– Итак, – Траб потирает ладони, – чем могу быть полезен, Джекс?
Знаю, глазеть на людей – это неприлично. Но я не могу отвести взгляда от густых бровей Траба. Серых и белых волосков в них куда больше, чем черных, но, вне всяких сомнений, его брови очень напоминают мои. Хочу спросить, не родственники ли мы, но сперва нужно ответить на его вопрос:
– Эмброуз сказал, что вы можете перемещаться между измерениями. Ма пыталась проделать это, но с транспортером что-то пошло не так. – Я мотаю головой в сторону сторожки за нашими спинами, и Траб кивает, будто все понимает.
– Что такое транспортер? – спрашивает Кави.
Вик шикает на нее:
– Не суй нос в чужие дела, Кави.
Девочка надувается и отворачивается от нас, пока я рассказываю всю историю Трабу. Вик слушает, но не произносит ни слова. Когда я добираюсь до конца, Траб оглаживает густую бороду и с мгновение раздумывает:
– То есть мы должны сделать две вещи: доставить драконов на место и найти Ма. Чем ты хочешь заняться в первую очередь?
– Найти Ма, – без колебаний заявляю я. – Когда я ее бросил, у нее были проблемы.
– У Ма на проблемы чутье, – усмехается Траб. – Именно так она нашла меня! Хотя, конечно, проблема проблеме рознь. На что она наткнулась в этот раз?
– Думаю, на динозавра.
Вик хватает меня за руку:
– На настоящего динозавра?
Я понимаю его волнение, но этой частью истории я не горжусь.
– Ну, в джунглях что-то шевелилось – преследовало нас. И в тот момент, когда оно собиралось напасть… Ма послала меня назад. Одного.
– Предполагаю, что вы двое не определили, в каком именно времени очутились, – с сомнением произносит Траб.
Я вспоминаю, что говорила Ма, когда сверилась с компасом:
– Она думала, что это Мезозойская эра.
– Триасовый период? – уточняет Вик.
– Или, может, Юрский.
– Каких существ вы видели? – спрашивает Траб.
– Я ни к кому в этом мире старался не приближаться, но… в небе летали птеранодоны! – рассказываю я.
– Они существовали с позднего Триасового до Мелового периода, хотя технически они не являются динозаврами, – всезнайским тоном сообщает Кавита.
– Они – летающие ящерицы, – поясняет Вик.
– Ящерицы? – Я немного раздумываю, потом лезу к себе в рюкзак, достаю толстую книгу Л. Роя и показываю Трабу: – Ма дала мне ее. А написал ее тот человек, который прислал Ма драконов с Мадагаскара.
Траб берет у меня книгу и открывает содержание:
– Эл Рой Дженкинс. Давно я не слышал этого имени. Я думал, он в Австралии, а не в Африке.
Вик смотрит на часы и встает:
– Я хотел бы остаться, Джекс, но уже почти время ужина. Думаю, нам лучше пойти домой. Тебе нужно еще что-то?
– Одна вещь, Вик. Как долго птеранодоны жили на Земле до того, как вымерли?
– Больше ста миллионов лет, – отвечает Кавита, хотя вопрос был не к ней. – Еще что-нибудь?
Я кошусь на Траба, и тот мотает головой.
– Спасибо, что пришел, Вик, – говорю я.
– Всегда пожалуйста, Джекс, – отзывается он. – Надеюсь, ты найдешь свою… Ма. Идем, Кавита.
Сестренка Вика встает со скамейки и неохотно отдает мне сумочку Ма. Вик пихает ее в бок со словами:
– Кавита хочет тебе кое-что сказать, Джекс.
Я долго смотрю на девочку, но она молчит. Вик снова тычет ее, на этот раз посильнее. Кавита вздыхает и опускает взгляд на свои туфли.
– Извини, что так вышло, – тихо произносит она.
Мне немного стыдно, что я на нее накричал, так что я говорю:
– Ничего страшного. И спасибо, что поделилась со всеми нами едой!
Кавита улыбается мне и берет брата за руку. Я смотрю, как они шагают по улице, и динозавровые пластинки на рюкзаке Кавиты хлопают от ветерка. Жду, что сейчас Трабл поведет меня в транспортер, но вместо этого бородач изумляет меня вопросом:
– Есть хочешь?
– Да, но… разве нам не надо вернуться за Ма? – неуверенно спрашиваю я.
Трабл кладет руку мне на плечо и глядит прямо в глаза:
– С Ма все будет в порядке, сынок. Я знаю, это дело для тебя новое и непривычное, но я в нем уже двадцать лет с перерывами. И если уж что-то я и знаю наверняка, так это то, что Ма сможет о себе позаботиться.
Мысленно возвращаюсь к тому моменту в джунглях, когда Ма нацелила трость на сторожку. Перед тем как захлопнулась дверь, взгляд Ма встретился с моим. Даже несмотря на то, что на нее нацелилась какая-то дикая зверюга, испуганной ведьма не выглядела.
– Эмброуз думает, что Ма специально отправила меня обратно, – говорю я Трабу.
– Конечно специально, – соглашается тот. – Ма – не само совершенство, но и ошибок она не допускает, если ты понимаешь, о чем я.
Я не понимаю, но все равно киваю, и Траб продолжает:
– Она могла послать тебя обратно по какой-то причине – может, для того, чтобы ты встретился со мной!
Бородач смеется, и от его золотого зуба отражается луч солнца, которое наконец начинает вылезать из-за туч.
