По нам стреляли из арбалетов! Где Бернадетта?
Кинжал остался на моем поясе. Рог при падении оторвался от ремешка. Я ощупал свое плечо. Малейшее движение отзывалось болью. Сдернув зубами перчатку с левой руки, положил ее на больное место….Когда боль исчезла, весь мир стал выглядеть совсем по-другому. Тут же дали о себе знать ушибы на ногах и на спине…
Я стоял почти на самом дне оврага. И даже не сразу разобрался, по какому склону свалился вниз.
Обнажив кинжал, потихоньку, стараясь не шуметь, начал подниматься, цепляясь за редкие искривленные деревья. Своего коня я нашел почти сразу Бедняга валялся дохлым на боку, с арбалетной стрелой в шее. Стрела вошла не глубоко. Расширив рану кинжалом, я вынул ее. От наконечника шел знакомый запах. Отвар из корней белой чемерицы!
В замке я сам готовил такой и смазывал стрелы. Малейшая царапина, и олень умирает за несколько мгновений. В горах это очень удобно — ведь подрань горного козла обычной стрелой, а он уйдет умирать на такую кручу, что и не достать!
Так это была засада или ошибка чужих охотников? Мои люди не смазывали ядом сегодня стрел. Стрелы! Арбалет!
Мой арбалет, что был зацеплен к седлу, безнадежно сломан. У меня только кинжал. А сколько там наверху стрелков?
Мне нужно найти Бернадетту и уйти подальше отсюда!
Я одолел склон и поднялся на край оврага, туда, откуда упал вместе с конем.
Птички чирикали. Терпко пахло палыми листьями. Бернадетту я нашел в нескольких шагах от края оврага. Она лежала лицом вниз, раскинув руки. Из ее спины торчали оперенья двух стрел. Я опустился на колени и бережно приподнял ее на руках. Она была мертва. Глаза застыли и потеряли блеск. Прижав ее голову к своей груди, я заплакал. Горько и бессильно… Комок встал в горле и душил меня….
Лошадка Бернадетты приблизилась ко мне и, фыркнув, ткнулась мягкой мордой в мою мокрую от слез щеку.
Глава 24
Бернадетту похоронили на холме, на север от Давингтона. Отсюда видно море и город, и крышу нашего домика в лагере. Отец Джарвис совершил все, что необходимо.
Жасс не скрывал слез. Хэрри мрачно смотрел себе под ноги. Молли и Джени плакали навзрыд. Габриэль стояла молча, но смотрела не на могильный холм, а выше, на бегущие по небу белые пушистые облачка.
Плачущего Ричарда оставили в лагере. Он был в истерике.
Пришлось дать ему макового отвара. Мальчик любил сестру, но свою любовь никогда не демонстрировал. А теперь он просто сгорал от горя…
Мои люди, посланные в замок Соммерсби, вернулись ни с чем. Адель и старый барон уехали в неизвестном направлении еще месяц назад.
Я сел в седло и поехал вниз с холма, но только не к Давингтону, а в противоположную сторону. Лошадка Бернадетты шла шагом, иногда кося на меня лиловый глаз.
В моем кошельке на поясе, в чехле из замши, лежал белокурый локон, последний дар моей подруги… Мои люди не нашли убийц в лесу. Я не знал, в кого целились — в меня или в нее? Случайно это вышло или нас выследили.
Если выследили, то эти люди допустили огромную ошибку, что не спустились вниз в овраг и не довели дело до конца!
Кто бы ни послал этих стрелков, они заплатят по самой дорогой цене! Фостеру придется попотеть… Я ехал шагом, все дальше от города, и груз с моей груди ничем было не снять…
Я привязался к Бернадетте, а потом полюбил ее так, как ни любил ни Нелл, ни Адель, ни Доротею Харпер. Им я позволял любить себя, но страсть и привязанность к ним не была такой сильной… Каюсь, с Бернадеттой я забывал даже Сью, мою первую и единственную любовь… Неужели я обречен терять всех женщин, которых полюблю или которые полюбят меня? Давингтон мне опротивел, завтра же в Корнхолл и далее в Холлилох!
Незаметно за мыслями и думами, я доехал до долины, в которой, на берегу черного озера, лежали руины замка короля Магнуса. Оглянувшись, я обнаружил в сотне шагов позади Гвена с его людьми и Габриэль, сидевшую по–мужски в седле.
Заметив мой взгляд, она пришпорила коня и быстро догнала меня.
— Здесь очень странное место, мне о нем говорили…
— Когда тебе говорили?
— Когда… когда я жила отсюда далеко и меня еще не изуродовали как… как…
Она не находила слов и побледнела.
Я положил руку на ее плечо.
Она отвернулась и глубоко вздохнула несколько раз.
— Проедем к озеру?
Она кивнула.
Спешившись на берегу, мы сели рядом на истертые древние каменные ступени.
Осеннее теплое солнце не жгло, а грело.
— Грегори, здесь сосредоточение силы… Разве ты не ощущаешь?
Я закрыл глаза и ровно, размерянно дыша, расслабился.
Нити… Разноцветные нити силы тянулись из земли, причудливо извиваясь, словно дымки гаснущих костров. Я мысленно протянул к ним руки, собирал пучки силы и вязал узлами, которые начинали светить пульсирующим белым светом. Пульсация усилилась. Все происходило так же, как и на берегу у руин Лайонбурга!
