О! Вспомнила! Мои детские грёзы!
Объятия в сумраке, горячий шёпот в ухо до мурашек и голая красивая спина под моими руками.
Картинка встала перед глазами, а в груди начал теплиться огонёк той старой детской любви…
И тут же умер, выжженный болью в левом запястье.
Я дёрнулась, пошатнулась на узком подоконнике и полетела вниз, не зная, что хуже: жить с этой вечной болью, или свернуть себе шею, вывалившись из окна.
Решить не успела, удар о землю и милосердная тьма настали раньше.
ГЛАВА 7. А поутру она проснулась*
* отсылка к фильму «А поутру они проснулись», где несколько героев просыпаются в вытрезвителе, и пытаются вспомнить прошлый день.
В стену стучали, и этот звук отдавался болью в висках.
– Па-а-адъём! Вставай, дурында! Академия плачет!.. Вставай, а не то встану я – и купаться тебе в ледяной воде-е!
– Встала уже! – прохрипела я и для верности стукнула в ответ.
Продрав глаза и щурясь на свет из окна, я обвела взглядом комнату, обнаружила настенные часы на противоположной стене в пёстрых обоях. Шесть утра! Рань несусветная, а мне ещё и снилась всю ночь какая-то муть.
Ночевала я здесь впервые, и к комнате привыкнуть не успела. Вчера утром дядя доставил меня в столицу прямо из Синегоры, подыскав жильё заранее. Я заскочила в комнату, бросила чемодан с вещами на кровать, а рюкзак с книгами под неё. Туалетная комната была общей с хозяйкой, и стоило поторопиться, чтобы успеть принять душ – прошедшую ночь отчего-то хотелось с себя смыть.
Открыв дверцу небольшого двухсекционного шкафа из крашеного белым дерева, я обнаружила, что чемодан мой разобрали, одежду развесили, полотенца и бельё разложили по полочкам.
Вот же проныра – эта мисс Зерби… – я потерла ноющие виски.
Вода, как ни странно, освободила меня от боли и полностью взбодрила, а блинный дух, разносившийся по коридору, пробудил драконий аппетит. Кое-какие плюсы от полного пансиона всё-таки были.
– А, умылась, дурында. Садись, – подала мне большой стакан с молоком квартирохозяйка, удивительно вежливая сегодня (а где же «чтоб ты поперхнулась, профурсетка?»). – Варенье вон. Сливки бери. Голова не болит-то? Не кружится?
От неожиданной смены темы я всё-таки поперхнулась молоком.
Это мой Цербер на вчерашнюю гулянку намекает? Так я выпила всего ничего, она же сама вчера принюхивалась, как ищейка. Думаю, рази от меня спиртным, – ещё бы за косы оттягать попыталась.
– Нет, всё хорошо, – что, кстати, было чистой правдой. И голова не болела, и хвост не отваливался. Чувствовала себя бодрой и довольной жизнью. Странно даже.
– И не тошнит? – уточнила Цербер, глядя на меня печальным адским пёсиком.
О, а вот и намёки на возможный залёт. Хм. Что-то мне тревожно. А всё ли мне снилось из того, что я помню?
Я помотала головой, нервно запивая блин молоком.
– Ой, и правда, за кого я тут переживаю? Сотрясение мозга может быть только при его наличии. Ты жуй-жуй, раз не тошнит.
Сотрясение мозга? Крылатые! Всё-таки не снилось?
Старательно работая челюстью, я уставилась на квартирохозяйку.
– Повезло тебе, – продолжала «сочувствовать» она, умильно сложив подбородок на ладонь, – что не на мою любимую розу попала. Я бы там тебя под ней и прибила бы, если б сама не убилась. Пустила бы на удобрение. А что? Цветочкам удобрения – в радость.
– И многих уже перевели на компост? – насколько могла невозмутимо поинтересовалась я. В какую бы лужу не села – держи лицо, как говаривала моя няня. Так что я откусила свёрнутый в трубочку блин с малиновым вареньем и похвалила: – М-м, оочень фкушно.
Похвала и адскому пёсику приятна, и мисс Зерби тоже довольно улыбнулась, но с темы не сошла.
– А ты разве не видала, какая роза у меня пышна да красива. Выше окон твоих вымахала. А цоколь-то у меня высо-окий. Ума не приложу, как шею не сломала?
– Кто? Роза?
– Дура! – не одобрила моих шуточек Цербер. – Зря ты, девка, с драконом спуталась. Помянешь моё слово. Нелюди они, и люди для них – пыль. Сёдни он те мягко стелет, а завтра и как звать-то забудет. Ой, кому я это грю, дуре малолетней романтишной!
И столько неподдельной тоски прозвучало в её голосе, что даже глухарь бы понял: это у неё личное. Передо мной ещё одна жертва драконов.
Я не стала убеждать женщину, что ни одного дракона даже на выстрел из рогатки не подпущу. Просто потому, что не факт, увы. Но я буду стараться! Любопытствовать, как же я, вывалившись в окно, оказалась к утру в своей постели, я тоже не стала. Было почему-то особенно стыдно. Может сама пришла, но память от ушиба переклинило, может мисс Зерби меня приволокла за ноги, она женщина крупная, но, боюсь, при этом у меня была бы тучка синяков.
Зато настроение повысилось основательно, я то и дело хихикала, представляя, как бреду без сознания вдоль стеночки, как скребусь в хозяйское окно: «ы-ы, впустите птичку», а зашуганный Цербер что-то мне вычитывает. А я не слышу, не помню, не знаю. Прелесть!
