17 августа
Не писала целых два дня. Не хватало духу. Какая-то мрачная полоса пришла в нашу тихую жизнь. Никаких известий о Джонатане. С Люси творится что-то неладное, а дни ее матери сочтены. Спит Люси прекрасно, гуляет охотно, но ее лицо все бледнеет, а сама она с каждым днем становится все более слабой и вялой. По ночам я слышу ее тяжелое хрипловатое дыхание…
Ключ от двери всегда у меня; Люси поднимается, блуждает по комнате или сидит у окна. Прошлой ночью я снова застала ее там и когда подбежала, то увидела, что она в полуобморочном состоянии. Мне еле удалось привести ее в чувство – она была невероятно слаба и тихо плакала. На мой испуганный вопрос, как она очутилась у окна и почему оно оказалось открытым, Люси промолчала и отвернулась…
Надеюсь, что ее болезненное состояние не вызвано тем злосчастным уколом булавки. Едва Люси крепко уснула, я осмотрела ее шею. Оказалось, что маленькие ранки еще не зажили, они даже как будто расширились, а края пожелтели. Внутри яркие бордовые точки. Если раны не заживут через несколько дней, я буду настойчиво требовать, чтобы их осмотрел врач.
17 августа
Любезный сэр! К сему письму прилагается накладная на товар, отправленный по Большой Северной железной дороге. Он должен быть доставлен в Карфакс немедленно по прибытии на станцию. Дом в настоящее время необитаем, ключи и замки пронумерованы.
Прошу сложить ящики, числом пятьдесят, в разрушенной части дома, в старой часовне, помеченной буквой А на плане, находящемся среди документации. Вашему агенту не трудно будет найти это место. Товар будет отгружен сегодня в 9:30 вечера, прибытие завтра в 4:30 дня. Так как наш клиент желал бы получить груз как можно скорее, вам придется к назначенному времени приготовить достаточное число повозок. Чтобы избежать возможных задержек из-за платежей в вашем отделении, прилагаю чек на десять фунтов, в получении которого прошу выдать расписку. Когда дело будет закончено, оставьте ключи в доме для владельца. От входной двери у него есть свой ключ. Прошу не остаться на нас в претензии за то, что мы чересчур настойчивы, торопя с доставкой.
Всецело преданный Вам – подпись
24 августа
Любезный сэр! Десять фунтов получено, просим прислать чек еще на 1 фунт 17 шиллингов и 9 пенсов, которые с вас причитаются; копия счета прилагается. Товар доставлен согласно инструкции. Связка ключей оставлена в передней.
С почтением – подпись (неразборчиво)
18 августа
Я спокойна и снова пишу, сидя на нашей скамейке. Люси гораздо лучше. Прошлую ночь она спала отлично и ни разу меня не потревожила. Румянец постепенно возвращается к ней, хотя она все еще бледна и плохо ест. Если бы Люси страдала малокровием, ее состояние было бы понятно, но ведь этого нет. Она оживлена и мила; только что вспоминала о том, как я застала ее ночью спящей здесь, на кладбище.
Воспользовавшись ее настроением, я спросила, находилась ли она тогда во сне или нет? Она как-то притихла и усмехнулась.
– Я словно находилась между сном и явью, – ответила Люси. – Мне почему-то захотелось прийти сюда. Я шла по улицам и пересекла мост. А когда поднималась по лестнице, услышала вой такого количества собак, что, казалось, весь город ими заполнен… Затем я села. Мне смутно помнится: надо мной клубилось нечто темное с красноватыми огнями… какое-то нежное и горькое чувство охватило меня. Потом появилось ощущение, что я погружаюсь в глубокую зеленую воду… услышала смутное пение. Все поплыло перед глазами, моя душа будто покинула тело и витала где-то в воздухе… плыла над маяком… Все кончилось внезапно: земля задрожала, мне стало больно, холодно – и я очнулась. Ты, Мина, меня разбудила…
Она с хохотом вскочила, затем опустилась на скамью. Я взглянула на Люси – ее поведение мне не понравилось. И этот хохот мне не понравился – я решила прекратить разговор. Через минуту Люси стала прежней. По дороге домой прохладный ветерок освежил ее порозовевшее лицо. Мы провели прекрасный вечер вместе с миссис Вестенра.
19 августа
О счастье! Хотя и не полное. Наконец-то известие о Джонатане. Он, бедняга, был болен; потому и не писал. Мистер Хокинс переслал мне письмо монахини и сам прибавил пару трогательных строк. Сегодня еду к Джонатану. Если понадобится, помогу ухаживать за ним и привезу его домой. Мистер Хокинс намекает, что надо бы нам обвенчаться. План моего путешествия уже готов и багаж уложен. Я беру только одну смену платья; Люси привезет мне все остальное и оставит в своем лондонском доме. Может, мы с ним и… но больше мне не следует об этом думать…
12 августа
Слава Иисусу!
