Холодное бледное пламя стояло стеной. Колыхалась слепая ярость, за которую лорда Ледума и прозвали белым демоном. Это было состояние полной утраты контроля, состояние, в котором не осознаешь себя, а сила высвобождающейся ментальной энергии сметает всё на своём пути.
Белый демон во всей его красе — вот то, чего аристократ не хотел бы наблюдать воочию никогда, никогда. Рассудок беловолосого затмился, пав под натиском ярости: гнев исказил черты лица и превратил его в маску из резких теней. Кристофер в жизни не видел ничего страшнее этого лица. Он рассмотрел лишь краешек силы боевого мага, но и того было достаточно, чтобы понять весь размах бедствия.
Столкнувшись с демонической ипостасью заклинателя, любой обратился бы в бегство или оцепенел от ужаса, но Кристофер отлично знал, что обе стратегии погубят его. Тише всего в самом центре урагана, безопаснее всего — рядом.
Алмазы не атаковали, но активные излучения их уже сами по себе были губительны для всего живого, а прежде всего — для человеческой психики. Хвала всем богам, лорд защищён мощной подавляющей аурой; Кристофера же излучения пронизывали насквозь, не встречая преград.
Он осторожно поднялся на ноги, чувствуя, как раскалывается голова, как сумасшедшие излучения алмазов прошивают волокна мышц до кости. До лорда всего-то несколько шагов… слишком далеко. Перед глазами заплясали хороводы звёзд.
Не в силах сохранять нормальное положение тела, аристократ согнулся пополам и, кое-как переступая ногами, насколько было возможно приблизился к заклинателю. Поднял руку и, замирая от ужаса, погрузил ее в белое сияние. Защитное поле алмазов на миг замерло и — упруго подалось, позволяя проникнуть внутрь пульсирующего, переливающегося серебряными лентами кокона. Вне себя от радости, аристократ бросился на колени и провинившимся котёнком прильнул к ноге владельца, уткнувшись лицом в бархатистую белую шагрень высокого сапога.
Правитель не обратил на это никакого внимания: будто не заметил, но зато и не отстранился. Вдохновившись нейтральной реакцией, Кристофер чуть выпрямил спину и, в поисках заступничества, приобнял заклинателя за пояс.
Вокруг плескалось жуткое живое серебро.
Лорд был не в себе, но, к большому счастью, алмазы и в самом деле запомнили его и на сей раз не тронули. Подумать только, легендарные алмазы-убийцы не причинили вреда! Должно быть, правитель поставил жесткие установки относительно него, после недавнего случая в кабинете.
Оказавшись в относительной безопасности, премьер невольно залюбовался сияющими в белых перстнях камнями, из которых направляющая воля боевого мага без жалости выжимала энергию. К ярости, к резкости правителя Ледума всегда примешивалась трепетная нотка удовольствия, Кристофера же пугали любые проявления силовой агрессии. И почему же страшное неистовство это так застит ему белый свет? Несмотря на то, что утонченная душа аристократа всегда сторонилась грубости, решительно отвращалась от насилия, что-то неудержимо влекло его к лорду, и тот был желанен — желанен именно в этом качестве. Парадокс, но именно яростной своею силой был он притягателен, как сам бог, а точнее — как демон.
Но ярость иссушала его сердце, и ярость нужно было остановить.
— Лорд Эдвард, — по имени тихонько окликнул Кристофер, приподнявшись и как можно осторожнее потянув его за рукав. И, осекся, тотчас поправившись на официальное: — Лорд-защитник!..
Звук голоса возымел какое-то магическое действие: заслышав его, белый демон повел головой и мрачно глянул вниз. Приближенный весь дрожал у его ног, подобный хрупкой стрекозе, которая трепещет крыльями, доверчиво опустившись на ладонь. Небрежно наброшенное шелковое одеяние распахнулось и благополучно сползло с левого плеча, открывая взгляду изящные очертания.
Так что же это, доверие — или все-таки страх? Для страха имеются основания, но чем оправдать доверие?
Или всё это — не более чем самообман?
Тесно прижавшись к его бедру, молодой аристократ терпеливо ждал, пока боевой маг придёт в себя.
Глаза заклинателя приобрели осмысленное выражение. Неожиданно почувствовал он какой-то ресурс, с помощью которого мог обуздать самозабвенный гнев. Безумие это длилось, кажется, целую вечность, а в реальности — какие-то считанные минуты.
— Хватит скулить, — глухо сказал он и с ленцой коснулся чуть приоткрытого рта.
Кристофер замолк и без слов принял новое хозяйское прикосновение, на сей раз не отстранённо-формальное. Сияющее жидкое серебро перестало уже стекать с кончиков пальцев заклинателя, но они всё еще были холодны, как лед. Своим дыханием отогревая белый мрамор этой руки, Кристофер послушно разомкнул уста, уступая чужому желанию играть с ним, как вздумается; впуская внутрь чужие пальцы и позволяя своему божеству делать всё, что только придет в голову. Нет, он не смел помешать этим пальцам свободно бесчинствовать, лаская их так изощрённо, так старательно, как только способен, пока страшная гримаса, наконец, окончательно не сошла с лица правителя.
Лорд Эдвард смотрит на него с выражением утомленным, пресыщенным даже, но вполне благосклонно, любуясь чувственным изломом линии рта. Этой доверчивой слабости он почти не может противостоять. На какой-то один миг правитель хочет сделать его своим маленьким секретом, спрятать, сохранить от чужого зла и, если получится, даже от зла, которое скрывается в его собственной душе.
Но возможно ли это? И всё же — тревожит, не оставляет в покое дурное предчувствие беды.
Мягко отстранившись, лорд Эдвард направился в сторону стеклянных дверей. Едва открыв их, заклинатель нахмурился и плотно сжал губы, немедленно пожалев о том, что сделал. Шаги его на миг застыли.
То был не совсем дождь, как подумалось было вначале. Ритмичные стаккато падающих капель заполнили повисшую тишину, но это было еще не всё: вместе с холодным ночным ветром в комнату ворвался очень специфический, легко узнаваемый запах. Запах резко ударил ему в нос, пробуждая в жилах пламень драконьего золота.
Кровь!
Прохладный воздух наполнился запахом свежей крови.
Это только слово, что «свежей», на деле же никакой свежести и в помине не осталось. Неведомый заклинатель в один миг обратил воду в кровь, и свежесть весенней ночи сменилась терпким гемоглобиновым ароматом.
Кристофер тоже почувствовал нечистый запах. Глаза его расширились: на радость церковникам Аманиты с небес на них лилась не вода… Да, вовсе не привычная, пусть и отравленная химикатами вода. Премьер Ледума не удержался от гримасы отвращения: этот стойкий, вызывающе животный аромат, похожий одновременно на запах сырого мяса и на кисло-соленый запах ржавой воды, вызывал у аристократа едва сдерживаемый рвотный рефлекс. Однако, сложно было не признать высокое мастерство автора фокуса. Чертов маг, способный на подобное, должен быть весьма искусен и иметь в распоряжении могущественные камни первого порядка.
Его непременно нужно найти и схватить.
Стремительным шагом лорд Ледума вышел на открытую террасу и пристально вгляделся в ночь. Титульные белые одежды на глазах начали намокать и окрашиваться пурпуром, будто диковинные красные цветы расцветали на них один за одним.
Как символ праведного гнева Изначального, на город греха низвергались потоки сумеречной крови.
Глава 17, в которой предаются противоречивым страстям
Видя, что произошло с Церковью в Ледуме, уцелевшие священнослужители Аманиты и остальных городов конфедерации вынуждены были действовать сообразно изменившимся обстоятельствам.
После длительных кровопролитных конфликтов с магами, двух расколов и окончательного падения авторитета Старой Церкви, святым отцам пришлось смириться с тем, что отныне они влачат жалкое существование в полном распоряжении лордов. Пытаясь заручиться поддержкой власть имущих и хоть как-то улучшить своё положение, главные церковные идеологи радикально пересмотрели древние тексты, изменив официальные трактования в угоду нуждам заклинателей.
Как это часто бывает, учение раскололось в самом себе, распавшись на дух и букву.
К каноническим Песням Белой Книги добавился целый ряд более поздних апокрифов с поучениями и наставлениями в мирской жизни, а также с подробнейшими, неукоснительными для исполнения инструкциями. По сравнению с классическими толкованиями современное учение было значительно ужесточено: стараниями нынешних святых отцов Изначальный постепенно превратился из любящего Создателя в беспощадного Судию, без жалости наказывающего за проступки. Основной идеей новой церковной доктрины стало обязательное страдание, основной целью — смерть во искупление грехов, смыть которые отныне допускалось только кровью.
В общество Аманиты, и без того тяготеющем к чопорности и подчеркнутой религиозности, нередкими явлениями сделались Акты веры — театрализованные и полные фанатизма представления, включавшие в себя торжественные массовые шествия, богослужения, выступления церковных пропагандистов, а также публичное покаяние грешников. Для взращивания и поддержания в населении должного религиозного пиетета, в конце сего богоугодного действа проводилась эффектная церемония четвертования, а при стечении особенно большого количества зевак ее заменяли на гораздо более медленную и красочную казнь тысячи разрезов. Жертвами обыкновенно становились Искаженные, в отсутствие нелюдей в одиночку несущие тяжкое бремя ереси.
От старой практики принародного сожжения на костре в какой-то момент и вовсе было решено отказаться, как от неистинной, заменив ее кровавыми ритуалами. Таким образом, очистительный огонь остался вотчиной обособившейся Инквизиции, а Новая Церковь узаконила теорию об искупительной силе крови. Теперь спасение заблудших душ обязательно должно было происходить через кровопролитие.
Неудивительно, что после столь удачной актуализации учения Белой Книги простых смертных трясло от ужаса при одном только упоминании имени Изначального, а толпа моментально подхватывала громкие лозунги проповедников, призывающих громы небесные на головы жителей Ледума и персонально лорда Эдварда — именуемого религиозными фанатиками не иначе как белым демоном.