Ван Хельсинг уселся за стол и продолжал:
– Ты толковый врач, Джон; твоя сильная сторона – логика, однако ты слишком рационален по отношению ко всему, что не касается обычной жизни. Тем не менее, как профессиональный медик, ты должен признать тот факт, что люди состоят не из одних органов, костей и мышц. Впрочем, и в природе тоже случаются необъяснимые явления… Один человек способен чувствовать нечто, лежащее за гранью понимания, другой – нет. В том и ошибка науки, что она все хочет разъяснить, а если это ей не удается, то вывод один: «сие не существует». Ты веришь в трансформацию элементов? Нет. Ты признаешь чтение мыслей на расстоянии? Нет. А как быть с гипнотизмом?
– Он существует. И Шарко это замечательно доказал.
– Тогда объясни мне: как ты можешь верить в гипноз и одновременно отрицать чтение мыслей на расстоянии? Мозг человека далеко не изучен, друг мой… Но я не об этом. Почему бедная Люси с кровью четырех доноров в венах не смогла прожить и одного дня? Куда она девалась, эта кровь?
– Загадка, – отмахнулся я. – Таких множество в медицинской практике. К чему вы клоните, говорите прямо.
– Ну вот. – Ван Хельсинг усмехнулся. – Умнику все по плечу, а если нет ответа, так он просто его не ищет. Джон, – лицо его вновь стало суровым, – можно до утра перечислять примеры многообразия природного мира. Обычно пауки живут год-два, а вот нашелся экземпляр, который прожил сотни лет в башне старой испанской церкви и рос до тех пор, пока не оказался в состоянии выпить все масло из лампад. Черепаха живет дольше, чем три поколения людей, а слон переживает целые династии… Летучие мыши-вампиры в некоторых областях земного шара прокусывают вены у домашнего скота и высасывают кровь, а бывали случаи, когда они набрасывались даже на людей – есть свидетельства моряков, побывавших в тропических широтах…
– Господи! Вы предполагаете, что Люси пострадала от такой же твари? Разве подобное мыслимо здесь, в Лондоне, да еще и в девятнадцатом веке?
Он усадил меня знаком руки.
– Нет. Суть моих примеров следующая – я хочу, чтобы ты уверовал.
– Во что именно?
– В то, во что верить не можешь и не хочешь. Чтобы ты научился преодолевать в себе предубеждение по отношению к некоторым странным явлениям. Теперь ответь мне на прямой вопрос: ты согласен, что загадочные ранки на шее детей имеют сходство с теми, с какими мы столкнулись в случае мисс Люси Вестенра?
– Можно предположить…
– Ошибаешься, Джон. Все обстоит гораздо хуже!
– Что вы имеете в виду? – растерянно спросил я.
– Эти укусы детям нанесла сама Люси!
Глава 15
Продолжение
– Вы не в своем уме, сэр! – Я вскочил, отшвырнув стул, на котором сидел.
– Спокойствие, дружище. Хотелось бы мне, чтобы так оно и было. Сумасшествие легче перенести, чем такую реальность. Джон, подумай, разве я стал бы насмехаться над тобой и оскорблять твои чувства? Мы ведь давно знаем друг друга.
– Простите меня, профессор, – пробормотал я.
– Все это оттого, что я не хотел нанести тебе удар, так как знаю, что ты любил эту милую девушку. Тебе невыносимо поверить в то, что Люси стала… Сегодня ночью я хочу в этом окончательно убедиться. Хватит ли у тебя мужества отправиться со мной, Джон? – Он заметил мои колебания. – Я рассуждаю просто: если это не так, то доказательство принесет тебе облегчение, а с меня снимет тяжелую ношу. Но если это правда?! Ты и не догадываешься, чем она, эта правда, чревата… План мой таков. Для начала мы навестим ребенка; тамошний детский врач – мой давний знакомый, и препятствий не возникнет. А затем… затем мы проведем ночь в склепе, где похоронена мисс Люси. У меня есть ключ, который я должен передать сэру Артуру.
У меня упало сердце, но отказаться я не мог…
…Мальчик лет шести выспался, поел и в общем чувствовал себя хорошо. Доктор Винсент снял с его шеи повязку и показал нам ранки – сомнения в их тождественности с ранами Люси не было. Они были лишь немного меньше и совсем свежими – вот и вся разница. Врач предположил, что это укусы животного, к примеру крысы или летучей мыши. Не исключено, что животное было заражено бешенством; но вероятнее всего то, что среди обычных безвредных летучих мышей могла оказаться особь с вампирическими наклонностями. Такое случается, иногда моряки завозят в Англию этих животных ради забавы, а те улетают…
Я подумал, что, быть может, и Люси пострадала подобным образом, однако сразу отбросил эту мысль – она бы нам об этом сообщила.
Мы поужинали и около десяти вечера покинули ресторан. Было темно, и в свете редких фонарей попадалось все меньше прохожих. Ван Хельсинг вышагивал уверенно, в отличие от меня; мы пропустили конный полицейский патруль, добрались до кладбищенской стены и перелезли через нее. Вот и склеп семейства Вестенра. Профессор вынул ключ, открыл дверь и предложил мне войти первым. Я с иронией поклонился: подобная учтивость в данной ситуации показалась мне неуместной. Затем он также вошел, запер за собой дверь, пошарил в саквояже, достал и зажег свечу.
И днем-то в склепе было мрачновато, а теперь, при слабом мерцающем свете, и подавно. Могила Люси была усыпана увядшими цветами; во множестве появились пауки и жуки, надгробный камень запылился, медь потускнела.
Ван Хельсинг продолжал методично действовать, а я подрагивающей рукой держал свечу. Первым делом он вынул из саквояжа отвертку.
– Что вы собираетесь делать? – глухо спросил я.
– Открыть гроб…
Он осторожно отвинтил болты – этого я не мог перенести и отвернулся. Это было похоже на то, как если бы живую девушку насильно раздели. Послышался скрежет отодвигаемой крышки. Я невольно отступил, ожидая волны трупного запаха от пролежавшего целую неделю тела.
– Смотри же, Джон! – требовательно проговорил ван Хельсинг.
Я сделал шаг и взглянул… Гроб был пуст! Меня это поразило как молнией, но профессор даже не дрогнул.
Упрямство вновь заговорило во мне, и я воскликнул:
– Я вижу, что тело Люси отсутствует, но это доказывает только одно.
– Что именно?
– Что его там нет.
– Недурная логика. Тогда ответь: почему?
– Быть может, это дело вора. – Я понимал, что сморозил глупость, однако других аргументов у меня не нашлось.
– Отлично. – Ван Хельсинг вздохнул. – Нужны еще доказательства? Следуй за мной…
Профессор опустил крышку на место, погасил свечу и вместе с отверткой положил в саквояж; мы вышли на воздух, он запер дверь склепа на ключ и протянул его мне со словами:
– Оставь у себя, тебе будет спокойнее.
Я нервно усмехнулся, однако отказался. Он не настаивал и велел мне укрыться за тисом, росшим невдалеке. Темная фигура ван Хельсинга вскоре скрылась в темноте среди памятников и деревьев – он намеревался наблюдать за противоположной стороной кладбища.
Потянулось невыносимое ожидание. Часы пробили полночь, время тянулось медленно; я продрог, начал нервничать и проклинал все на свете. Так прошел час, за ним другой…
Тишина оборвалась отчаянным криком ребенка – примерно там, где находился профессор. Я было рванулся туда, но заметил белый силуэт, приближавшийся к склепу, словно привидение. Что это было, я не успел разглядеть, – раздался громкий голос, зовущий меня по имени. Мне пришлось, спотыкаясь, обходить памятники и могильные ограды, было совершенно темно, в небе ни единой звезды. Наконец я наткнулся на ван Хельсинга.
– Джон, я нашел мальчишку.
– И где же он? Что с ним?
– Ни царапины, я обнаружил его в кустах, просто малыш перепугался… Слава Богу, он был тепло одет.
– Ну вот. Я был прав.
– Только потому, что я оказался здесь вовремя, – проговорил упрямец.
Мне все эти загадки так надоели, что, не сдерживая раздражения, спросил:
– Сэр, а может, вам все это померещилось? Где покойница? Где ребенок?
– Джон, тут не до шуток… Пока ты пробирался ко мне, – проговорил ван Хельсинг, – я решил, что нести его в полицию не стоит, начнутся ненужные расспросы… Я усадил малыша на порог будки кладбищенского сторожа. Надо как можно скорее выбираться отсюда. Вперед, Джон!
Повторять дважды ему не пришлось. Я уже не обращал внимания, поспевает ли профессор за мной или нет. К счастью, уже на дороге мы догнали кеб и поехали в город…
Я так вымотался, что дома меня одолела бессонница; я сел за фонограф. Однако в любом случае было необходимо хоть немного поспать, так как ван Хельсинг зайдет за мной днем. Он настаивает на том, чтобы мы снова посетили склеп.
27 сентября
На кладбище нам удалось попасть только после четырех часов дня. Только что закончились чьи-то похороны, и последние участники траурной церемонии покинули кладбище. Прячась за деревьями, мы дождались, пока сторож запрет ворота, и прокрались к склепу. Я не знал: плакать мне или смеяться, так как ясно понимал, чем мы рискуем: закон суров к осквернителям могил. Кроме того, мне казалось, что все это впустую. Профессор заявил: нам понадобится совсем немного времени, однако при мысли, что снова придется открывать гроб, меня коробило.
Не говоря ни слова друг другу, мы вошли в склеп. Мой спутник наклонился к гробу, снял крышку – и я едва сумел удержать изумленный возглас.
Там лежала Люси. Точь-в-точь такая же, как накануне похорон, а может, еще прекраснее. На ее щеках играл нежный румянец, губы пунцовели, длинные черные ресницы были плотно сжаты, но у меня мгновенно возникло чувство, что она вот-вот откроет глаза.
– Колдовство, – прошептал я.
– А как тебе это? – Профессор протянул руку, раздвинул мертвые губы девушки и кивнул на ее белоснежные зубы.
Я нервно поежился.
– Смотри, смотри, Джон, – настаивал ван Хельсинг, – зубы острее, чем раньше… Ее клыки могут прокусить горло любого маленького существа… Теперь ты убедился?
Дух противоречия снова заговорил во мне:
– Видимо, ее зачем-то украли и потом вернули на место…