– Одно я знаю точно: на пустой желудок работать мы не сможем, – заявляет Траб. – Давай-ка перехватим по бургеру на дорожку. Если хочешь, можем даже есть по пути.
Я представляю, как пытаюсь есть, пока меня мотает и швыряет по транспортеру. Потом мысленно вижу в тесной сторожке Траба, с ног до головы покрытого моей рвотой.
– Пожалуй, лучше нам перекусить до того, – предлагаю я.
Трабл кивает и ведет меня по кварталу, не убирая ладонь с моего плеча. Обычно мама не разрешает мне есть фастфуд, но аккурат на противоположной стороне улицы находится бургерная, и мы направляемся прямиком туда. Я шагаю рядом с Трабом, желая спросить о десятке вещей и не зная, с чего начать.
– Эмброуз говорит, у нас с вами есть что-то общее, – робко произношу я, пока мы стоим на светофоре.
– Верно, – подтверждает Трабл со своей золотозубой улыбкой. – Я годами этого ждал.
– Чего? – не понимаю я.
– Возможности сводить внука поесть бургеров!
Загорается зеленый, но я не двигаюсь с тротуара. Вместо этого поворачиваю голову и присматриваюсь к Трабу. Точно, между нами есть заметное сходство. Но если он – мой дедушка, почему мама ни разу не говорила мне о нем? После смерти папы она вела себя так, будто мы остались вдвоем против всего мира. И мне так даже нравилось, ведь я знал, что могу на нее положиться в любой ситуации. Я всегда считал, что она такая хорошая мама в том числе и потому, что уже с одиннадцати лет была самостоятельной и жила без родителей. А если тогда она не могла рассчитывать на собственного отца, то с чего мне доверять ему сейчас?
Траб наблюдает за мной, словно читая на лице все те вопросы, которые крутятся у меня в голове. Он улыбается и сжимает мое плечо:
– Я совершенно точно рад тебя видеть, сынок, хотя и хотел бы, чтобы мы встретились при других обстоятельствах. У тебя, наверное, куча вопросов, так почему бы нам не разжиться провиантом и не начать наверстывать упущенное?
План звучит разумно, так что я решаю ничего не спрашивать до тех пор, пока мы не возвращаемся на каменную скамью перед сторожкой и не принимаемся за жирные бургеры и картошку фри.
– Так… где ты был? В смысле мама никогда не говорила, что у меня есть дедушка в Бруклине.
Траб делает большой глоток газировки и гремит кусочками льда в стакане:
– Ну, винить ее за это я не могу. В последние двадцать лет я то наведывался в город, то покидал его. Перекати-поле, если ты понимаешь, о чем я.
Я не понимаю, но решаю выяснить значение этого слова самостоятельно, а не просить Траба объяснить. Поля обычно никуда не катятся, так что я прихожу к выводу, что бородач, должно быть, имел в виду то, что нечасто бывал рядом, когда мама была маленькой. Это мне уже было более-менее известно и раньше, так что я перехожу к следующему вопросу:
– Ты вроде как ведьмак? Или чернокнижник?
Траб трясет головой, и с его бороды сыплются крошки.
– Ничему такому я специально не учился – по крайней мере официально. А нет обучения – нет и звания. Но меня это не огорчает. Я просто помогаю, когда и где могу. Ма зовет меня Траблмен – Траб, если коротко.
– Это потому, что ты часто попадаешь в неприятности?
Траб отвечает не сразу. Он комкает бумагу, в которую был завернут его бургер, и пихает ее в пропитанный жиром бумажный пакет, стоящий между нами на скамейке.
– Что ж, Джекс, – в итоге изрекает он, – иногда я нахожу неприятности… а иногда неприятности находят меня.
Я жду, что Траб улыбнется или подмигнет, как обычно, но на этот раз он лишь вздыхает:
– Так называется одна песня – ты ее наверняка не слыхал. Она появилась на свет задолго до тебя.
– Что за песня? – спрашиваю я.
Траб сминает пакет с мусором и прицеливается в урну в нескольких метрах от нас. Попадает в яблочко, но так и не улыбается.
– Ее пел великий музыкант по имени Марвин Гэй. Очень талантливый, и по неприятностям был большим специалистом. В этой песне такие слова: «Только в трех вещах можно быть уверенным: это налоги, смерть и неприятности».
Я тяну газировку через соломинку. Потом рыгаю и говорю:
– Похоже, песня весьма депрессивная.
Траб улыбается:
– Партия ударных там хорошая. Ты любишь джаз?
Пожимаю плечами. Кажется, папа слушал записи с джазом, но мама больше их не ставит.
Траб обещает:
– В ближайшие дни дам тебе послушать эту песню. Она может показаться депрессивной, но на самом деле она о том, как не дать жизни тебя сломить.
Я киваю и собираю то, что осталось от моей еды. Глазомер у меня не так хорош, поэтому я просто несу мусор до урны, но еще не успеваю дойти до нее, как дорогу мне перебегает огромнейшая крыса из всех, что я когда-либо видел. Взвыв, я отпрыгиваю. Крыса направляется прямехонько к Трабу, но его это, кажется, не тревожит. На деле он похлопывает по месту, где сидел я, и ухмыляется, когда крыса вспрыгивает на лавочку и ставит передние лапы ему на бедро!
В Бруклине крыс уйма. Они грязные, противные и переносят заболевания (например, чуму, помните такую?), так что я уверенно стараюсь держатся от них подальше. Я жду, что эта гигантская крысища оттяпает кусок ноги моего деда, но вместо этого она спрашивает: