Кристофер хотел бы зажмуриться, но не смог. Больно… как же больно… смотреть на это…
И всё же лорд Эдвард взял свою последнюю высоту. В сильнейшем волнении премьер следил за чуть различимыми подрагиваниями кончиков его пальцев, за движениями, утратившими внутреннюю целостность. Правитель словно брел на ощупь, почти вслепую, тщетно пытаясь нащупать руками стыки темноты и света, времени и пространства, бытия и небытия.
Сколь сильно было восхищение, столь же сильно болело сердце при виде подобного самопожертвования.
Похолодев, Кристофер немедленно понял всё. Привычный ловить желания правителя на лету, он выучился видеть многое, недоступное остальным. Стремясь достичь цели, боевой маг погрузился слишком глубоко, чтобы остались силы вынырнуть теперь на поверхность. Лорд устал. «Властелин» устал тоже. Пальцы уже заметно дрожали и двигались странно: то были не привычные ленивые, экономные движения, а широкие замахи, пассы, похожие на движения дирижёра.
У правителя Ледума нет больше сил — усталость охватила его, как пожар, сжигая последние ресурсы. Нет, не усталость — полное ментальное истощение. Это предел. Вибрации минералов стали столь сильны, что находились уже где-то на пределе границ человеческого слуха. «Властелин» звенел переливами чистейшего, как снег на горных вершинах, звука.
Ушная раковина правителя была полна крови.
В эту минуту Кристофер отчаянно хотел стоять с ним рядом — стоять, покуда хватит сил.
Увы, то было невозможно.
Среди них нет никого, кто мог бы помочь… кто мог бы встать на защиту города вместо лорда-протектора… или хотя бы вместе с ним. Защитный круг активирован и замкнут, и ритуал не прервать. Воздух дрожит от магических вибраций, пронизывающих их насквозь.
Никто другой не в состоянии сделать этого: магические способности беловолосого были велики, больше всего, с чем когда-либо сталкивался аристократ.
Но всё же — они были не безграничны.
Лорд-защитник по-прежнему высоко держал голову, но был уже не в себе.
Лорд-защитник потерял контроль.
Похоже, он даже потерял сознание. А зная разрушительную ментальную природу алмазов, не исключено, что вместе с тем и рассудок. Сердце Кристофера болезненно сжалось, а на глазах выступили, но не пролились слезы.
В эту секунду в зеркале, с которым правитель держал основную связь, что-то оглушительно треснуло. Стекло потемнело, бесстыдно являя им катастрофу: самая южная из сторожевых башен была уничтожена, точнее сказать, с корнем вырвана из тела земли.
Но другие зеркала в то же самое время показывали гораздо более оптимистичную картину: черно-алая воронка смерча всё же отклонялась в сторону, коснувшись Ледума лишь краем. Траектория её была удачно изменена, и путь созданного Октавианом косматого чудовища лежал теперь прочь, прямиком вглубь конфедерации, в подвластные Аманите центральные земли. Конечно, до самой столицы оно не дойдет, растеряет по дороге силу. Однако пару-тройку городов хорошенько, от души потреплет, оставив выживших на растерзанье Пустошам.
Это была победа. Победа!
Но тело лорда уже падало, с руками, раскинутыми широко в стороны, невыразимо медленно падало со своего призрачного пьедестала. Безжизненное тело это словно потеряло эфемерную опору воздуха: ослабевали и отрывались одна за одной держащие его витые прозрачные нити. Белые всполохи алмазной магии разом погасли, как не бывало. Время застыло, затаилось, увязло в зыбучем сыром песке одного-единственного момента — краткого мига слабости.
Слабости, которую нельзя демонстрировать.
Никогда прежде Кристоферу не доводилось видеть, чтобы лорд Эдвард выказывал подобную слабость.
Шок словно парализовал собравшихся, во все глаза следивших за головокружительным падением, в которое никто из них не мог поверить. Которое никто из них не хотел, не отваживался наблюдать — и, придя в себя, по очереди они стали отводить взгляды.
Страшная победа.
Гибель после триумфа!.. Как это было в духе правителя Ледума.
В тот же миг закатное небо пошло трещинами и со звоном разбилось, разлетелось осколками у них над головами.
Больше не поддерживаемая никем, магическая защита Ледума пала.
В наступившей гробовой тишине Кристофер слышал лишь сошедший с ума метроном собственного сердца. Больной, сломавший однажды взятый ритм, темп, произвольно переходящий с восьмых долей на шестнадцатые и обратно, тогда как должен был отбивать половинные.
Нет. Допускать такое нельзя. Развязка слишком надрывна, слишком трагична, чтобы лишние глаза смели её лицезреть. И без того уже эти плебеи, пусть и высокопоставленные, видели больше, чем им положено видеть.
Именно так, образцово, мучительно красиво, и должны умирать лорды. Именно так — и именно такими: непобежденными, гордыми и недосягаемо одинокими.
Не раздумывая ни секунды, в отчаянном порыве Кристофер бросился вперед, прямиком в объятья пульсирующих, сплетающихся в экстазе шестилучевых звезд, что было бы равносильно самоубийству, если бы внутри еще жила магия. Но поля концентрированных энергий как раз развеялись, подобно удушливому дыму пожарищ.
