиеся. Василиной зовут, может, слышала? – А сам улыбается.
– Как? – ахнула Варвара. – У неё же, кроме сестры, нет родственников, это всем известно.
– Всем, да не всем, о родстве нашем никто в деревне не ведает. Тебе как жене будущей тайну открываю. По рождению мне много способностей отмерено, только ежели проведали бы об этом злые духи до поры до времени, пока в силу не вошёл, давно бы к себе уволокли. А сейчас время настало, бабушка поэтому и ушла, чтобы способности мои окрепли и проявить себя смог. Я уже и оружие против водяных приготовил.
Не знает Варя, смеяться или плакать, а Матвей верёвку в руки берёт, из девяти полос липового лыка сплетённую, и назад к радуге девушку зовёт. Пяти минут не прошло, как очутились они возле мельницы. Опустил Матвей верёвку в воду, крутить начал, водяной со своими подданными затихли, с места сдвинуться не могут. Испугались – перебивая друг друга, просить начали:
– Не губи нас, пастух. Мельницу навсегда оставим, детям и внукам своим накажем в мире с людьми жить.
Поверил им Матвей, смотал верёвку, они и разбежались кто куда. Катерина тут же к сестре бросилась, а тут и Елена с королевичем подъехали.
Все вместе к батюшке пошли. А тому совсем худо. Кашляет и хрипит, говорить уже не может, и взгляд затуманенный. Хоть убрался водяной, а колдовство не разрушилось. Видит королевич, его черёд настал, воскрешающую песню завёл. Заслушался мельник, щёки его порозовели, враз с постели поднялся, дочерям улыбается:
– Вижу, красавицы, все наказ мой выполнили. Привели женихов, один лучше другого. Что делать-то, и не знаю.
– Так ты уже выздоровел, батюшка, – отвечают девушки. – Сам и распоряжайся хозяйством. Только с колесом как быть? Крепко его ичетики испортили. Новое придётся ставить.