Позже
Профессор был и ушел. Какая странная встреча, и что за путаница у меня в голове! Неужели все правда? Не прочти я дневник Джонатана, никогда бы не поверила в существование подобного кошмара. Мой бедный Джонатан! Как он, должно быть, страдал…
Ван Хельсинг произвел на меня впечатление человека сердечного и благородного. Завтра он придет снова, я спрошу его насчет Джонатана, и, даст Бог, всем моим тревогам придет конец. Если нам удастся объяснить его состояние, мужу будет легче со всем этим справиться. А пока воспользуюсь его отсутствием, чтобы записать наше сегодняшнее свидание с профессором.
В половине второго раздался звонок. Служанка открыла дверь и доложила о приходе мистера ван Хельсинга. Это крепкий пожилой мужчина среднего роста, широкоплечий, с быстрыми движениями. Очевидно, обладает огромной силой воли, умен. Красивой формы череп, лицо чисто выбрито, рот крупный и подвижный, лоб открыт. Выразительные темно-синие глаза довольно широко расставлены, выражение их то мягкое, то чрезвычайно суровое. И при этом – бесспорное обаяние.
– Миссис Харкер, не так ли?
Я кивнула:
– Рада вас видеть и быть полезной. Присаживайтесь, доктор.
– Мадам, – он поклонился и сел напротив, – я читал ваши письма к мисс Люси. Я хотел кое-что разузнать, а кроме вас мне никто не сможет помочь. Вы жили с нею в Уайтби. Она начала вести дневник после вашего отъезда; в нем Люси упоминает о некоторых событиях в своей жизни и оговаривается, что вы ее… скажем так, спасли. Это навело меня на некоторые размышления, и я прошу вас рассказать мне все, что вы помните о событиях, происшедших в Уайтби.
– Хорошо. – Я поднялась, и он тут же вскочил. – Пожалуйста, сидите, сэр. Я все записывала и могу вам показать, если угодно.
– Буду очень благодарен; вы окажете мне неоценимую услугу…
Я дала профессору машинописную копию моего дневника, которую специально вчера сделала, так как не была уверена, что он разбирает стенографическое письмо.
– Вы позволите мне прочесть сейчас?
– Да, читайте, – сказала я и вышла.
Он, усевшись в кресло спиной к свету, углубился в чтение, я же пошла в столовую, главным образом для того, чтобы не беспокоить гостя. Вернувшись, я застала доктора, с тревожным лицом расхаживающего по комнате. Тут уж я больше не могла выдержать. Мне стало жаль Джонатана до слез: ужас, который ему пришлось пережить, странная таинственность его дневника, мое беспокойство о муже, – все это заставило меня броситься к ван Хельсингу со словами:
– Доктор, спасите моего мужа!
Он взял меня за руки, подвел к дивану и сам сел рядом.
– Когда Джон Сьюард вызвал меня в Англию, – проговорил ван Хельсинг, – помимо сложного медицинского случая, заинтересовавшего меня, я нашел здесь нескольких прекрасных друзей… Уверен, мадам Мина, и вы станете моим другом. Ваш муж страдает; кажется, его недуг относится к моей области медицины. Я к вашим услугам и обещаю сделать все, что в моих силах, чтобы он был здоров и ваша жизнь сложилась счастливо. Сейчас вы слишком измучены и взволнованны – нам следует сделать паузу… Вы в дневнике все уже сказали о Люси, не стоит больше обсуждать, это слишком грустно. Я переночую в Эксетере, так как хочу обдумать то, что вы записали…
Через некоторое время мы вернулись в гостиную, и профессор велел:
– А теперь расскажите мне о вашем муже.
– Все это так странно, – начала я, – что мне даже неловко рассказывать о фобиях Джонатана. Воспоминания о поездке вызывают у него такие припадки, что я пугаюсь…
– Миссис Мина, – заметив мое волнение, остановил меня ван Хельсинг, – если б вы знали, из-за чего я в вашем доме, то не поверили бы… Поэтому прошу вас: поподробнее.
– Знаете, доктор, чтобы облегчить задачу вам и себе, если позволите, я дам вам прочесть некие записи. Это копия дневника Джонатана, который он вел за границей. Там описано все, что с ним произошло. Я перепечатала его на машинке… Он не должен знать об этом. Я не буду ничего говорить, пока вы сами не прочтете. Затем мы снова встретимся и вы поделитесь со мной своими выводами…
– Благодарю. – Профессор поднялся. Лицо его было необычайно серьезным. – Зайду завтра утром, пораньше, навестить вас и вашего мужа.
– Джонатан будет дома до половины одиннадцатого, приходите к завтраку, и тогда я вас с ним познакомлю…
Он взял с собой бумаги, ушел, а я сижу в гостиной и размышляю – сама не знаю о чем.
25 сентября
Дорогая мадам Мина, я сразу же прочел удивительный дневник Вашего мужа. Можете спать спокойно, Джонатану не грозит безумие! Как это ни ужасно, в его записях нет ни слова лжи. Ему ничего не привиделось! Ваш супруг – мужественный человек, и уверяю вас, – а я достаточно знаю людей, – что у того, кто нашел в себе силы сопротивляться, потрясение не будет продолжительным. Мозг и сердце Джонатана здоровы, за это я ручаюсь, даже не обследовав его; не волнуйтесь об этом.
