9. ПЛАМЯ ОДИНОКОЙ СВЕЧИ
…Мертвая тишина царила в Каламане вечером того дня когда Темная Госпожа предъявила городу свой ультиматум. Государь Калоф объявил военное положение; соответственно, немедленно перестали работать кабачки и таверны, городские ворота были закрыты и заперты, а въезд и выезд из города — запрещены. Впускали только земледельцев и рыбаков из небольших деревушек, окружавших Каламан. Этим людям пришлось спешно бросить обжитые места: еще до захода солнца беженцы начали толпами стекаться в Каламан, рассказывая жуткие истории о драконидах, — гнусные твари снова заполонили страну, растаскивая имущество и сжигая дома…
Кое-кто из городской знати начал было противиться столь решительной мере, как объявление в городе военного положения, но тут уж Танис с Гилтанасом, на время позабыв о своей ссоре, вместе насели на каламанского Государя и буквально заставили его вынести именно такое решение. Особенно повлиял на правителя красочный — и невероятно страшный — рассказ о сожжении Тарсиса. Объявив военное положение, государь Калоф, однако, беспомощно уставился на эльфа с Полуэльфом. Было очевидно, что он понятия не имеет, как же в случае чего оборонить город. Зрелище летучей цитадели, висевшей в небе над Каламаном, совершенно выбило его из колеи, да и большинство его полководцев выглядело не лучше. Выслушав несколько вполне бредовых предложений, Танис поднялся на ноги.
— Позволь кое-что предложить тебе Государь, — сказал он почтительно. — Здесь, среди нас, есть некто, вполне способный принять на себя руководство обороной твоего города…
— Уж не себя ли ты имеешь в виду, Полуэльф? — с горькой улыбкой перебил Гилтанас.
— Нет, — ровным голосом ответил Танис. — Я говорил о тебе, Гилтанас.
— Эльф?.. — изумился Государь Калоф.
— Он был в Тарсисе. Ему не раз приходилось биться и с драконидами, и с драконами. Благородные драконы доверяют ему и прислушиваются к его суждениям.
— А ведь верно! — воскликнул Калоф. И с видом величайшего облегчения обернулся к Гилтанасу: — Мы знаем, сударь мой, как эльфы относятся к нам, людям, и, следует сознаться, большинство людей платит им тем же. Но за столь великодушную помощь в беде мы, естественно, в долгу не останемся…
Гилтанас почти не слышал его. Он смотрел на Таниса — и не мог абсолютно ничего прочесть на бородатом лице Полуэльфа. Ему даже подумалось, что у Таниса был вид мертвеца… Государь Калоф вновь обратился к нему, на сей раз добавив слово «награда», — видимо, решив, что минутное замешательство Гилтанаса было вызвано нежеланием принимать на себя столь большую ответственность.
— Нет, господин мой, — точно очнувшись, ответил ему Гилтанас. — Дело не в том. Никакая плата мне не нужна. Если я сумею спасти жителей вашего города, это само по себе станет мне достойной наградой. Что же касается моей принадлежности к иной расе… — Тут он снова глянул на Таниса, — жизнь уже научила меня, что никакой роли это не играет. И никогда не играло…
— Скажи же нам, что делать, — Калоф так и сгорал от нетерпения.
— Для начала я бы хотел переговорить с Танисом наедине, — сказал Гилтанас. Он видел, что Танис собирался уйти.
— Пожалуйста, пожалуйста. — И Государь вытянул руку, указывая: — Вон там, справа, за дверью, небольшая комнатка. Там никто не помешает вашей беседе…
Оказавшись вдвоем в маленькой, роскошно обставленной комнате, двое мужчин некоторое время хмуро молчали. Обоим было неловко, оба избегали смотреть друг другу в глаза… Гилтанас заговорил первым.
— Я всегда презирал людей, — медленно проговорил молодой вельможа. — А теперь вот собираюсь их защищать. Кто бы мог подумать… — И он улыбнулся. — До чего приятное чувство, — добавил он и впервые посмотрел Танису прямо в лицо.
Танис встретил его взгляд, и его угрюмое лицо ненадолго смягчилось, хотя на улыбку Гилтанаса он так и он ответил. Потом он опустил глаза и вновь посуровел. Последовало долгое молчание.
— Ты ведь в Нераку собираешься, верно? — спросил наконец Гилтанас.
Танис молча кивнул.
— А твои друзья? Они идут с тобой?
— Не все, — ответил Танис. — То есть просятся-то все, но… Он не договорил: от воспоминания об их самоотверженной преданности перехватило горло.
Гилтанас рассеянно гладил рукой деревянный столик, покрытый замысловатой резьбой.
— Ну, мне пора, — тяжело проговорил Танис и двинулся к двери. — Дел еще невпроворот. Мы хотим выйти в полночь, когда закатится Солинари…
— Погоди. — Гилтанас удержал его за плечо. — Я… Я хочу сказать тебе… Я сожалею о том, что наговорил тебе утром. Нет, Танис, погоди, дай досказать. Мне, знаешь, нелегко это говорить… — Гилтанас помолчал. — Я многое понял, Танис… Многое понял о себе самом. Это была тяжкая наука… Я вмиг позабыл ее, услышав о Лоране. Я был в ярости… Я был испуган… Хотелось на ком-то сорваться, вот я и… Но ведь то, что совершила Лорана, она совершила из любви к тебе. А я уже понял, что любовь — это тоже наука… По крайней мере, я стараюсь учиться… — В голосе его была горечь. — Покамест я большей частью постигаю лишь боль. Но это уже никого не касается.
Теперь Танис прямо смотрел ему в глаза. Рука Гилтанаса лежала у него на плече.
