Береговой сторож был первым, кто поднялся на борт шхуны. Он прошел с фонарем на корму и склонился над рулевым колесом. Неожиданно он отпрянул назад, словно внезапно чем-то потрясенный. Это обстоятельство вызвало всеобщее любопытство, и поток зевак устремился к кораблю. От утеса до потерпевшей бедствие шхуны расстояние изрядное, но ваш покорный слуга неплохой бегун и поэтому оказался на месте одним из первых. Там уже собралась целая толпа, однако сторож и полиция не разрешали подняться на борт. Мне, как корреспонденту, и еще небольшой группе граждан удалось получить разрешение. И вот что мы увидели.
Мужчина был прикручен веревками к рулевому колесу, причем руки его были связаны одна поверх другой. Между узлом и деревом торчал крест, а нить крупных четок была крепко обмотана вокруг кистей рук и руля. Возможно, бедняга прежде находился в сидячем положении, но затем его начало швырять из стороны в сторону, и веревки, которыми он был привязан, врезались в мясо до самых костей. Когда был сделан тщательный осмотр, доктор Каффин, прибывший на шхуну, пришел к выводу, что человек мертв уже почти два дня. В его кармане была пустая, плотно закупоренная бутылка с листом бумаги внутри, впоследствии ставшей дополнением к судовому журналу. Возможно, еще будучи живым, моряк сам связал себе руки, затянув веревку зубами. Тело осторожно перенесли на берег, и теперь, внесенное в список погибших, оно ожидает судебного следствия…
Внезапно налетевший шторм уже стихал, тучи рассеивались, и небо начало голубеть над йоркширскими полями. В следующем номере появятся дальнейшие подробности о покинутом и разбившемся у берегов Англии корабле…
Уайтби, 9 августа. Продолжение репортажа того же корреспондента
Обстоятельства плавания судна «Димитрий» еще загадочнее и трагичнее, чем факт гибели его шкипера. Эта русская шхуна шла из Варны. В ее трюме обнаружен чистый балластный песок и, кроме того, груз, состоящий из значительного количества больших деревянных ящиков, наполненных черноземом. Адресатом был стряпчий мистер Биллингтон в Уайтби, прибывший сегодня утром на борт и официально получивший в свое распоряжение предназначенное ему имущество. Русский консул по обязанности принял под свою ответственность останки шхуны и оплатил портовые расходы. Ходят различные слухи о собаке, после крушения выбравшейся на сушу. Ее нигде не могут найти, она словно исчезла из города. Возможно, перепуганный пес прячется в окрестных болотах. Однако настораживает то, что на рассвете на дороге был обнаружен с разорванным горлом и распоротым когтями брюхом бульдог, принадлежавший местному торговцу углем.
Благодаря любезности инспектора Адмиралтейства мне было разрешено просмотреть судовой журнал «Димитрия», доведенный до последних дней, однако среди записей не нашлось ничего особенного, кроме факта исчезновения людей. Гораздо больший интерес представляет бумага, найденная в бутылке; сопоставление обоих документов позволяет прийти к выводу, что тайна погибшей шхуны так и останется нераскрытой. Мне было позволено сделать копии для публикации, поскольку данный случай чрезвычайно взбудоражил общественность. Документы любезно продиктовал мне секретарь консульства, он же и перевел на английский текст записей.
6 июля
Мы закончили принимать груз – песок и ящики с землей. В полдень подняли паруса. Восточный ветер, прохладно, экипаж – семь матросов, мой помощник, кок и я, штурман.
11 июля
Туман. Вошли в Босфор. На борту – турецкие таможенники. Все в порядке. Вышли в 4 часа дня.
13 июля
Прошли мыс Матапан. Экипаж чем-то недоволен. Люди напуганы, но не говорят, в чем дело.
14 июля
Происходят странные вещи. Что-то неладное с экипажем. Матросы все отличные парни, плававшие со мной раньше. Помощник никак не может добиться, что случилось; ему отвечают только, что страшно, и крестятся.
16 июля
Помощник угрюмо доложил, что утром пропал Петровский. Это прискорбная неожиданность. Исчезнувший матрос заменен Абрамовым. Люди подавлены больше, чем когда-либо. Ожидаю неприятностей.
17 июля
Вчера матрос Олгарин вошел ко мне в каюту и с перепуганным лицом доложил шепотом: на корабле находится посторонний человек. Он сказал, что когда стоял на вахте, то укрылся за рубкой от усилившегося дождя и вдруг увидел, как высокий худой мужчина, не похожий ни на кого из членов экипажа, прошел по палубе, а затем исчез. Олгарин прокрался за ним следом, но, даже дойдя до штирборта, никого не обнаружил. Все люки, ведущие на палубу, были задраены. Суеверный страх овладел матросом, и боюсь, что паника распространится среди экипажа. Чтобы ее предупредить, велю завтра хорошенько обыскать шхуну от носа до кормы.
Позже, днем, я собрал экипаж и объявил, что мы проведем обыск, так как кое-кому кажется, что на судне находится посторонний. Мой помощник был против. Он заявил, что идти на поводу у слухов по меньшей мере странно и он берется освободить наших людей от всех тревог дисциплинарными мерами. Однако я приказал ему встать к рулю, а остальным приниматься за дело; матросы спустились в трюм с фонарями в руках и осмотрели все, не пропуская ни одного уголка. Поскольку в трюме плотно стояли одни только деревянные ящики, то не было ни малейшего места, где бы мог спрятаться чужак. Люди после обыска успокоились и снова дружно взялись за работу. Помощник хмурится, но помалкивает.
24 июля
Какой-то злой рок преследует наше судно. Предстоит переход через Бискайский залив, барометр показывает ухудшение погоды. Пропал матрос, за ним – еще один. Остальные снова в панике. Провел всеобщий опрос: желательно ли удвоить вахту, так как матросы боятся оставаться на постах поодиночке. Помощник рвет и мечет. Боюсь, что снова будет беда: или он, или матросы решатся на какое-нибудь зверство.
28 июля
Четыре дня в аду: кружимся все время в каком-то водовороте, а буря не стихает. Ни у кого нет времени поспать. Затрудняюсь, кого вызвать на вахту. Сам взялся за руль и дал возможность людям немного передохнуть. Хоть ветер и стихает, волны еще беснуются, но меньше, чем раньше. Шхуна пока держится.
29 июля
Новая трагедия. Ночью на вахте находился всего один матрос, так как экипаж был слишком утомлен, чтобы выставить двоих. Когда из кубрика поднялась утренняя смена, на мостике никого не было. Помощник и я решили держать при себе заряженные пистолеты.
30 июля
Наконец-то приближаемся к Англии. Погода великолепная, паруса поставлены все до единого. От усталости я без сил. Крепко спал, пока не был разбужен сообщением, что оба вахтенных матроса и кок исчезли. На шхуне остались трое: один матрос, помощник и я.
1 августа
Туман – и ни единого паруса вокруг. Надеялся, что в Ла-Манше смогу подать сигнал бедствия или же куда-нибудь пришвартоваться. Иногда кажется, что над «Димитрием» насмехается сам дьявол. Олгарин, единственный матрос, полностью изможден, но работает терпеливо и покорно. Он ведь русский, а мой помощник, уже совершенно деморализованный, – румын.
2 августа
Вскочил после пятиминутного сна от вопля, раздавшегося у дверей моей каюты. Бросился на палубу. Помощник говорит, что также слышал крик, кинулся на помощь, но у штурвала уже никого не оказалось. Олгарин! Господи, помоги нам грешным…
3 августа
В полночь, оставив руль, я бросился на корму, заметив там человеческую фигуру, но никого не нашел. Ветер был сильный, и так как мы шли по ветру, я больше не решался оставить судно неуправляемым и позвал помощника. Спустя минуту он выбежал на палубу в нижнем белье. Выглядит он дико и изможденно; я опасаюсь за его рассудок. Приблизившись, помощник шепнул мне в самое ухо: «Оно здесь; я теперь знаю наверняка. Я видел его вчера ночью на корме в образе высокого призрачно-бледного человека. Я подобрался и ударил ножом, но лезвие прошло, как сквозь воздух… Но я его найду… похоже, оно в одном из тех ящиков. Открою их поочередно и посмотрю… А вы оставайтесь у руля…»
С угрожающим видом он направился вниз. Шквалистый ветер не позволял мне покинуть мостик. Я видел, как помощник снова поднялся на палубу с инструментами и фонарем и как он исчез в трюмном люке. «Парень окончательно спятил, – подумал я. – Но не стоит его удерживать. Ведь он не может испортить груз, который записан в накладной как «земля», а передвигать ящики не является нарушением…»
Прошло немало времени. Я начал было надеяться, что мой румын вернется в более спокойном состоянии, как вдруг раздался страшный вопль, от которого у меня застыла в жилах кровь. На палубу выскочил помощник с безумно блуждающими глазами и искаженным от ужаса лицом.
– Спасите! – кричал он. Его страх сменился отчаянием. – Вы бы только взглянули, господин штурман, пока не поздно. Оно там! Теперь я понял, в чем дело… Мы обречены! Но море спасет меня… Матерь Божия, за какие грехи ты нас покинула…
И прежде, чем я успел сказать хоть слово или двинуться, румын бросился в море. Мне кажется, я догадался, в чем секрет: это он, этот сумасшедший, уничтожал людей одного за другим, а теперь сам последовал за ними.
Как я отвечу за весь этот кошмар, когда приду в порт? И достигну ли берега когда-нибудь?..
«Шхуна “Димитрий”», 4 августа
…Вокруг вязкий туман, сквозь который едва проникает восходящее солнце. Я чувствую время восхода инстинктивно, как любой моряк.
Я не спустился вниз – не рискнул бросить руль. Так и оставался на палубе всю ночь – и во мраке наконец-то увидел его… Да простит мне Бог напрасную клевету на несчастного самоубийцу! Помощник поступил верно, прыгнув за борт. Лучше умереть, как подобает мужчине. Однако я не имею права покинуть свое судно. Чтобы избежать соблазна сделать это, я решил привязать себя к рулевому колесу. Кроме того, я возьму из каюты румына четки и привяжу их морским узлом к веревке и рукам… Оно наверняка не посмеет коснуться меня; так я спасу свою душу и честь…