На учёбу я шла, конечно же, в боевом макияже – мисс Зерби на это только глаза закатила, – в короткой, сильно выше колен, синей юбке и строгой, под горло, светло-жёлтой блузке без рукавов.
И в этом приподнятом настроении я даже решила, что не буду больше прятаться от Дальсаррха по сумрачным закоулкам. Мне это стало казаться чрезвычайной глупостью, детским лепетом и полной бессмыслицей.
– А от кого я пытаюсь скрыться-то? – спросила я себя и со смешком ответила: От дракона! Вот глупая. Да ведь им, чтобы отыскать определённого человека, будь такое желание, достаточно просто напрячь способности. У них же нюх как у собаки и глаз как у орла. Я на их фоне со своим исключительным слухом – слепой котёнок.
Нет, может, младший Дальсаррх бездарен, природа любит отдыхать на детях и всё такое, но родичей, способных найти человека у него заррхова уйма. И это я молчу о метке и своём дядюшке.
Выходило, что как бы я не избегала Корвина, встретимся мы или нет – зависит исключительно от его желания, а от меня – никак вообще не зависит. Так какой смысл прятаться?
Мне оставалось лишь играть – совсем не тот цветочек, что ему нужен. Молчаливая, забывающая дышать и каменеющая перед ним, как лягушка перед змеем, я – слишком похожа на трепетную лань из тех, что нравились драконам.
И потому я решила, что при следующей встрече я не просто буду дышать. Я буду дышать яростью в его холёное брезгливое лицо, вот!
Наивное дитя…
И двадцати минут не прошло, как я поняла, насколько я была самоуверенна и беспечна.
Явившись в Академию слишком рано, хотя я и так плелась на занятия со скоростью черепашки, я открыто продефилировала через центральный холл, любуясь серо-красным интерьером, и направилась в наше крыло, к аудитории, где пройдёт наша первая лекция.
Шаги из-за угла заставили моё сердце ёкнуть, но все двери в такую рань были заперты, а разворачиваться и убегать мне показалось совсем уж детством. Во-первых, вряд ли это Корвин, а во-вторых – я же собиралась дышать на него яростью!
Но не так же быстро, заррх возьми!
Увы, это был он. Да что за привычка бродить по людскому крылу?!
Запастись яростью для «дышания» ею в дракониса я не успела, потому просто пошла вдоль стены, надеясь, что мы молча разминемся и пойдём каждый по своим делам. Но Корвин, когда мы почти поравнялись, заступил мне дорогу и навис надо мной. Всё, на что мне хватило решимости – уставиться ему в глаза, хотя бы взглядом выражая всю свою злость!
– Нез-забудка, – прошелестел голосом, полным ответной ярости, драконис. – Как же ты мне надоела сегодня! – Он вдруг ухмыльнулся: – Не дышишь? Правильно. И ненужно. Стоит тебе вдохнуть меня, и ты превратишься в мою тень, безвольную куклу. Мерзость!
А ведь я уже почти набралась духу высказать ему всё, что думаю, но опасность стать его безвольной тенью, просто вдохнув запах, заставила крепче сжать зубы.
Мы замерли, глядя глаза в глаза. Слишком близко, несчастные несколько сантиметров отделяли мои губы от его, но я держала зрительный контакт, стараясь не отвлекаться на неуместные порывы.
– А ты знаешь, что незабудки когда-то были похожи на твои глаза? – вдруг спросил он, и прежде чем я осознала, что он сказал, дёрнул щекой и отвернулся: – Держись от меня подальш-ше, – прошипел уже на ходу.
А я, кажется, начала терять сознание. Сквозь нарастающий шум в голове, услышала ещё:
– О, ты вовремя. Откачай свою подружку!
– Что ты с ней сделал?! – хорошо бы, чтоб нервный голос Реми мне не почудился…
– Не твоё дело, щенок! Теряешь вре…
Я всё-таки отключилась.
Привёл меня в чувство Реми. Испуганно полыхая щеками, он дёргал меня как куклу и требовал дышать. Вдох полной грудью вызвал звон в ушах и чувство сильного опьянения, даже попросить Реми не трепать меня, как тузик газету, язык не поворачивался. Но, несомненно, я была жива, и друг сам остановился, утирая испарину со лба.
Лёжа на полу рядом с упавшим на колени Реми, я вдруг подумала, что скоро смогу нырять на дно Марианского озера безо всяких заклинаний и приспособлений. Сколько я тут уже не дышала? Минуты две. Марианцы, я слышала, ныряя за раковинами жемчужниц, задерживают дыхание до десяти минут. Но я тренируюсь. Бью потихоньку рекорды. Полезный, кстати, навык в моей ситуации.
– Ой! Кассандра! Что случилось?! – из-за спины Реми раздался взволнованный девичий голос, а затем показалась его обладательница.
Я удивлённо моргнула – а она откуда меня знает?
Нет, мне-то она знакома. Звезда нашей школы, старше меня на год. Нарника Кристи, девочка, которая умела летать. Вот где полезный дар! Нынче она училась на втором курсе Академии Дальсаррха, на элитном потоке по индивидуальной программе, как одарённая. У неё отдельные занятия, часто совместные с драконисами. Интересно, ей как-то особенно физику с математикой преподают, или цель такой учёбы – тесное знакомство с драконами?
А меня почему сразу в невесты отправили, а не попытались впихнуть на элитный, раз уж дар обнаружили? Или Реми ошибся на этот счёт? Хм.