Внезапно транспортер выстреливает вверх, от чего мой набитый живот вспучивается. Я прижимаю сумочку Ма к груди и сосредотачиваюсь на картинке у себя в голове. Руки Траба несильно давят мне на плечи, а я чуть сгибаю колени, чтобы амортизировать, как когда еду в автобусе по Бруклину. Транспортер ныряет и подскакивает, а потом резко дергается влево.
– Мы перескочили в другое измерение? – спрашиваю я Траба.
– Уж наверняка, – гордо отвечает он. – Крепись, Джекс: через несколько секунд посадка.
Мое сердце ускоряет темп. В каком же мире мы сядем на этот раз?
Транспортер содрогается, а потом замирает. Я едва открываю рот, чтобы спросить, на месте ли мы, и тут транспортер камнем падает и с глухим стуком ударяется о землю.
Траб сжимает мое плечо.
– Ты в порядке, Джекс? – спрашивает он.
Я киваю, но потом понимаю, что Траб хочет услышать мой голос.
– Я в норме, – заявляю я, притом искренне: да, я нервничаю, но не боюсь.
Траб убирает руки с моих плеч и кладет на дверь. Он хорошенько толкает ее, и черная железная створка со скрипом поворачивается на петлях. Не думаю, что этот транспортер использовали в последнее время, но, кажется, он привез нас туда, куда надо. Сердце у меня замедляется, я делаю глубокий вдох и шагаю наружу.
Мне не требуется Траб, чтобы понять, что мы сели в краю магии. Этот мир – совершенно иной, нежели край динозавров, куда мы прилетали с Ма. Лавандовое небо над нами сияет светом, хотя я не вижу ни солнца, ни луны. Воздух прохладный и сухой, в слабом ветерке кружатся бабочки. Я вдыхаю поглубже, гадая, не близко ли тут море. Не могу сказать, солнце только что село или вот-вот встанет, но все вокруг кажется мирным.
Сторожка приземлилась на грунтовую дорогу, которая тянется вдаль, как бесконечный ковер. С каждой стороны выстроились огромные величавые деревья, которые выглядят так, словно их корни растут не в землю, а в небо. Высокая трава бирюзового цвета колышется под ветерком, и под деревьями пробегают легкие волны. Каждый ствол кажется не меньше десяти этажей в высоту, причем ветки появляются только у самой верхушки. Странный глянец на коре вызывает желание обнять ближайшее ко мне дерево, но на таком толстом стволе у меня ни за что не сойдутся руки. Даже если бы Траб, Вик и Кавита вместе со мной взялись за руки, мы бы не обхватили ни одно из этих огромных деревьев.
– Итак, – говорит Траб, подтолкнув меня локтем, – что думаешь?
– Чувство такое, что мы на совсем другой планете приземлились! – восклицаю я, пока мимо порхает синяя бабочка.
Траб смеется и делает несколько шагов по дороге:
– Идешь?
Киваю и стараюсь не разевать рот, проходя мимо гигантских перевернутых деревьев. Я так взволнован, что едва удерживаюсь, чтобы не запрыгать или не сделать колесо посреди дороги.
– Мы на Мадагаскаре? – спрашиваю я.
– Не совсем, – отвечает Траб. – Кое-какие… особенности мира, в котором мы живем, отражаются в краю магии. В основном – прекрасные.
– Эти деревья – они такие… такие… в смысле…
В итоге я бросаю попытки найти подходящее слово и просто, задрав голову, таращусь на деревья в восхищении. Не знаю, как описать свои ощущения. По сравнению с этими деревьями я – как муравей, но я не чувствую себя незначительным. Напротив: рядом со стволами-великанами я чувствую безопасность, чувствую себя важным, особенным.
Траб кивает, будто понимает, что́ я пытаюсь сказать.
– На Мадагаскаре есть похожее место – называется Аллея Баобабов. Малагасийцы – коренные жители острова – называют эти деревья «ренала». Это означает «мать леса».
Как по мне, совершенно понятно. Находиться рядом с этими волшебными деревьями – словно быть в маминых объятиях. Но тут я вспоминаю, что мама на самом деле очень далеко, и это возвращает мои мысли к нашей задаче.
– Где же Ма? – спрашиваю я Траба.
– Должна быть где-то поблизости, – отвечает он, оглядывая баобабовый лес.
– Откуда ты знаешь, что Ма здесь? – спрашиваю я.
– Наверняка не знаю, – признается Траб. – Но когда ты показал мне ту книгу, у меня появилось ощущение, что Ма могла пробраться сюда.
– Здесь живет Эл Рой Дженкинс? – Я воображаю, каково это – жить в таком магическом месте.
Траб мотает головой:
– На самом деле Эл Рой не сидит на одном месте – он больше кочевник.
– Перекати-поле? – уточняю я.
Траб кивает.
– Не знаю, говорила ли Ма тебе об этом, Джекс, но в вопросе о будущем магии мнения разделяются: одни считают, что волшебные миры должны оставаться отдельными, а другие – что они должны слиться. Ма – в первом лагере, а Эл Рой – во втором. Потому он и послал драконов в Бруклин. Думаю, он посчитал, что Ма в итоге склонится к его точке зрения.
– А ты в каком лагере?
Траб глубоко вздыхает:
– Даже не знаю, Джекс. Этот мир – заповедник для множества существ, которым в нашем мире угрожала бы опасность. Но чем дольше они остаются здесь, скрытыми, тем более чуждыми и страшными становятся для людей. Люди боятся того, чего не знают, и когда ты живешь отдельно от других потому, что отличаешься от них… что ж, наш народ знает, каково это.
Траб снова говорит загадками. Думаю, он имеет в виду сегрегацию, когда чернокожих держали отдельно от белых. Это теперь уже незаконно, но я все равно езжу в школу на автобусе, потому что мама не хочет, чтобы я ходил в ту школу, которая у нас прямо за углом. Она говорит, что я бо́льшему научусь в «разнообразной среде»[6]. Интересно, каково это – жить в мире, который «разнообразят» волшебные существа!
– Может, нам нужен третий лагерь? – говорю я. – То есть что, если найти способ построить мост между двумя мирами? Чтобы каждому, кто хочет сходить в гости в волшебный мир, было несложно перебраться туда.
Траб опускает ладонь мне на макушку и одобрительно похлопывает:
– Именно это и требуется, Джекс, – золотая середина. Видишь, потому-то нам и нужна молодежь вроде тебя. Нам нужны свежие идеи и новый взгляд на вещи. Мы, старичье, иногда слишком привязываемся к собственной точке зрения. А вот, к слову о старичье, – поглядика, кто это у нас там!
11
Я стискиваю сумку Ма и оглядываю горизонт. Прямо по курсу – ярко-оранжевый тент, полотнище которого хлопает на ветерке. Под навесом трое: один сидит на стуле, другой – на земле, а третий ходит туда-сюда. Я высматриваю белоснежную шапку волос Ма, но она теряется в пальцах женщины, сидящей на стуле. Собственные волосы женщины, прямые и черные, заплетены в длинную косу, а ее проворные пальцы заплетают Ма афрокосички, плотно прилегающие к черепу.
Я еще не успеваю подумать, а уже срываюсь с места и мчусь по дороге. Хохот Траба летит мне вслед, и трое под тентом поворачивают ко мне головы. Из-под моих пяток поднимается красная туча пыли. Нелегко бежать с тяжелым рюкзаком на спине и сумочкой в руках, но я добираюсь до тента меньше чем за двадцать секунд. Я так счастлив видеть Ма, что мое сердце, кажется, вот-вот взорвется. Но по какой-то причине под навес я не захожу. Просто останавливаюсь у краешка плетеной тростниковой циновки и смотрю на трех пожилых людей передо мной.
Ма до сих пор в своем пурпурном халате. Ее ноги вытянуты и скрещены в лодыжках. Черные кожаные кроссовки стоят в паре метров, рядом с аккуратно сложенным плащом. На коленях у Ма развернута тканевая салфетка, а в руках ведьма держит нож и большой фрукт, похожий на сорванное с неба солнце.
– Так-так – смотрите кто явился! Ты что-то совсем не спешил, – Ма подмигивает мне.
Я могу только улыбнуться в ответ, потому что слишком запыхался. Ма ножом снимает с фрукта кожицу, обнажая мякоть того же золотистого цвета. Она отрезает ломтик, но, прежде чем сунуть его в рот, наклоняет голову набок и обращается к стоящей у нее за спиной женщине:
– Я же говорила, что он сообразит, как меня отыскать. Этот парень соображает будь здоров!
Женщина кивает, но не размыкает губ, сжатых в прямую линию. Ее острый взгляд окидывает меня, и я отчего-то краснею. Неоново-зеленая бабочка порхает вокруг головы женщины, а потом садится ей на ухо. Там она несколько секунд раскрывает и закрывает крылышки, словно делится с суровой женщиной каким-то секретом. Что-то подсказывает мне, что женщина – тоже ведьма, и они с Ма, возможно, даже родственницы. Кожа у нее цвета кофейных зерен, а морщин нет, хотя в черной косе виднеются несколько серебристых волосинок.
Третий человек – темнокожий мужчина – перестает расхаживать из стороны в сторону и останавливается, сложив руки за спиной. У него блестящая лысая голова, очки и седые усы, скрывающие рот. Мужчина одет в потертые джинсы с дырой на коленке и яркую цветастую дашики[7].
Зеленая бабочка улетает вместе с ветерком, когда к тенту подходит Траб. Он тут же обменивается рукопожатием с мужчиной и произносит:
– Рад снова вас видеть, профессор.
– Всегда приятно увидеться с вами, Траб, – отвечает мужчина с полным достоинства поклоном.
– Это мой внук, Джексон, – говорит Траб, и похоже, что в его голосе звучит гордость.
– Эл Рой Дженкинс, – представляется мужчина, душевно жмет мне руку, а потом снимает круглые очки в тонкой металлической оправе и всматривается в мое лицо: – Сильное семейное сходство, – бормочет он, будто я – образец в лаборатории. – Он разделяет твой… интерес к магии? Или пошел в мать?
Прежде чем успевает ответить Траб, вмешивается Ма:
– Джекс – самостоятельная личность, так что нечего сравнивать его с кем-то еще. Он сегодня сильно мне помог. Джекс, это Сис. – Ма тычет большим пальцем себе за спину, где стоит женщина.
– Приятно познакомиться, мэм, – говорю я, хотя Сис, судя по виду, познакомиться со мной вовсе не так уж приятно.
Она доплетает последнюю косичку и треплет Ма по голове, пока та восхищается ее работой. Потом Сис собирает серебристые волосинки, застрявшие между зубчиков деревянной расчески. Скатывает волосы в шарик и подносит ладонь ко рту. От одного ее легкого выдоха шарик волос вспыхивает пламенем и исчезает.