– Выбирай выражения! – одернул Лефтрин баркас, но в ответ ощутил лишь все то же веселье. – Что-то ты сегодня разговорчив.
Это он отметил не только затем, чтобы отвлечь внимание корабля. Редко мысли Смоляного доносились до него с такой четкостью. Чаще ему снился необычный сон, или же он ощущал через эту связь чувства корабля. А непосредственная беседа со Смоляным была для него в высшей степени необычна, и Лефтрин удивлялся ей.
Иногда, – согласился корабль. – Иногда, когда река спокойна, а драконы рядом, все кажется проще и яснее. – И после долгого молчания прибавил: – Иногда ты с большей охотой слушаешь меня. Когда наши мысли совпадают. Когда мы хотим одного и того же. И мы оба знаем, чего ты хочешь сейчас.
Лефтрин оторвал руки от планширя и отправился искать Элис. Хоть он и пытался одернуть баркас, его губы изогнулись в улыбке. Смоляной слишком хорошо его знал.
Капитан немного постоял в темноте под дверью каюты Седрика. Корабль не ошибся. Едва заметное свечение пробивалось сквозь щель под дверью. Лефтрин легонько постучал и подождал. Какой-то миг стояла тишина. Затем он услышал шорох шагов, и дверь приоткрылась. Элис выглянула на палубу, озаренная слабым пламенем свечи.
– Ой! – явно удивилась она.
– Я заметил под дверью свет. Решил, что стоит выяснить, кто здесь.
– Это всего лишь я, – уныло сообщила Элис.
– Вижу. Можно войти?
– Я… я в ночной рубашке. Пришла из своей каюты, когда не смогла заснуть.
И это он тоже видел. Ее ночная рубашка была длинной, белой и довольно простого кроя – прямоту линий нарушали лишь изгибы тела под ней. Рыжие волосы она расчесала и заплела в две длинные косы. С этой прической Элис выглядела на несколько лет моложе. Из-под подола рубахи выглядывали маленькие босые ступни. Если бы она представляла, насколько желанной сейчас выглядит, то не осмелилась бы открыть дверь никому!
Но глаза и кончик носа у нее покраснели от слез. И в большей степени именно это, чем что-то иное, заставило Лефтрина шагнуть в каюту, плотно закрыть за собой дверь и обнять Элис. Она на миг застыла, но не стала сопротивляться, когда он притянул ее ближе и поцеловал в макушку Как она до сих пор умудряется пахнуть цветами? Капитан закрыл глаза, обнимая ее, и тяжело вздохнул.
– Не надо плакать, – попросил он. – Мы еще не потеряли надежду. Ты не должна плакать и не должна так себя мучить. Никому от этого не становится лучше.
Отбросив мысли, он склонился к Элис и поцеловал в левый глаз. Она ахнула.
Когда он целовал ее в другой глаз, ее руки взлетели и крепко обняли его шею. Лефтрин припал губами к ее губам, и они приоткрылись так мягко и свободно, что его сердце затрепетало. Она дрожала, тесно прижимаясь к нему. Он все не разрывал поцелуя, с наслаждением ощущая тепло ее губ. Затем выпрямился, и уже она не стала его отпускать. Лефтрин легко поднял ее, и Элис обхватила его бедра коленями, даже не пытаясь удержать ноги сомкнутыми.
– Элис! – вскрикнул он, предостерегая.
– Молчи! – с жаром ответила она. – Ничего не говори!
И он замолчал.
В два неловких шага пересек маленькую каюту. Постарался не раздавить ее, укладывая на постель, но Элис его не выпустила, и он едва ли не рухнул сверху, между ее ног. Разделяли их только парусина брюк и сбившаяся ткань ночной рубашки. Лефтрин вжался в Элис всем телом, предостерегая и желая ее. Вместо того чтобы внять предупреждению, она потянулась к нему. Он снова поцеловал ее, нашел ее груди под тонкой тканью. Сжимая их в ладонях, не прерывая поцелуя, он нащупал затвердевшие соски и слегка их подразнил. Элис сдавленно всхлипнула и сильнее прижалась к нему.
Осмелев, капитан скользнул рукой вниз по ее животу и слегка приподнялся, чтобы коснуться ее пальцами. Она застонала, по телу прошла безошибочно узнаваемая дрожь. Лефтрин был ошеломлен и почти невыносимо обрадован ее отзывчивостью. А он еще даже не вошел в нее!
Но если ему показалось, что одного легкого прикосновения будет довольно, то он ошибся. Открыв глаза, Элис посмотрела на него, и взгляд ее был диким и голодным.
– Не останавливайся, – предупредила она.
– Элис, ты уве…
Он не смог даже закончить вопрос. Она прижалась ртом к его рту, а ее ищущая рука нашла его, ясно заявив о своем желании.
Другую руку Элис разжала. Медальон с портретом Геста упал – на постель ли, на пол, да хоть в реку. Ей было все равно.
Двадцать пятый день месяца Молитв, шестой год Вольного союза торговцев
От Эрека, смотрителя голубятни в Удачном, – Детози, смотрительнице голубятни в Трехоге
Первая часть официального послания Совета торговцев Удачного к Советам торговцев Дождевых чащоб в Трехоге и Кассарике с перечнем издержек и прибылей торговцев Удачного, за год, с целью расчета долевого налога. Три копии каждого отчета отправлены с голубями, одна – кораблем.
