Они немного постояли молча, глядя на реку. Драконы разбрелись. Тимара до сих пор ощущала ледяное дыхание гнева Синтары. Ее это не волновало. У нее болела вся кожа, рана между лопатками пылала огнем, и она никому не принадлежала.
– Я даже домой вернуться не могу.
Татс не стал спрашивать, что она имеет в виду.
– Никто из нас не может. Ни для кого из нас Трехог не был настоящим домом. Здесь и сейчас, этой ночью на палубе баркаса – вот самое близкое к дому место, какое есть у любого из нас. Включая Элис, капитана Лефтрина и его команду.
– Но мне и здесь нет места, даже здесь.
– Оно найдется, Тимара, если ты захочешь. Ты же сама держишься отчужденно.
Татс чуть изменил позу: не накрыл ее ладонь, а просто оперся на планширь так, что их руки соприкоснулись. Первым ее порывом было отпрянуть. Усилием воли Тимара сдержалась. И сама удивилась, почему хотела отдернуть руку и почему не стала. Ответов на эти вопросы у нее не было, так что она перешла к другому.
– Знаешь, что Грефт сказал мне про тебя? – спросила она Татса.
Тот усмехнулся уголком рта:
– Нет. Но уверен, что ничего лестного. И надеюсь, ты помнишь, что знаешь меня гораздо лучше, чем когда-либо узнает Грефт.
Что ж, по крайней мере, это не мужской заговор с целью заставить одинокую, не связанную обязательствами женщину сделать выбор. Мнение Тимары о товарищах слегка улучшилось.
– Грефт явился, когда я вчера дежурила, – начала она ровным, небрежным тоном, как будто они обсуждали красоту ночи, – и спросил, выбрала ли я тебя. Он пояснил, что если это так, то мне следует дать знать остальным или хотя бы сообщить ему, чтобы он мог подтвердить мой выбор. Он сказал, что иначе начнутся раздоры. Кое-кто из хранителей, возможно, даже бросит тебе вызов или ввяжется в драку.
– Грефт – надутый осел, воображающий, будто имеет право говорить за всех, – ответил Татс, выразительно помолчав. Но только Тимара решила, что можно выбросить из головы беседу с Грефтом как дурацкую случайность, как он продолжил: – Хотя было бы здорово, если бы ты сказала остальным, что выбрала меня. В этом он был прав: это бы все упростило.
– И что за «все» это бы упростило?
Татс искоса глянул на нее. Оба понимали, что он ступил сейчас на зыбкую почву.
– Ну, во-первых, я бы услышал от тебя ответ. А я не прочь его получить. А во-вторых…
– Ты никогда не задавал мне вопроса! – поспешно перебила Тимара и с ужасом осознала, что сама только что толкнула их глубже в трясину.
Ей хотелось бежать, убраться прочь от этой глупости, которой положил начало своей дурацкой речью тупица Грефт. Татс, похоже, это понял. Он накрыл ее руку ладонью. Тимара ощутила мягкость его кожи даже сквозь чешую. Тепло прикосновения растеклось по всему ее телу, и на миг у нее перехватило дыхание. Перед ее внутренним взором вспыхнул образ Грефта и Джерд, слаженно движущихся в объятии. Нет. Она оборвала эту мысль и напомнила себе, что ее кисть должна казаться Татсу холодной, скользкой от чешуи и похожей на рыбу. Юноша не смотрел на пойманную им руку. Он глубоко вдохнул и шумно выдохнул.
– Это не вопрос. Не определенный вопрос. Просто, ну… я хотел бы, чтобы у нас было то, что есть у Грефта с Джерд.
И она тоже…
Нет! Конечно же нет. Тимара сразу же отреклась от этой мысли.
– То, что есть у Грефта с Джерд? Ты имеешь в виду соитие? – уточнила она, не сумев в полной мере удержаться от обвиняющих интонаций.
– Нет. Ну то есть да. Но, кроме того, у них есть уверенность друг в друге. Вот чего мне бы хотелось. – Татс отвернулся от Тимары и заговорил еще мягче, словно боясь обидеть ее: – Я понимаю, Рапскаль пропал совсем недавно и…
– Да как вообще кто-то может всерьез считать, что нас с Рапскалем связывало что-то, кроме дружбы? – возмущенно выпалила она и рывком высвободила руку, чтобы откинуть с лица прядь волос.
Татс удивился:
– Но ты всегда была рядом с ним, все время. С тех пор, как мы покинули Кассарик. Всегда в одной лодке, всегда спали вместе…
– Он сам устраивался спать рядом со мной. И никто больше не предлагал мне грести вместе. Рапскаль мне нравился – когда не выводил из себя, не раздражал и не говорил странного… – Внезапно в этой обличительной речи Тимаре померещилось что-то предательское. – Рапскаль мне очень нравился, – осекшись, призналась она шепотом. – Но я не была влюблена в него и сомневаюсь, что он когда-нибудь смотрел на меня как на женщину. На самом деле уверена, что нет. Он был мне просто чудаковатым другом, который во всем и всегда видел светлую сторону и никогда не унывал. И это он всегда дружил со мной и ничего не ждал от меня в ответ.
– Да, он был такой, – тихонько согласился Татс.
Какой-то миг в воздухе висело скорбное молчание, и Татс казался Тимаре таким близким, каким не был уже давно.
– Так что же во-вторых? – наконец решилась заговорить она.
– Что?
– Ты начал говорить, но я тебя перебила. Ты говорил, что, во-вторых, по-твоему, было бы лучше, если бы я всем объявила, что… – она попыталась подобрать лучшее иносказание, не сумела и сдалась, – что мы теперь вместе.
Тимара посмотрела Татсу в глаза, дожидаясь ответа.