Пульсирующий белый свет залил все пространство вокруг меня. Я уже не ощущал, что дышу и сижу на каменной ступени… превратился в сгусток света, без тела, без мыслей… просто плыл по мягко покачивающимся волнам… Но я должен что‑то сделать? Открыть дверь?
Черный прямоугольник возник на моем пути, он рос и поглотил меня.
Отец читал книгу за столом, поддерживая подбородок правой рукой.
Он повернулся ко мне, улыбаясь, встал и приблизился.
— Ты повзрослел Грегори!
— Прошло всего несколько месяцев.
— Взросление не зависит от течения времени, сын мой! Многие люди проживают жизнь, и умирают седыми, но младенцами по чувствам и по разуму!
— Мне тяжело, Сью покинула меня! А теперь убита моя подруга… Я один, и не на кого опереться, отец!
— У тебя есть верные преданные люди, Грегори. Женщина, что сейчас рядом с тобой — она очень сильна, и она твой друг. Не потеряй ее дружбу, Грегори!
— Но я не знаю о ней ничего! Порой я сомневаюсь — что она за магичка — если ее так страшно изуродовали и отдали в притон на потеху грязных мужланов! Почему она себя не защитила?
— Человеческие маги зависят очень сильно от своего тела. Без языка она не могла произносить заклинаний и утратила способность творить магию. То, что ее не прирезали, а превратили в шлюху — это чья‑то изощренная месть. Она знает, кто это сделал. Спроси!
— Она не желает об этом говорить…
Отец лукаво усмехнулся.
— Есть заклинание истинной правды, вот — произнеси эти пять слов и добавь: «Габриэль скажи истинную правду» — задай вопрос и получишь правдивый ответ. Повторив заклятие наоборот, ты выведешь ее из транса, и она забудет о твоем вопросе и своем ответе.
Отец повторил пять слов.
— Запомнил?
— Да. Но можно ли это заклинание применить против любого человека?
— Конечно, можно, но соблюдая осторожность! Лучше это делать наедине, Грегори! У тебя появится искушение задавать вопросы своим друзьям и приближенным. Их правдивые слова тебе, скорее всего не понравятся…
— О, боже! Грегори! Очнись! Прошу тебя!
Габриэль трясла меня и хлестала по щекам. Я вяло отмахнулся, открывая глаза.
— Ты находился в трансе более часа. Твои люди встревожены!
— Все хорошо, Габриэль… Возвращаемся в Давингтон…
— Что ты видел?
— Когда вернемся, я расскажу…
Отказавшись от ужина, я поднялся в библиотеку. Немного погодя туда пришла Габриэль. Я закрыл дверь изнутри на ключ и прошел по всему залу, заглядывая за полки и стеллажи.
— Здесь никого нет, Грегори!
Удивленная и заинтригованная Габриэль разглядывала меня с повышенным вниманием.
Я пригласил ее сесть и, встав напротив, произнес пять слов на драконьем языке. Лицо девушки вытянулось, глаза застыли.
— Габриэль скажи истинную правду — Кто ты?
— Я — женщина…
Отличный вопрос и отличный ответ?! Я редкая дубина! Вопрос должен содержать половину ответа, как говорил мне еще в детстве отец!
— Кто твой отец?
— Мой отец — герцог Лонгфордский, Томас…
— Твое имя?
— Габриэль…
— Кто лишил тебя зрения и языка?
— Аббат Экобар…
Эти ответы следовало обдумать хорошенько!
Я обещал поддержку бастарду Лонгфордскому, а у меня в гостях настоящая наследница Лонгшира! Язык зудел от множества вопросов. Но я себя сдержал. Я назвался ее другом, а сам хочу узнать все ее тайны без ее воли и согласия?! Такой друг хуже врага!
Я произнес заклятие наоборот. Габриэль моргнула и легонько вздохнула. Ее взгляд не сулил мне ничего хорошего.
— Что за заклятие, Грегори, вы испытали на мне?
Я решил говорить правду.
— Заклятие истинной правды…
— И что я вам рассказала?
— Свое имя, кто твой отец и кто тебя изуродовал.
— О, боги, Грегори! Ты меня разозлил!
Ее кулачок ударил по столу. Она покраснела. Лицо вытянулось.
Я тут же без промедления опустился перед нею на колени.
— Я смиренно прошу прощения, Габриэль! Спроси меня о чем угодно, и я отвечу честно без всякого заклятия!
Стоящий на коленях король редкостное зрелище. Габриэль растрогалась и смутилась…
— Больше не делай со мной такого!
— Клянусь, никогда больше!
— Поднимись, мне неудобно сидеть напротив коленопреклоненного короля!
Я исполнил эту просьбу и сел, рядом, у стола, в такое же мягкое кресло.
— Ты не хочешь рассказать мне о себе?
— Не сейчас! — отрезала Габриэль и, смягчившись, добавила — Я еще не пришла в себя после портовой жизни…да и перед этим тоже было не сладко…
— Я помогу тебе! Я сниму любую боль.
— Боль вот здесь! — он коснулась пальцем лба. — От нее избавиться можно только лишившись памяти! Ты можешь это сделать?
— Нет…
— Плохо… Желание лишиться памяти приходит ко мне постоянно…
Лицо Габриэль покривилось.
— Ты знаешь о смерти герцога Лонгфордского?
— Мне рассказали…
— Он погиб как воин с мечом в руке…
— Луиза приезжала за его телом…
— Ты видела ее и не открылась ей! Почему?