Мне придется о многом его расспросить, хотя, к сожалению, времени у меня в обрез. Буду рад повидаться с вами обоими, поскольку только что узнал так много нового и необычного, что положительно не могу прийти в себя.
25 сентября
Дорогой профессор!
Благодарю Вас за письмо, так облегчившее мне душу. Но неужели и впрямь мой муж все это пережил, и как страшно, если тот господин действительно в Англии! Боюсь даже думать об этом. Я только что получила телеграмму от Джонатана: он, покончив со своими делами, не останется ночевать в Лондоне и уже выехал. Приходите к нам завтра к восьми часам, если это не слишком рано для Вас.
26 сентября
Я надеялся, что мой дневник не будет иметь продолжения, но ошибся.
Когда я вечером вернулся домой, у Мины уже был готов ужин; затем она рассказала о визите доктора ван Хельсинга и о том, что дала ему обе наши тетради. Мина крайне встревожена. Она показала мне письмо доктора, в котором ван Хельсинг утверждает, что все случившееся со мной – правда. Это буквально воскресило меня; я сомневался в реальности происшедшего, и это очень угнетало. Теперь я ничего не боюсь, даже самого графа. Он, как видно, все-таки решился приехать в Лондон, и тот господин, в которого я так пристально вглядывался, был, несомненно, Дракула.
Мы с Миной проговорили допоздна…
Утром она хлопотала в столовой, а я отправился в гостиницу за профессором.
Ван Хельсинг удивился, увидев меня. Когда я вошел к нему в комнату и представился, он повернул меня к свету и произнес:
– Но ведь мадам Мина предполагает, что вы нездоровы…
– Да, у меня был стресс, и я был болен, но вы, профессор, меня уже исцелили.
– Каким же это образом? – хмыкнул он.
– Вашим вчерашним письмом к Мине. Все, что я пережил, казалось мне тяжелым бредом, ведь я не верил даже собственным глазам. Вы понятия не имеете, что значит сомневаться во всем, даже в самом себе…
После, уже в нашем доме, он задумчиво произнес:
– Здесь каждый час для меня – ученье… Я с удовольствием принял приглашение позавтракать в вашем доме; вы уж простите мне, сэр, эту вольность, но должен заметить, что вы на редкость счастливый человек – у вас необыкновенная жена. И мне захотелось предложить вам свою дружбу.
Мы пожали друг другу руки.
– А теперь, – продолжал профессор, – позвольте просить вас о небольшой услуге. Мне предстоит трудная задача, я не знаю, с чего начать, но вы можете мне помочь. Расскажите, что было до вашего отъезда в Трансильванию. Впоследствии мне понадобятся еще кое-какие сведения, но пока и этого довольно.
– Сэр, – спросил я, – это касается графа?
– Да.
– Попробую быть вам полезным.
– Вы приедете в Лондон с женой, если я попрошу вас?
– Будем оба, когда захотите…
После завтрака я проводил его на вокзал. Я купил там профессору местные утренние газеты и вчерашние лондонские. Он машинально открыл «Вестминстер газетт» и, побледнев, простонал:
– Mein Gott! Боже мой, так скоро…
Мне показалось, что профессор начисто забыл обо мне.
Тут раздался свисток, и он вскочил на подножку, обернулся и крикнул:
– Передайте привет мадам Мине! Напишу вам, как только смогу!..
26 сентября
До сегодняшнего вечера у меня не было оснований задуматься над тем, что происходит.
С моим пациентом все хорошо; благодаря нашим заботам и лечению, Рэнфилд стал гораздо спокойнее и не доставляет мне никаких хлопот. Я получил спокойное письмо от Артура, Квинси также написал мне, что к Арчи возвращается его прежняя уравновешенность. Стараюсь не вспоминать о смерти Люси. Все позади, однако неугомонному ван Хельсингу неймется, он хочет разжечь мое любопытство… Вчера он ездил в Эксетер и ночевал там. Сегодня возвратился и тут же сунул мне под нос «Вестминстер газетт».
– И что ты думаешь об этом? – Профессор ткнул пальцем в заметку.
Я погрузился в чтение, но, дойдя до упоминания о точечных, будто от укола, следах на шее, взглянул на ван Хельсинга.
– Ну? – спросил он.
– Это похоже на ранки Люси? И о чем, по-вашему, это свидетельствует?
– О том, что причина одна и та же.
Я не вполне понял его слова. Серьезность профессора меня забавляла, но, взглянув на него, я смутился: мне еще никогда не приходилось видеть такого выражения на лице моего учителя, даже когда мы с ним боролись за жизнь Люси.
– Сэр, объясните! – попросил я.
– Ты можешь мне сказать, от чего умерла мисс Люси? – нетерпеливо перебил меня ван Хельсинг. – Несмотря на то что ты наблюдал. Может, из-за шока, вызванного потерей крови?
– Следов сильного кровотечения не было.