– Это все бы утрясло. Положило бы конец спорам. Кое-кто, ну… не слишком доволен. Другие парни. Нортель пару раз уже высказывался…
– О чем это? – резковато спросила она.
– О том, что я не один из вас и тебе следовало бы держаться своих, найти того, кто способен по-настоящему тебя понять, – напрямик заявил Татс.
– Похоже, Грефт и тут успел наследить.
– Возможно. Он часто выдает что-нибудь в таком духе. По вечерам, у костра. Обычно после того, как девушки разойдутся спать. Говорит о том, как все будет, когда мы доберемся до Кельсингры. По его словам, там будет наш собственный город. Ну то есть поначалу, конечно, не город. Но мы поселимся там, построим дома. Со временем приедут и другие, чтобы жить с нами, но мы, хранители, будем основателями поселения. И сами установим правила. И так складно у Грефта это выходит, что начинает казаться, будто все так и должно быть. И обычно и впрямь получается так, как он говорит. Когда мы узнали, что Джерд, ну… что у Джерд будет ребенок, он сказал, мол, кто-то должен взять на себя ответственность, даже если она сама не знает, чей он. И Грефт обещал, что подаст всем пример, и так и сделал. А потом, позже, сказал, что Сильве еще слишком мала, чтобы решать самой. Он выбрал для нее Харрикина, потому что тот старше других и сможет сдерживаться. Грефт велел ему пока просто ее оберегать. Харрикин послушался, и так вышло, что Сильве выбрала его.
– Сильве сама так сказала? – поразилась Тимара.
– Ну, не впрямую. Но это всем ясно. Еще Грефт сказал, что, хоть никто и не понимает, почему ты выбрала Рапскаля, дело сделано и никто не должен вмешиваться. Сперва я разозлился. Я не думал, что ты его «выбрала». Но я был, ну… с Джерд, когда Грефт это сказал. Так что я никак не мог… – Татс умолк, не договорив, перевел дыхание и сделал еще одну попытку: – В общем, все прислушались к его словам. Никто не попытался встать между вами. Но теперь Рапскаля нет. Я надеюсь, он еще найдется, но если нет, мне хотелось бы, чтобы ты знала – я всегда буду ждать и надеяться.
Тимара решила положить всему этому конец, и немедленно:
– Татс… Ты мне нравишься. Очень. Мы дружим давным-давно. И я уверена, что если кто-то меня и понимает, то это ты. Но я не желаю «выбирать» ни тебя, ни кого-либо еще. Ни сейчас и, возможно, вообще никогда.
– Но… никогда? Почему?
Ее досада расцвела пышным цветом.
– Потому что. Вот почему. Потому что это мое дело и не касается ни Грефта, ни тебя, ни кого-либо еще. Я не позволю, чтобы мне приказывали «выбирать», как будто если я не решу срочно, то решать уже буду не я. Я хочу, чтобы и ты, и Грефт, и все остальные знали: вполне возможно, я предпочту не выбирать никого из вас.
– Тимара! – запротестовал он.
– Нет! – отрезала она, не желая слушать, что бы он ни пытался сказать. – Нет. И хватит об этом. Можешь сам передать это Грефту, или пусть он придет ко мне, и я повторю ему то же самое.
– Тимара, это не…
Возражения Татса прервал далекий звук. Сперва Тимаре показалось, что это поет горн. Она знала, что Карсон хотел отправиться на поиски других выживших, но не была уверена, отплыл ли он уже или отложил до утра. Но затем она услышала тот же звук еще раз и поняла, что это не горн, а драконий клич.
С илистого мелководья отозвался сначала Меркор, а затем Фенте. Кало издал низкий рев, и его подхватил Сестикан.
– Кто это? – спросил Татс темноту.
Сердце Тимары замерло от внезапной надежды. Она напрягла слух, стараясь уловить далекий ответ дракона. А затем разочарованно покачала головой:
– Не Хеби. У Хеби голос пронзительней.
Внезапно протяжно и звонко затрубил Арбук. Серебристо-зеленый дракон рванулся с мелководья на глубину. Луна озарила его, он весь засиял, словно от радости, и размеренно поплыл вниз по течению, навстречу невидимому пока дракону.
Алум! – разнеслись по округе его мысли, когда он затрубил снова. – Алум, я иду к тебе!
Татс с Тимарой перегнулись через борт, пытаясь хоть что-то разглядеть в темноте. Остальные хранители потянулись к ним.
– Кто это? – зычно спросил капитан Лефтрин. – Кто-нибудь уже разглядел?
– Это Серебряный! – крикнул вдруг кто-то с кормы. – Маленький серебряный дракон! И с ним Алум! Они оба живы.
– Серебряный! Ты жив! – В приветственном крике Сильве звенела радость.
Дракон повернул к ней голову и на миг показался почти разумным.
– Как здорово! – воскликнул Татс, и Тимара молча кивнула.
Она наблюдала встречу, едва не зеленея от зависти. Алум попытался обнять своего дракона, но тот уже слишком вырос для этого. Тогда хранитель перебрался с узких плеч Серебряного на широкую спину Арбука и прижался к нему, словно желая слиться с ним в единое целое.
«Что же со мной не так? – думала Тимара. – Почему у меня нет подобной связи с Синтарой? И вообще ни с кем?» Тимара украдкой взглянула на Татса. Он высунулся далеко за борт, улыбаясь во весь рот. Почему она не объявила, что выбрала его? Почему она не такая, как Джерд, и не относится ко всему легче? Та ведь явно перепробовала нескольких мужчин. А теперь Грефт заявил, что она принадлежит ему, и она, похоже, вполне этим довольна. Так уж ли это трудно? Просто взять то, что тебе предлагают, без лишних обязательств?