В палатку вбежала Адель, а следом наш лекарь мэтр Фэргюсон.
— Он сказал, что замерзает!
— Плохой признак, миледи! Готовьтесь к худшему!
— Грегори!
Адель обняла меня, вглядываясь в мои глаза. Ее зеленые глаза быстро наполнялись слезами. Я обнял ее одной рукой.
— Все хорошо, дорогая… Мэтр Фергюсон, не трудитесь, все хорошо!
Но они все же добрались до моих ран.
— Как это понимать, Томас, Гвен? Ран нет?
— Они были, миледи!
— Грегори, ты вылечил себя сам?
— Если я смог вылечить короля, то уж для себя чуть-чуть магии должно было остаться?
Адель целовала мое лицо, в нос, в губы, в брови. Она прижималась ко мне грудью.
— Я так испугалась, Грегори… Я с ума сошла от страха…
Под ее руками оказались не залеченные ушибы. Я охнул.
— Тебе больно?!
— До ушибов руки не дошли — засмеялся я.
Когда я вышел из палатки, нарочно хромая и опираясь на оруженосцев, бои был закончен.
Трубы трубили отбой, барьеры открылись, и первыми выезжают, не дожидаясь своих хозяев, знаменосцы. Понемногу их нагоняют участники, и в правильном порядке, как и приехали, обе стороны покидают поле; трубы не должны смолкать, пока на поле оставался хоть один боец. Почетный рыцарь уехал во главе одной из групп, предшествуемый тем, кто держал его шлем на трибуне дам и продолжал нести на обломке копья.
Многочисленные слуги высыпали на ристалище, вынося сраженных рыцарей, ловя и выводя боевых коней с опустевшими седлами. На моем Малыше приехал Дуган. Его лицо сияло. Парень обожал лошадей, а проехаться на Малыше для него было наградой.
Трубы затихли, и судьи громко стали выкликать имена победителей. Моего имени там не было. Я был в числе проигравших.
Первым справиться о моем здоровье явился Хэрри.
— Дорогой граф, я рад, что все обошлось, и выходка вашего коня, сбросившего вас прямо под копыта, не обошлась вам слишком дорого!
— Выходка моего коня?!
— Именно к такому выводу пришли судьи! Кроме того, ведь никто не претендует на победу над вами!
Это было «замечательно». Меня изувечили, сбросили из седла под копыта — а виноват оказался мой Малыш! Но вслух я ничего не сказал.
— Грегори, вы сможете завтра принять участие в копейном бое?
— Безусловно! За ночь подлечу свои ушибы и завтра буду как новенький!
Хэрри раскланялся и уехал. Теперь у дам, как почетный рыцарь, он имел оглушительный успех и спешил этим воспользоваться.
На ночь мы не вернулись в город, а остались среди своих людей в лагере у ручья. Бернадетте это не понравилось, она надулась и рано ушла спать.
Мои рыцари легко отделались. Только ушибы. Никто не был выбит из седла или побежден. Я залечил обширный ушиб на плече Майлза Гринвуда.
— Я видел, как люди герцога вытолкнули вас из седла, милорд.
— Ты запомнил их гербы?
— Нет, милорд, только навершие шлема одного из них в виде красной конской головы. Нас оттеснили от вас сразу же. За их рыцарями, что атаковали нас, трудно было разглядеть подробности. Но вы не могли сами упасть, я уверен!
— Но судьи ничего не увидели, барон?
— Видит тот, кто хочет видеть, милорд…
В сумерках появился Сэмюэль Фостер.
— Плохие новости, милорд.
Глава 22
Назначенный на второй день турнира копейный поединок рыцарей — джауст должен был проходить по правилам Гештех. Для победы необходимо сбросить противника с коня ударом в щит или сломать собственное копье.
Я послал своего оруженосца Томаса коснуться жезлом щитов герцога Давингтонского и барона Рамсея в знак того, что я вызываю их на копейный поединок.
Доспех для этого поединка был совсем иным, нежели для групповой схватки.
Толстый закругленный панцирь с крюком для копья на правой стороне груди, массивный шлем «жабья голова», вся левая сторона туловища прикрывалась тарчем — вогнутым щитом, а вместо латной перчатки на левой руке неподвижная сплошная рукавица.
Копья для этого боя были полыми и из‑за этого легкими, но хрупкими.
Правила запрещали сбивать шлем с противника, если это случится, начислят штрафные очки.
Пока меня одевали в доспехи, Адель была рядом.
Ей очень не нравилось то, что я вызвал на поединок двух противников, но она молчала.
Нижние края палатки были приподняты, и свежий воздух мог заходить вовнутрь. Сегодня небо было покрыто облаками, солнце изредка лишь появлялось из‑за их белых курчавых громад.
Где‑то там, на трибуне, среди дам в роскошных платьях красовалась Бернадетта. За завтраком она сменила гнев на милость и пожелала мне победы в поединке.
Копейные поединки должны продлиться еще три дня. Пока меня на поединок никто не вызвал.
Обычно на турнирах множество небогатых рыцарей, приехавших чтобы поправить свои финансовые дела. Ведь победитель получал коня и доспехи побежденного. Но на самом деле побежденный просто выплачивал победителю денежную компенсацию. Неплатежеспособным я не был, тогда почему нет вызовов? Похоже, догадки Фостера правдивы. Если корона собирается взять меня за жабры, то зачем рыцарям вступать в конкуренцию с королем по вопросу о компенсации за мою голову?
Переодетый горожанином Фостер эти дни провел в Гвинденхолле, общаясь со слугами и конюхами в различных кабаках. Что знает рыцарь — то знает и его слуга.
В кабаках бились об заклад — когда король прикажет схватить мятежного северного лорда — в последний день турнира или после церемонии вручения приза победителю.
Не зря мне не верилось в признательность короля. Еще Фостер отметил усиление караулов на стенах, и то, что казармы гвардии набиты под завязку вооруженной солдатней. Там готовились к чему‑то.
Поэтому на второй день турнира со мной отправились только мои рыцари, оруженосцы и пажи. Всем остальным приказано остаться в лагере и держать наготове арбалеты. Коней завели внутрь лагеря и разместили за повозками.
Адель последовала за мной, уговоры на нее не действовали. Угрожать своей жене я не мог, да и ее трудно испугать. Пусть попробует кто‑то другой!
Мой боевой конь Малыш был теперь также снаряжен по-другому. На голове глухой стальной налобник. Седло с высокими луками. Толстая кожаная попона подложена под раскрашенную накидку.
— Милорд, герольды объявили о том, что ваша схватка с герцогом первая сегодня!
— Хорошо, Томас, выходим!
Адель прижалась к моей груди. Большие зеленые глаза смотрели снизу вверх со страхом и надеждой.
— Я буду молиться за тебя, Грегори…
Герольды зычно повторяли предупреждение участникам о соблюдении правил копейного поединка.
Я уселся в седле, вернее встал в седле. При такой высокой посадке и низких стременах в седле уже не сидишь, а стоишь. Оруженосцы застегнули ремни на трехъярусной стальной юбке, что охватывала низ живота.
Я, с трудом повернув голову, улыбнулся Адель. Она стояла у палатки, такая тоненькая, беззащитная, словно всеми покинутая….
На ристалище гербовый король объявил мой бой. Томас надел на меня шлем и пристегнул его к панцирю.
Теперь я видел мир только через узкую щель и прямо перед собой. Конь двинулся, и я поехал навстречу своему противнику. Копье в руке. Я закрепил его на крюк, просунув под правую подмышку.
Наклонив корпус вперед, я наконец увидел своего противника, герцог в дальнем конце ристалища по левую сторону барьера укреплял копье на своем крюке. Завыли противно трубы.
Шпоры вонзились в бока коня. Малыш мчался, набирая скорость. Наклонив весь корпус вперед, я смотрел в щель на несущегося мне навстречу противника. Герцог в броне на боевом коне казался не рыцарем, а сказочным чудовищем, горным троллем, как минимум!
Дощатый барьер проносился совсем рядом. Противник приближался с каждым мгновением. Сегодня я был спокоен. Один на один с герцогом, и некому налететь сбоку и раздробить колено предательским ударом.
Чтобы смягчить последствия удара, за мгновение до столкновения следует откинуть корпус назад, но я наоборот наклонился вперед. Тупой наконечник моего копья был нацелен в тарч герцога. Мы встретились! Удар, словно я вломился в дощатый забор! Щепки от сломавшихся копий полетели веером! Но удара противника я не почувствовал! Он промахнулся?! Я отшвырнул обломок копья на ристалище.
Крики с трибун, женский визг…
Доскакав до конца барьера, я развернул Малыша назад и поехал шагом, наклонив вперед корпус, чтобы хоть что‑то увидеть в смотровую щель шлема. Конь герцога бежал вдоль барьера. Герцога в седле не было! Я победил!
Из турнирного шлема мало что можно увидеть, но к барьеру бежали люди в ливреях герцога — видимо помогать своему господину.
Я доехал до своей палатки. Томас и Гвен помогли мне спешиться, отстегнули шлем.
— Поздравляем вас, милорд, вы сбили герцога с коня!
Адель была рядом, обхватив мою стальную рукавицу обеими руками, она прижалась ко мне. Восторженно и радостно блестят зеленые глаза.
— Ты победил, Грегори! Я так рада!
Судьи объявили победителем поединка меня. Бедняга герцог сломал при падении спину и лежал в своем шатре недвижимым. Его вассалы были злы как черти, но я им не ровня, и вызвать меня на поединок они не вправе.
Мой поединок с бароном Рамсеем назначен на завтра, и сегодня я мог снимать нагревшиеся доспехи. Струйки пота уже бежали по моей бедной спине.
Сняв доспехи и умывшись, я поднялся на собственную трибуну вместе с Адель. Отсюда с высоты 7 футов ристалище хорошо видно. Под пологом из сукна была тень, ветерок обдувал очень приятно. До обеда мы наблюдали за поединками. Барон Гринвуд сломал четыре копья и стал победителем в своем поединке с бароном Дагланом из вассалов герцога Лонгфордского.
Обедать мы отправились в свой лагерь.
Сюда и приехал барон Рамсей с тремя тысячами дукатов — моим призом за победу.
Несмотря на жаркий день, на бароне была толстая накидка, отороченная мехом, и черный берет. Я пригласил его разделить нашу трапезу, но барон вежливо отклонил предложение и пожелал говорить со мной наедине.