Когда он повторил эту фразу несколько раз, Лайам насторожился и, дождавшись, когда Проун умолкнет, спросил:
— Прошу прощения, но что это значит? Разве обвиняемые имеют право протестовать?
Куспиниан хмыкнул и недвусмысленно повертел кулаком.
— Только в том случае, если их примутся колотить до вынесения приговора.
— О нет, не только, — сказала вдова Саффиан, с неудовольствием поглядев на эдила. — Суд дает им возможность высказаться — в установленном процедурой порядке. Однако квестор Проун имеет в виду нечто другое. Понимаете ли, с недавних пор судебные разбирательства в Уоринсфорде ведутся открыто. — Поймав озадаченный взгляд Лайама, она сочла нужным продолжить: — Три года назад наш герцог даровал этому городу вольности, в основном касающиеся налоговых уложений, а заодно повелел пускать на судебные заседания всех и вся. Теперь горожане поджидают приезда ареопага, словно прибытия труппы бродячих актеров, а разбирательства превращаются в представления даже более занятные, чем цирковые. Ведь по новым правилам каждый праздный зевака, объявив себя другом истины, имеет право вмешаться в ход процедуры и морочить суду голову, пока не устанет молоть языком.
— Другом истины, — фыркнул Проун. — Ха!
— Ну, — заметил обиженно Куспиниан, — Уоринсфорд — не такая уж и дыра, и нечего над нами смеяться. Если у Саузварка имеются такие права, то почему бы и нам их не иметь?
— О, я не собиралась умалять ваших достоинств, — ответила спокойно вдова. — Друзья истины везде могут найтись. Просто в Саузварке они держатся попристойней. А ваши так и норовят превратить заседания в фарс. Наверное потому, что вольности дарованы вам недавно. Вспомните, что случилось в позапрошлом году. Какому-то пьянице взбрело в голову избавить от наказания юную ведьму. Все со смеху умирали, когда он, едва держась на ногах, заявил, что в ночь преступления спал с этой девицей.
Эдил ухмыльнулся.
— Конечно же, помню. Девица так взбеленилась, что поспешила признаться во всем, лишь бы ее не заподозрили в связи с этаким типом. Но прошу вас, не беспокойтесь, нынче все пройдет хорошо. Я приказал объявить, что возьму под присмотр тех, кто вздумает шутить шутки с ареопагом. А меня в этом городе знают. Все пройдет хорошо.
Эласко поспешил подтвердить:
— Да, госпожа председательница. В городе идут всякие пересуды, но охотников выступить на заседании, кажется, нет.
Жалко, что нет. Заседание могло оказаться куда забавнее той процедуры, которую Лайам себе представлял. Однако время бежит, а дело стоит. Пора попытаться сдвинуть его с мертвой точки. Лайам отставил в сторону пустую тарелку и встал.
— Я хотел бы сейчас откланяться, с вашего позволения. Если, конечно, квестор Эласко покончил с едой, — добавил он, повернувшись к юноше, который тут же с готовностью вскочил на ноги.
— Как пожелаете, сударь. Не опоздайте только на заседание. Квестор Эласко, прошу о том же и вас.
Лайам собрал со стола бумаги и двинулся к выходу. Молодой человек поспешил за ним.
Просто чудный денек — солнечный, теплый! Ветерок, правда, свежий, зато на небе — ни облачка. Лайам быстро шагал по улице, испытывая знакомое возбуждение. Одну руку он сунул в карман и время от времени ощупывал лежащий там сверток.
На выходе из гостиницы Фануилу был отдан мысленный и строжайший приказ не спускать глаз с хозяйских укладок. В общем, Лайам не очень-то опасался, что их украдут, просто ему не хотелось, чтобы дракончик за ним увязался. Он идет в частный дом, к людям, никак не замешанным в убийстве торговца, так что незачем понапрасну их волновать.
Вскоре, однако, ему захотелось каким-нибудь образом отделаться и от Эласко — немолчный бубнеж юноши стал сильно его раздражать. Молодой квестор все продолжал свои уговоры, горя желанием отыскать убийцу злосчастного мага.
— Вы только послушайте, Лайам! У нас впереди целое утро, кто знает, что мы еще накопаем? Подумайте, преступник может ходить где-то рядом! Не верю, что вам это все равно!
— О боги, Уокен! Конечно же, нет. Я сделал бы все, чтобы изловить этого негодяя…
Хотя бы затем, чтобы утереть Проуну нос. А впрочем, и во имя торжества справедливости тоже. Связь с гильдией не может служить оправданием для убийства. Однако Лайам не понаслышке знал, на что способны искусные маги. Они двигают горы и иссушают моря. «Как справиться с таким человеком? Какая тюрьма его удержит? Кто сможет его арестовать?» Он попытался втолковать все это Эласко, упирая на то, что разъяренный маг в миллион раз ужасней, чем разъяренный медведь.
— Ну уж и ужасней! — скептически хмыкнул юноша.
— Не усмехайтесь, Уокен! Магия многое может. Я сам видел опустошенные земли и испепеленные города, имевшие неосторожность вступить в борьбу с чародеями. Даже если преступник и вполовину меньше силен, чем я полагаю, то все равно его могущества хватит, чтобы сокрушить Водяные Врата. Он камня на камне от них не оставит. А заодно выжмет по капле кровь из всех наших жил, как и из жил тех, кто окажется рядом. Подумайте, друг мой — стоит ли выбиваться из сил, чтобы искать встречи с тем, кто прихлопнет тебя, как муху?
Лайам умолк, ощутив, что по спине его побежали мурашки, и мысленно усмехнулся. Сгущая краски, похоже, он умудрился перепугать сам себя. Однако достиг результата. Эласко насупился и замкнулся в себе, так что до дома Элдина Хандуита они дошли молча. На набережной, как и вчера, было шумно — грохот тележных колес смешивался с пронзительными воплями чаек и руганью моряков. На стук посетителей выбежала молоденькая служаночка. Завидев герцогский герб на роскошном плаще Эласко, она испуганно ойкнула и кинулась в дом, крича во все горло:
— Стража! Хозяин, там стража!
Пришлось обождать на ступенях. Взор Лайама приковало единственное окно верхнего этажа, расположенное в сужающейся части фасада.
«Из него Хандуит и выпал, — подумал он, затем поправил себя: — Не выпал, а его вышвырнули. Или он сам выпрыгнул, пытаясь спастись».
Хозяин дома, взглянув на его мрачную физиономию, съежился и предпочел обратиться к Эласко.
— Добрый день, господа, — сказал он, нервно вытирая руки о ткань домашней туники. Это был вислоусый тощенький человечек с изрытым оспинами лицом и начинающими редеть волосами. — Чем могу вам служить?
Эласко одарил его обезоруживающей улыбкой.
— Прошу прощения за беспокойство, сударь, но мы хотели бы попросить вас оказать нам услугу. Возможно, вы знаете, что в этом доме до того, как вы его купили, был убит человек?
Человечек оставил в покое тунику и принялся дергать себя за ус, временами боязливо оглядываясь.
— Да, судари мои, знаю, только умоляю вас, тише. Будет нехорошо, если об этом узнает жена. Она и так удивляется, как задешево нам все это досталось.
— Понимаю, — доверительным тоном сказал юноша, — но нам и не надо с ней говорить. Это квестор Ренфорд, уполномоченный ареопага, а я — квестор Эласко, представитель местных властей. Вы, наверное, слышали о прибытии выездного суда? — Мужчина кивнул. — Отлично. Мы ведем дознание по убийству, совершенному в вашем доме, и хотим на пару минут заглянуть к вам в подвал. Нам кажется, что там может обнаружиться кое-что, способное помочь следствию выявить истину.
— В подвал? — нерешительно пожевал губами хозяин. — Боюсь, господа, вы там ничего не найдете. Кроме кое-каких припасов, не боящихся сырости, но эти припасы — мои. Мы хорошенько отчистили помещение, прежде чем что-либо в нем содержать.
— Хорошенько?
— От пола до потолка, — торжественно заверил хозяин.
— Это займет всего лишь минуту, — заверил его в свою очередь Лайам, не желающий отступать. — Извольте показать нам дорогу.
Снова съежившись, человечек торопливо закивал и повел настойчивых посетителей по длинному коридору, отчаянно дергая себя за усы. Войдя в кухню, он встал на колени и потянул за кольцо устроенного в полу люка, прислушиваясь к шагам наверху.
— Пожалуйста, господа, спускайтесь скорей, а если вдруг здесь появится моя половина — ни слова об убийстве, прошу вас!
Крышка люка со скрипом приподнялась, а сверху, со стороны лестницы послышался нежный встревоженный голос:
— Раф? Это ты?
Человечек затеплил свечу от пламени очага, сунул ее гостям и нервно махнул рукой.
— Да, милая! Тут ко мне пришли два господина, но я очень скоро к тебе поднимусь!
Лайам поспешно спустился в подвал. Ему было неловко доставлять тщедушному Рафу столько хлопот, однако нетерпение превозмогло деликатность.
«Тут должно что-то быть. Должно что-то быть. Обязательно, непременно».
Он повторял и повторял про себя эти слова, ожидая, пока свеча в руке Эласко не перестанет мерцать.
— Это все? — вырвалось у него, когда пламя свечи выровнялось и осветило подвал — просторное квадратное помещение с низеньким потолком, укрепленным парой подпорок. — Тут же ничего нет, кроме бочек.
— Похоже на то, — ответил Эласко.
Ряды этих бочек — как больших, так и маленьких — тянулись вдоль гладких оштукатуренных стен, в которых не имелось ни ниш, ни каких-то карманов. Тут некуда было заглядывать, негде пошарить рукой, тут не имелось возможности что-нибудь спрятать. Пол состоял из ровных каменных плит, Лайам медленно шел по нему, пригибаясь и отчаянно выискивая взглядом что-либо, похожее на приличную выбоину. Он еле удерживался, чтобы не испустить разочарованный стон.
— Что в них, вино? — спросил с любопытством Эласко.
— Жир левиафана, — прошептал от лестницы Раф. Он бросил взгляд наверх и проговорил уже во весь голос: — И лучшего качества, господа, самого наилучшего! Жители Каэр-Урдоха бороздят воды Колиффского океана и охотятся на ужасных тварей, которые в нем так и кишат. Чистейший жир, горит, как звезда, чистым пламенем, не коптит, не дымит! Но, господа, может быть, вы парфюмеры? Тогда вам самим должно быть известно, что значит для нашего промысла левиафан! — Он продолжал болтать, но Лайам его не слушал. Задыхаясь от ярости, он осматривал погреб.
«Это должно быть здесь!»