Детози, уверен, все с тревогой ожидают нового увеличения налогов в этом году! В Удачном до сих пор отстраиваются общественные сооружения и рынок, разрушенные калсидийцами, Кассарик и Трехог нуждаются в средствах для продолжения раскопок. Даже не знаю, снизятся ли когда-нибудь налоги до уровня пятилетней давности. Мой отец быстро поправляется, но из-за его болезни родители снова начали сетовать на то, что я до сих пор не женат и не обзавелся потомством. А я-то, глупый, считал, будто это никого, кроме меня, не касается!
Глава 11Откровения
Незадолго до рассвета она разбудила его.
– Нам стоит разойтись по своим каютам, – прошептала она.
– Уже ухожу, – солгал он, тяжко, но смиренно вздохнув.
Лефтрин погладил Элис по голове, обернул локон вокруг пальца. Кожу под волосами легонько, приятно потянуло.
– Мне снился сон, – неожиданно для себя произнесла она.
– Правда? Мне тоже. Прекрасный сон.
Элис улыбнулась в темноте:
– Мне снилась Кельсингра. Но, Лефтрин, это был странный сон. Похоже, я была в нем драконом. Потому что видела город совсем маленьким и откуда-то сверху. До сих пор я еще не представляла, что увижу его так. Все крыши и шпили, сеть дорог, словно жилки на листке, и река тоже казалась серебряной дорогой. Она была очень широкой, но город стоял по обоим берегам. И знаешь, в моем сне этот город выглядел так, словно его и строили для того, чтобы смотреть сверху. Как такое странное произведение искусства…
Элис умолкла. Лефтрин шевельнулся рядом с ней на постели. От этого движения она как-то ясней осознала его присутствие: прикосновение его тела, запах.
– Думаю, нам пора расходиться, – нехотя повторила она.
Свеча давно уже догорела. В маленькой каюте Седрика было темно. Лефтрин медленно сел. Прохладный воздух коснулся ее бока там, где его тело тесно прижималось к ней на узкой постели. Элис улыбнулась себе. Она спала рядом с нагим мужчиной. По-настоящему спала, в его объятиях, прижавшись щекой к волосам на его груди, сплетясь ногами.
С ней еще никогда такого не случалось.
Элис слышала, как он разыскивает в темноте штаны и рубаху. Парусиновые брюки занятно шуршали, пока он их натягивал. Затем он втиснулся в рубашку. Капитан нагнулся, разыскивая башмаки, взял их в руки.
– Я провожу тебя до каюты, – шепотом предложил он.
– Нет, – возразила она. – Ступай. Я дойду сама.
Капитан не спросил, почему она хочет, чтобы он ушел. И за это Элис была ему благодарна. Скрипнула, открывшись и закрывшись, дверь, и тогда она встала. Ночная рубашка валялась на полу. Она была холодной и местами сырой, но Элис все равно ее натянула. Она заметила, что одна коса расплелась, и распустила вторую. На ощупь расправила сбившиеся одеяла на постели Седрика. Отыскала его «подушку» и вернула на место. Затем обшарила постель и пол, но медальон так и не нашла. И снова повторила себе, что это ее не заботит. Никчемная безделушка из жизни, которая уже не имеет к ней никакого отношения. Элис выскользнула на палубу, прикрыв за собой дверь.
Короткая перебежка до каюты, и она закрыла дверь и вернулась в свою постель. Одеяла показались холодными и неуютными, когда она забралась под них. Внизу живота ныло, лицо и грудь исколола борода, а его запах пропитал всю кожу. Элис задумалась о содеянном, с вызовом решила, что ее это не волнует, но так и не сомкнула глаз. Ей вовсе не было безразлично то, что она сделала. Это стало для нее самым важным решением, какое она приняла в жизни. Элис смотрела в темноту, не сожалея, но заново переживая все в воображении. Как его руки касались ее, как он тихонько вздыхал от наслаждения, как кололась его борода, когда он целовал ей грудь.
Все это было так ново для нее. Элис не знала, была ли она распутной или же просто женственной. Они вели себя друг с другом словно звери или именно так и касаются, пробуют и наслаждаются любящие друг друга люди? Элис не покидало ощущение, будто она испытала все это впервые в жизни.
Возможно, так и было.
Элис закрыла глаза. Мысли об участи Седрика, о Гесте, оставшемся в Удачном, о ее добродетельных подругах и чопорной матери, о неизбежном возвращении к той жизни наводили на нее ужас.
– Нет, – проговорила она вслух. – Не сегодня.
Она зажмурилась крепче и заснула.
Капитан босиком стоял на палубе и глядел на берег. Башмаки он держал в руках.
– Что у тебя на уме, Смоляной? – тихонько спросил он корабль.
Последовавший ответ был загадочным. Лефтрин его не услышал. Скорее, ощутил босыми ногами через палубу в не меньшей степени, чем сердцем. Корабль хранил собственные секреты.
– Смоляной, я знаю этот сон, – попытался Лефтрин снова. – Я думал, он мой. Нечто, что ты хотел мне показать.
На этот раз воздух дрогнул согласием. Трепет – и тишина.
– Корабль? – окликнул Лефтрин.
Но ответа не получил. Спустя некоторое время, так и держа башмаки в руках, капитан Смоляного отправился к себе в койку.
Карсон связал лодки веревкой. Это казалось унизительным, все равно что ехать на лошади, которую ведет кто-то другой, но Седрик понимал, что иначе нельзя. Поэтому, вместо того чтобы возмущаться, он изо всех сил следил за тем, чтобы веревка не натягивалась. Он был готов признать, что не умеет удерживать лодку в стороне от главного течения и подниматься вверх по реке. Но не хотел признавать, что у него не хватает сил грести и его нужно тащить до баркаса на буксире.