Досточтимая мисс, пишу Вам по просьбе мистера Джонатана Харкера, так как он еще очень слаб. Ему, однако, уже гораздо лучше. Он провел у нас около шести недель в сильнейшей горячке. Он просит меня успокоить свою невесту и сообщить ей, что с этой же почтой будет доставлено письмо господину Питеру Хокинсу, в котором сообщается, что он крайне удручен своей задержкой, хоть порученное ему дело давно завершено. Мистер Харкер пробудет еще около двух недель в нашем санатории, расположенном в горах, а затем отправится домой. В связи с этим он вынужден сообщить Вам, что у него недостаточно денег, чтобы полностью оплатить счет за лечение.
Примите уверения в полном моем уважении.
P. S. Пациент отдыхает, и я решилась сделать приписку от себя, чтобы сообщить Вам, дорогая мисс Вильгельмина, некоторые подробности.
Мистер Джонатан рассказал мне о том, что Вы скоро станете его супругой. Да благословит вас обоих Господь! У вашего жениха случилось, по словам нашего доктора, какое-то нервное потрясение. В горячке больной все время бредил ужасными вещами: волками, ядом и кровью, призраками и демонами – я даже не осмеливаюсь произнести, чем еще. Будьте к нему внимательны и следите за тем, чтобы его ничего не тревожило; следы такой болезни не скоро исчезают. Мы уже давно написали бы Вам, однако поначалу состояние Джонатана вызывало самые серьезные опасения, да и из его лихорадочного бреда не было ясно, кто он и откуда.
Мистер Харкер попал к нам в госпиталь прямо с вокзала, куда прибыл поездом из Клужа. Там он требовал у начальника станции, чтобы его немедленно отправили домой. У него был сильный кашель, лихорадка и высокая температура… Однако теперь будьте спокойны за вашего жениха, так как за ним продолжают заботливо ухаживать. Своей благовоспитанностью и мягким характером он покорил наши сердца. Ему действительно гораздо лучше, и я не сомневаюсь, что через несколько недель мистер Джонатан совершенно поправится, но ради будущего следите за состоянием его души. Буду молиться за ваше долгое счастье. С Богом!
19 августа
Вчера, ближе к вечеру, Рэнфилд стал вести себя странно. Он вдруг забеспокоился и, подобно охотничьему псу, начал возбужденно рыскать повсюду. Санитар попытался отвлечь пациента. Обычно Рэнфилд относился к персоналу с уважением, порой даже с раболепием, но на этот раз он держался надменно – ни за что не желал снизойти до беседы. Мне передали содержание его краткой речи: «Я не желаю с тобой говорить; ты теперь для меня не существуешь; господин мой рядом…» Служитель предполагает, что Рэнфилда охватил приступ религиозной мании.
В девять вечера я сам посетил его. Со мной он вел себя так же, как с санитаром; скоро, вероятно, он возомнит себя Богом. Я пристально наблюдал за ним – в течение получаса возбуждение Рэнфилда все усиливалось, и вдруг в его взгляде появилось то хитрое выражение, которое мы замечаем у сумасшедшего, полностью захваченного какой-нибудь мыслью. Затем он мгновенно успокоился и уселся на краю кровати, уставившись в пространство. Я решил проверить: притворство ли это и следует ли ждать рецидива. Задал ему пару вопросов по теме, на которую он всегда живо откликался. Он ответил крайне брезгливо:
– Да ну их! Мне они неинтересны…
Речь шла о пауках; их изображениями полна его записная книжка.
– А кто теперь привлекает ваше внимание?
– Тот, кто поджидает невесту. Но с ее появлением он перестанет быть видимым, – прозвучал ответ, смысл которого Рэнфилд объяснить не захотел…
Я вернулся к себе.
В два часа ночи меня разбудили сообщением, что Рэнфилд сбежал.
Наскоро одевшись, я тотчас спустился вниз; в таком состоянии мой пациент был слишком опасен, чтобы оставлять его на свободе. Дежурный санитар сказал, что всего десять минут назад в дверной глазок видел Рэнфилда спящим. Вскоре его внимание привлек звон разбитого стекла. Когда он бросился в комнату, в окне мелькнули только пятки пациента. Санитар поднял тревогу.
Мы оба прошли в пустую палату. Санитар заметил, что больной в одной ночной рубашке не решится идти в город, а, выйдя через дверь, мы потеряем время. Дежурный был слишком толст, чтобы пролезть в окно, пришлось мне самому отправиться путем Рэнфилда. Я спрыгнул на землю, миновал сад и вскоре заметил белую фигуру, карабкающуюся на высокую ограду. Тотчас вернувшись к окну, я велел санитару немедленно отправляться туда, прихватив с собой подмогу на тот случай, если больной в буйном состоянии. Сам же я отыскал лестницу, перелез через ограду и пустился вслед за беглецом.
Рэнфилд уже исчез за углом старого дома, однако мне удалось не потерять его из виду. Наконец он прижался лицом к дряхлой двери часовни и будто бы с кем-то говорил.
Ловить пчелиный рой – ничто в сравнении с погоней за полуголым сумасшедшим, но я, однако, вскоре убедился в том, что Рэнфилд в трансе и его можно взять буквально голыми руками. Тем временем санитары успели окружить старый дом. Я незаметно подобрался к Рэнфилду и услышал, как он бормочет: