как нож на камне точат.
Без долгих катавасий
велел жестокий кровосос
их писарю отрезать нос
и выгнать восвояси.
Звалась Болгарией страна,
которая вся сожжена
при Дракуле кровавом;
пусть время страшное прошло,
узнать вам следует число
подвергнутых расправам.
Оружием сраженных
там было тысяч двадцать пять,
но как не помянуть опять
всех заживо сожженных!
Пошел на Фуграх супостат,
в походе жег за градом град,
людей уничтожал он.
Был каждый Дракулом гоним.
Рубил он головы одним,
других на кол сажал он.
Послам из Семиградья
Валахия была страшна.
Вся в трупах, вся в крови страна.
Послы, на колья глядя,
их приняли за частый лес,
как будто больше нет небес.
Средь кольев Дракул весел.
Людей варил он, жег, душил,
он многим черепа крушил,
а скольких он повесил!
Вверял свои секреты
советникам он, говорят;
когда явились все подряд
к нему его клевреты,
сам Дракул обезглавил всех,
ужасный совершая грех,
чтобы со всем народом
душа не знала ни одна,
где спрятана его казна,
в земле или под сводом.
Деяния все хуже
он совершал день ото дня,
людские души леденя;
был страх подобен стуже.
Использовать он был готов
приваду из людских голов
в реке для ловли раков.
Его затеи удались.
Друзья казненных собрались,
друзей своих оплакав.
Я пропою о жутком
злодействе: тешился тиран
на ужас жителям всех стран,
своим привержен шуткам.
Надумал Дракул-хлебосол
тех самых раков им на стол
подать, спросив лукаво,
каков на вкус для друга друг,
и тут же все на кольях вдруг.
Забава так забава!
Ища, кто виноватый,
увидев, что у мужика
рубаха слишком коротка,
спросил он: «Ты женатый?»
Мужик ответил: «Сударь, да!»
«Веди свою жену сюда!
И в чем твоя работа?» —
спросил он мужнюю жену.
«Я стряпаю, и шью, и жну,
лениться неохота!»
Не уловив подвоха,
надеялась на похвалу
и оказалась на колу
за то, что шила плохо.
Стыд все-таки для мужика,
когда рубашка коротка
и весь живот наружу.
А Дракул отыскал жену
для мужика еще одну,
сказав: «Служи ты мужу!
Лень хуже злодеянья!
Когда ты мужу повредишь,
ты тоже на кол угодишь,
умрешь без покаянья».
Еще одна быль такова:
при Дракуле монаха два
из ордена святого
Бернарда начали гнусить
и подаяния просить.
«Вам худо, право слово», —
нахмурился властитель.
Они в ответ: «Нас, господин,
удел вознаградит один:
небесная обитель».
Спросил он: «Из юдоли сей
хотите в небо поскорей?»
Они в ответ: «Как Богу
угодно будет, государь.
К Творцу всегда стремится тварь». —
«Вам окажу подмогу,
чтоб вы достигли цели».
Вмиг были оба на колах,
А Дракул молвил: «Это прах.
Они там, где хотели».
А у монахов был осел.
Он к Дракулу во двор зашел,
а на осле поклажа,
и скарб, и всяческая снедь.
И начал вдруг осел реветь,
окрестность будоража.
Ревел он заунывно,
тоску нагнав на всех вокруг,
и Дракул спрашивает слуг:
«Кто так ревет противно?»
Ему сказали, что осел
во двор с монахами зашел
и слышен рев ослиный.
Ответил Дракул: «Слышу сам.
К своим он хочет господам.
Что ж, это путь недлинный.
Здесь так реветь негоже,
обычай здешний не таков».
И на кол без обиняков
осел посажен тоже.
А Дракул в край валашский свой
спешил из Сербии, где бой
он вел, убийца многих.
И монастырь увидел он,
а монастырь тот — Горрион —
для братьев босоногих.
Ему за четверть мили
брат-вратарь встретился с двумя
другими братьями; кормя
всю братию, ходили
по селам братья день за днем
за подаянием втроем.
Был труд их одинаков
И каждый Богом был храним.
Брат-вратарь Ганс, а вместе с ним
Брат Михель и брат Яков.
На Михеля владыка
взглянул, внушать привыкший страх,
и крикнул: «Господин монах!
А ну-ка подойди-ка!»
Спросил монаха грозный муж:
«Не знаешь ли ты, сколько душ
из мерзости телесной
мной были освобождены
и, значит, вознаграждены
обителью небесной,
чтобы туда вселиться?»
Когда блажен тот, кто убит,
не должен ли весь их синклит
за Дракула молиться?
Без всяких россказней пустых
он, Дракул, делатель святых
вне всякого сомненья.
Не он один ли вправду свят
из всех, кого на свет родят.
К чему тут объясненья?
«Вы так не вознесетесь, —
сказал брат Михель, — господин,
спасти вас может Бог один.
Покайтесь и спасетесь».
Брат-вратарь Ганс предстал пред ним.
Рек Дракул: «Что ж, поговорим!
Скажи мне откровенно,
что будет, господин монах,
со мной в грядущих временах». —
«Дождешься, несомненно,
ты вскоре вечной муки, —
сказал монах, — убил, злодей,
безвинных много ты людей,
в крови купая руки.
Ты все еще здесь потому,
что дьяволу ты самому
внушаешь отвращенье.
Я знаю, смерть мне предстоит,
тобою буду я убит,
но ты не жди прощенья.
Жизнь для меня лишь бремя,
но ты меня не прерывай!»
Рек Дракул: «Говори давай!
А я тебе дам время,
кол тоже может подождать».
Сказал монах: «Ты лютый тать!
В деяньях душевредных
ты заводила-атаман,
ты, кровопийца, ты, тиран,
зачем терзаешь бедных?
Невинно осужденных,
беременных казнишь, скажи,
ты за какие мятежи
казнишь новорожденных?
Трехдневных и трехчасовых
не оставляешь ты в живых,
всех на кол ты сажаешь;
тебе не причинивших зла
ты губишь, лишь бы кровь текла,
в кровь руки погружаешь,
как будто бы здоровью
она потребна твоему:
непостижимое уму
питанье чистой кровью.
Откуда злоба у тебя,
что множится, людей губя,
ты растолкуй попробуй».
Ответил Дракул: «Не таю.
Предусмотрительность мою
ты называешь злобой.
Труд без нее напрасен.
Обрубишь ветки на стволе,
а цепкий корень цел в земле
и, стало быть, опасен.
А если корень цел, тогда
возобновляется вражда
под видом новых веток,
и как себя ни береги,
выходят злейшие враги
из бывших малолеток.
Нет, лучше корни эти
я выжгу все, в конце концов,
иначе будут за отцов
мстить выросшие дети».
Монах сказал ему: «Злодей,
подумай о душе своей,
считай, что жизнь ты прожил.
Напомнив о кровавом псе,
против тебя восстанут все,
кого ты уничтожил.
Дойдет их вопль до Бога,
хоть был, глупец, ты в жизни глух,
и в ад отправится твой дух,
туда тебе дорога».
Строптивых Дракул не щадил,
монаха на кол посадил
он собственной рукою,
но кол воткнул ему не в зад,
а в мозг на необычный лад,
чтоб карою такою
над прочими врагами
торжествовать, чтоб на глазах
у них подольше был монах,
торчавший вверх ногами.
Тот кол был пред монастырем.
«Такою смертью все умрем», —
монахи полагали,
и, право, может быть, не зря.
Со страху из монастыря монахи убегали.
Так убежал брат Яков,
жил в Нейштадте, в монастыре,
при императорском дворе
казненного оплакав.
Я, Михаэль Бехайм, с ним там
беседовал, бывало, сам
о грозном воеводе,
как тешил свой преступный нрав
он, добродетели поправ;
сложил я в этом роде
стихов уже немало,
но не вместят и сотни строк
все, что о нем я слышать мог,
что душу занимало.
Однажды сотни три цыган,
свой кочевой разбили стан
в одном валашском доле;
поджарил Дракул трех из них,
чтоб никому из остальных
не отказали в доле
подобного жаркого,
чтоб средь мужей, детей и жен
никто не хвастал, что лишен
был кушанья такого.
Сказал им Дракул: «Вряд ли впредь
достанется другая снедь
вам, кроме вашей плоти.
Пожрете сами весь ваш род,
когда со мною вы в поход
на турок не пойдете».
Ответили цыгане:
«Мы, господин, идти не прочь,
да только нам дойти невмочь
с тобой до поля брани».
Но был у Дракула свой план:
на лошадей и на цыган
надел коровьи шкуры.
Он их на турок напустил,
которых зрелищем смутил
чудовищной натуры.
Назад рванулись кони
турецкие, заслышав стук
копыт, внушающих испуг,
спасались от погони,
коровьих устрашившись шкур,
что оказались чересчур
для всадников отважных.
Так доскакали до реки,
где не коровы, не быки,
их на прибрежьях влажных
цыгане вновь пугнули,
и, в неожиданной беде