– Арчи, тут большая разница. Мы взломали дверь дома в Карфаксе под покровом темноты и под защитой стены парка. На Пиккадилли, где в любое время суток полно народу, все будет гораздо сложнее.
– Согласен, Квинси. Взлом частного помещения – серьезное преступление, – Артур мрачно усмехнулся. – Придется попросить ключи у самого графа Дракулы…
Мы решили сделать паузу до утра и дождаться письма из агентства, подтверждающего или опровергающего мои догадки. Обсудив еще некоторые вопросы, мы разошлись. Я все записал в дневник и теперь с удовольствием ложусь спать.
1 октября
Рэнфилд ведет себя беспокойно – его настроение так быстро меняется, что невозможно уловить причину этого. После того как он выставил профессора, я вошел к нему в палату. Вид у него был надменный – ну точно повелитель вселенной. На вопросы он отвечал осмысленно, но с презрительной усмешкой. Он верит в свое предназначение. Жизнь человека для него ничто, ее нужно лишь использовать во имя высшей цели. Какой, – на этот вопрос пациент не ответил. Во время нашего разговора у меня мелькнула мысль о влиянии графа на Рэнфилда. Неужели? Как это раньше не пришло мне в голову?
Позже
Я поделился своими соображениями с ван Хельсингом. Он сразу сделался серьезным и вскоре попросил меня снова взять его к пациенту. Я ответил отказом, добавив, что Рэнфилд снова принялся за ловлю мух.
2 октября
Милорд, с удовольствием выполняем Вашу просьбу, переданную нам мистером Харкером. Покупателем особняка на Пиккадилли является знатный иностранец, граф де Вил, заключивший с нами сделку без посредников и уплативший всю сумму наличными.
Остаемся покорными слугами Вашей светлости.
Глава 19
2 октября
Вчера поздно вечером я еще раз подошел к палате своего сложного пациента и заглянул в дверной глазок. Рэнфилд крепко спал. Утром дежурный санитар доложил, что вскоре после полуночи сон его стал тревожным и неожиданно он принялся молиться.
Джонатан Харкер продолжает свое расследование, а Артур и Квинси Моррис ищут подходящих лошадей. Арчи считает, что «транспорт» всегда должен быть наготове. Нам нужно «стерилизовать» всю привезенную Дракулой землю между восходом и заходом солнца; таким образом, вероятность уничтожить графа выше, а риск минимален. Ван Хельсинг отправился в Британский музей, чтобы заглянуть в какие-то старинные медицинские трактаты.
Порой мне кажется, что все мы сошли с ума и нам не повредили бы смирительные рубашки.
Позже
Снова собрались вместе; по-видимому, мы напали на след и, возможно, приближаемся к цели. Хотелось бы знать, какое отношение Рэнфилд имеет к нашим планам. Поведение его до того явно соответствует поступкам графа, что уничтожение вампира может оказаться для больного величайшим благом. Вот загадка. Однако в мозг пациента не проникнешь, а он словно воды в рот набрал и как будто временно успокоился…
Так ли это? Похоже, этот вой раздается из его палаты… Ко мне влетел санитар с сообщением, что Рэнфилд лежит на полу в луже крови. Бегу!..
3 октября
Я в точности излагаю последующие события, ибо они чрезвычайно важны.
Когда я вбежал в палату Рэнфилда, он действительно лежал на полу весь в крови. С первого взгляда было ясно, что он получил тяжелые травмы. Кровь хлестала из ран на лице, будто его с силой швырнули головой об пол. Санитар, когда мы перевернули беднягу, удрученно заметил:
– Мне кажется, у него сломана спина… Смотрите, доктор, вся правая сторона парализована! Не понимаю… Он мог в припадке биться головой об пол или упасть с кровати, но как такое могло случиться одновременно?
Я велел ему позвать доктора ван Хельсинга.
Через несколько минут появился профессор в халате и домашних туфлях. Оценив состояние Рэнфилда, он, покосившись на санитара, спокойно произнес:
– Печальное зрелище! Пациент, думаю, сильно ушибся, однако он далеко не безнадежен. Я останусь с тобой, Джон, но сначала схожу переоденусь…
Вернулся он необычайно быстро, причем с набором хирургических инструментов, и шепнул мне:
– Отошли санитара. Мы должны остаться с мистером Рэнфилдом наедине.
Я попросил Симмонса покинуть нас, запер изнутри дверь своим ключом, и мы приступили к осмотру.
Раненый хрипло дышал, было видно, что жизнь его висит на волоске. Лицо меньше пострадало; самым тяжелым повреждением была вмятина на черепе, отчего и наступил частичный паралич.
– Джон, необходимо снизить внутричерепное давление. Понадобится трепанация, я все сделаю сам, а ты следи за пульсом и дыханием. Он может в любой момент умереть, а я по-прежнему хочу поговорить с твоим пациентом…
Абрахам принялся за операцию.
Мы напряженно следили за состоянием раненого. У меня замирало сердце, и по лицу профессора было видно, как он встревожен. Рэнфилд дышал отрывисто, спазматически. Каждую минуту казалось, что он откроет глаза и заговорит; но сознание к нему не возвращалось. И хотя я привык к виду болезней и смерти, это ожидание все больше действовало мне на нервы.
Я взглянул на ван Хельсинга и поймал его ответный пристальный взгляд.
Наконец дыхание раненого стабилизировалось. Затем он продолжительно вздохнул, открыл глаза и уставился на нас. Сделав судорожное движение, едва слышно произнес:
– Я видел страшный сон… Где я?
Он приподнял голову – глаза его снова остекленели; я велел ему не шевелиться. Профессор мягко произнес:
– Расскажите нам ваш сон, мистер Рэнфилд.
– Пить… Мне снилось… – Наш пациент умолк, словно потерял сознание.
Было очевидно, что его травмированный мозг работает с промежутками, потому что когда он снова пришел в себя, то взглянул на меня с каким-то мучительным смущением и прошептал:
– Это был не сон, а все на самом деле… Скорее, доктор, я умираю. Еще воды… Спасибо… Все началось в ту ночь, когда он в тумане появился перед окном моей палаты. Так бывало и раньше, но теперь он был не духом, а человеком. Глаза его бешено сверкали. Красный рот злобно ухмылялся; острые зубы белели при свете луны… Я не знаю, почему он вдруг изменил свое отношение ко мне, ведь раньше было столько подарков: мухи, бабочки, пауки… Он подозвал меня к окну: за ним кишели тысячи крыс. Я не впустил его к себе…
Голос Рэнфилда ослабел; я хотел остановить его, но профессор знаком велел мне не прерывать раненого.
– …И он пропал, будто растворился в воздухе, и я от бесплодного ожидания возненавидел его. Потом он пришел… проскользнул в окно, хотя оно было закрыто. И даже запаха не было от него, когда он склонился надо мной. Он сказал, что я ничтожество, жалкий сумасшедший; злость моя утихла, я потянулся поцеловать его руку, а он, смеясь, исчез… Сегодня все повторилось…
Мы напряглись, когда пациент утомленно закрыл глаза. Профессор смочил его губы каплей водки. По телу Рэнфилда пробежала дрожь:
– Он не издевался надо мной, даже сел рядом. Взял меня за руку и трижды произнес: «Ты должен убить Мину Харкер…» И тут я понял, что еще немного, и мне придется стать его рабом навеки. «Нет! – закричал я. – Она добрая!» Я оттолкнул его, вскочил и замахнулся кулаком; горло мое чуть не разорвалось от вопля… Последнее, что я запомнил, падая, как в щель под дверью уползает туман…
Мы с ван Хельсингом содрогнулись, поняв все.
Голос умирающего затих, он захрипел, пульс его стал нитевидным.
– Теперь зови санитара, и пусть он безотлучно находится в палате рядом с мистером Рэнфилдом. Джон! Граф в доме, и теперь мы знаем, с какой целью. Буди всех! Каждая секунда дорога. Может быть, еще не поздно…
Мы бросились в разные стороны: Абрахам за «защитными средствами», я – поднимать с постели Артура и Морриса. У двери комнаты миссис Харкер мы остановились; Квинси тихо спросил:
– Зачем тревожить женщину?
– Это необходимо, – мрачно бросил ван Хельсинг.
Он повернул ручку – безрезультатно. Мы навалились на дверь; она с треском распахнулась. Мы влетели в комнату; профессор едва не упал, а у меня волосы встали дыбом и сердце почти остановилось.
Луна была настолько яркой, что, несмотря на плотную желтую штору, в комнате хватало света. Джонатан лежал на спине, тяжело дыша, с пылающим лицом. У края постели на коленях стояла его жена в разорванной ночной сорочке, перепачканной кровью. Над ней склонился Дракула, правой рукой поддерживая ее затылок, а левой сжимая обе ее руки. Граф обернулся – глаза его пылали сатанинской страстью, ноздри орлиного носа трепетали, окровавленный рот обнажал острые клыки. Отшвырнув свою жертву, он с неистовым ревом бросился на нас. Профессор тут же выставил перед собой распятие.
Дракула остановился, медленно попятился, а затем начал растворяться в воздухе. Луна внезапно скрылась, однако было видно, как струйка тумана тянется к двери. Все произошло в секунду. Ван Хельсинг и Арчи бросились к миссис Харкер – она очнулась и пронзительно закричала. Выражение лица Мины было ужасным, по шее стекала тонкая струйка крови, в глазах стояло безумие. Она жалобно стонала. Артур бережно уложил Мину, а профессор, прикрыв ее одеялом, подошел ко мне:
– Помочь миссис Харкер мы пока не можем, она в шоке. Ее муж – в ступоре. Вампир способен ненадолго ввести человека в такое состояние… Джон, смочи полотенце водой, я попробую привести его в чувство…
Я протянул ему мокрое полотенце, а сам подошел к открытому окну и увидел, как Моррис пробежал к воротам и скрылся за деревьями. Зачем он это делает? Обернуться меня заставило растерянное восклицание Джонатана. Сознание вернулось к нему, он задрожал, вскочил на ноги и кинулся к жене. Мина приподнялась, чтобы обнять его, но тут же уронила руки и откинулась на подушку.
– Лорд… что вы здесь делаете? – Джонатан обвел воспаленными глазами комнату. – Доктор Сьюард! Профессор! Что случилось? Мина… откуда кровь? Господи…