— Я поразмыслил и понял, — тихо продолжал Гилтанас, — что Лорана поступила правильно. Ей необходимо было пойти туда. Иначе ее любовь потеряла бы смысл. Она так верила в тебя, что не побоялась отправиться в это страшное место, думая, что ты лежишь там при смерти…
Танис опустил голову. Гилтанас положил обе ладони ему на плечи и крепко стиснул.
— Терос Железодел сказал как-то: он, мол, ни разу в жизни не видел, чтобы что-то, сделанное во имя любви, обернулось во зло. Давай же верить в это, Танис. То, что сделала Лорана, она сделала во имя любви. И то, что делаешь теперь ты, ты делаешь во имя любви. А значит, благословение Богов пребудет с тобою…
— А Стурма они благословили? — хрипло спросил Полуэльф. — Он тоже любил!..
— Почем тебе знать, что они не благословили его? — сказал Гилтанас. Танис накрыл его руки своими… И покачал головой. Ему так хотелось уверовать. Слова Гилтанаса звучали прекрасной волшебной сказкой… Вроде сказок о драконах. Ребенком он так хотел верить в то, что драконы на самом деле существуют…
Он вздохнул и пошел прочь. Он уже взялся за ручку двери, когда Гилтанас сказал еще:
— Прощай… Брат мой.
Спутники встретились у стены, у тайной двери, отысканной Тассельхофом, — у той самой, что выводила за стену на Соламнийское Поле. Разумеется, Гилтанас с радостью велел бы страже выпустить их и через ворота; Танис, однако, считал, что, чем меньше народу будет знать о задуманном ими путешествии к сердцу тьмы, тем и лучше.
И вот они собрались в крохотной комнатке наверху лестницы. Солинари как раз уходила за далекие горы. Стоя чуть в сторонке, Танис следил за тем, как последние лучи серебрили бастионы кошмарной цитадели, висевшей над Каламаном. В окнах летучего замка горели огоньки, виднелись мелькающие тени… Кто жил там, за темными стенами? Дракониды?.. Маги в черных одеждах и жрецы Тьмы, чья сила оторвала крепость от земли и вознесла ее в вышину, в тяжелые серые тучи?..
Танис слышал, как друзья тихо переговаривались у него за спиной. Помалкивал лишь Берем. Вечный Человек, за которым бдительно присматривал Карамон, держался особняком, и глаза у него были круглые от страха.
Обернувшись, Полуэльф обвел их долгим взглядом и невольно вздохнул. Ему предстояло еще одно расставание, и он не был уверен, что наберется сил его выдержать. Меркнущий свет Солинари касался бледно-золотых волос Золотой Луны. Лицо жрицы дышало безмятежным покоем — словно бы и не лежал перед ней путь сквозь мрак, исполненный неведомых опасностей… И Полуэльф понял, что сумеет перенести надвигавшуюся разлуку.
Отойдя от окошка, он присоединился к друзьям.
— Ну что? — нетерпеливо спросил Тассельхоф. — Пора?
Танис улыбнулся ему. Рука сама потянулась ласково потрепать задорный хохолок, торчавший на макушке у Непоседы. Поистине, все на свете менялось — но только не кендеры.
— Да, — сказал Танис. — Пора. — И посмотрел на Речного Ветра: — Но кое-кто должен будет остаться.
Почувствовав его взгляд, варвар вскинул глаза, и все его думы читались на лице так же ясно, как тени облаков, скользящих в ночной вышине. Сперва он не понял сказанного Полуэльфом — а может, попросту пропустил его слова мимо ушей. Потом до него дошел смысл этих слов. Суровое лицо залилось краской, карие глаза вспыхнули… Танис ничего ему не ответил — просто перевел взгляд на Золотую Луну.
Речной Ветер тоже покосился на жену. Она стояла в потоке серебряного света, и думы ее блуждали где-то далеко-далеко. Мечтательная улыбка приподняла уголки губ… Улыбка, которой Танис раньше не замечал за ней. Разве только в последнее время. Быть может, она уже видела свое дитя играющим на залитой солнцем лужайке…
Танис вновь посмотрел на Речного Ветра. Он видел, какую внутреннюю борьбу переживал варвар, и знал — воин кве-шу нипочем не пожелает бросить друзей. Хотя бы ему и пришлось оставить Золотую Луну здесь, в Каламане.
Подойдя к нему, Танис взял рослого варвара за плечи и пристально вгляделся ему в глаза.
— Ты выполнил свой долг, друг мой, — сказал он ему. — Ты довольно уже прошагал угрюмым зимним путем. Теперь наши дороги расходятся. Наша тропа сворачивает в безжизненную пустыню, твоя же — в зеленый, расцветающий сад. Теперь твой долг — это долг перед сыном или дочерью, перед тем ребенком, которого ты введешь в этот мир… — Золотая Луна хотела что-то возразить, но он притянул ее к себе и тихо сказал: — Твое дитя родится осенью, когда валлины станут алыми и золотыми. Не плачь, девочка… — И он ласково обнял Золотую Луну. — Наши валлины вновь покроет листва. И ты приведешь юного воина — или молодую девушку — в Утеху и расскажешь им о мужчине и женщине, которые так любили друг друга, что их любовь дала надежду целому миру…
И он поцеловал ее прекрасные волосы. Тика, негромко всхлипывая, в свою очередь обняла Золотую Луну и пожелала ей счастья. Танис же повернулся к Речному Ветру и увидел, что ледяная маска в кои веки раз пропала с лица жителя Равнин: варвар не мог скрыть своего горя. Танис и сам мало что видел сквозь слезы.