Последние, медленно исчезающие магические импульсы еще поддерживали бесчувственное тело доминирующего заклинателя, не позволяя ему упасть, тогда как тела двенадцати его сподвижников — точнее, высохшие, обтянутые тонкой кожей скелеты — уже рухнули на пол и рассыпались грудой белых костей и праха. Мимолетным дождем пролилась плавающая в воздухе кровь, и дворцовая башня сделалась похожа на место массового жертвоприношения. Снова кровь, снова всё вокруг в крови! Медный запах вновь забивает горло. Последние краткие мгновенья… последние метры до центра фигуры, скользкие и страшные… самые длинные метры в его жизни.
То ли в прыжке, то ли в падении обхватив беспомощное тело правителя, премьер скорее угадал, чем услышал рваный, с каждым мигом угасающий ритм его сердца.
И, прежде чем кто-либо из собравшихся успел что-то понять, прежде чем тела их коснулись залитой темной кровью поверхности пола, единственным щелчком пальцев Кристофер раскрыл портал.
Глава 27, в которой все точки расставлены над i
Силы совершенно оставили беловолосого.
Он был в глубоком обмороке, но, к удивлению и вящей радости Кристофера, всё еще жив.
Однако, едва жив: будто неведомый монах с завидной методичностью перебирал четки суставов, нервов, связок. Суставы тянуло и выкручивало, сплетения нервов вибрировали, как струны, и всё тело правителя от макушки до кончиков пальцев ног сотрясала крупная дрожь. В сковавшем его странном полусне лорд Ледума ощущал себя совершенно полым изнутри, словно маслина, из которой одним движением ножа вынули косточку.
А всё потому, что энергии совершенно не осталось в этом теле.
Не заботясь более об этикете, Кристофер лихорадочно дернул крючки, потянул в стороны шелковые завязки и — с силой распахнул высокий стоячий ворот, чтобы лорду было легче дышать. Встревоженный взгляд его чуть задержался на точеных линиях крепких мышц, что стали заметны в узком треугольном вырезе, залюбовавшись тем, которого никто и никогда не имел возможности видеть — спящим белым демоном. Беззащитным, как дитя.
Волосы, белые, как журавлиные перья, в беспорядке разметались по подушкам.
Физическая плоть с трудом выдержала мощный прилив энергии, и теперь, когда та отхлынула обратно в безграничное море космоса, человеку осталась лишь пустота. В пустоте было холодно, очень холодно. Горло сводило, будто от колких, обжигающе ледяных коктейлей, которые выстудили и выморозили внутренности до полной нечувствительности. Холод распространялся из центра к периферии, растекался по венам, словно жидкий азот.
Много, слишком много льда.
Лорд Эдвард чувствовал себя так, словно сердце его онемело и, парализованное, перестало биться; словно кто-то большою ложкой для мороженого вместе с магией выскреб из тела самую душу. Пустота была неприятна. Дыхание требовало усилий и резало легкие изнутри. Дышать не хотелось.
Казалось, это продолжается уже целую вечность, но постепенно чувствительность возвращалась.
— Холодно… — вслух произнес беловолосый полностью занимавшее его неприятное ощущение. Голос правителя Ледума, обычно глубокий и властный, был почти неслышен сейчас. — Как холодно.
Из достоверных источников Кристофер знал: после первого шока, после холода пустоты должна прийти боль, и мысль об этой непереносимой боли, которую непременно придется прожить лорду-защитнику, причиняла страдания ему самому. Ментальное истощение боевого мага — состояние страшное, и почти всегда оно заканчивается смертью. Смертью — спустя много часов выматывающей адовой боли, перенести которую мог далеко не каждый.
— Вам… больно, милорд? — остро боясь ответа, с участием спросил аристократ.
Конечно, он глубоко сопереживал правителю, но, приученный соблюдать иерархию, благоразумно проглотил слова утешения прежде, чем те соскользнули с языка. Неизвестно, как бы отнесся его повелитель к желанию успокоить и поддержать… не сделать бы только хуже, не уязвить бы неосторожными словами гордыню великого заклинателя.
Лорд Эдвард открыл глаза. Он и не заметил, что здесь есть кто-то еще. Больше того, правитель не сразу сообразил где он. Кажется, вовсе не в центральной башне, а в своей Западной спальне, предназначенной всецело для неторопливого музицирования и наслаждения литературой. Приятные зеленоватые тона успокаивали и настраивали разум на возвышенный лад. Точнее, должны были настраивать, но сейчас беловолосому было не до изысков интерьера. Сознание казалось мутным и прерывистым.
Сознание было спутано, словно волосы на подушках.
Как они оказались здесь?
— Кристофер… — тихо позвал правитель Ледума.
Голоса его хватило аккурат чтобы достигнуть чуткого слуха приближенного.
— Я здесь, милорд.
Премьер преклонил колени, без разрешения прижавшись лбом к руке своего августейшего покровителя. Правитель Ледума был всё еще не в себе и совершенно не обратил внимания на эту маленькую вольность. Холодная и бледная, кисть его безжизненно свисала с самого края постели, и прикосновение к узким пальцам, с которыми аристократ был уже знаком так близко, оказалось приятным и неожиданно успокаивающим.