Мы закрыли склеп, ушли, перелезли через кладбищенскую стену, что было не очень трудно, и поехали обратно на Пикадилли.
Записка Ван Хельсинга, оставленная им в пальто на вешалке в гостинице Беркли, адресованная Джону Сьюарду Д. М.
(не врученная)
27 сентября
Друг Джон!
Пишу на тот случай, если произойдет что-нибудь непредвиденное. Иду один на кладбище. Меня радует, что сегодня ночью «Не-мертвой» Люси не удастся выйти, так что завтра ночью оно выявится еще определеннее. Поэтому я приделаю к склепу то, чего она не любит – чеснок и крест, и таким образом запечатаю гробницу. Она как «Не-мертвое» еще молода и будет осторожна. Кроме того, это препятствует ей лишь выйти, но не отвратит ее от желания выходить: когда «Не-мертвое» в отчаянии, то ищет выхода там, где меньше всего сопротивления. Я буду находиться поблизости от заката до восхода солнца, и если представится что-нибудь интересное, то я своего не упущу. Люси я не боюсь, но побаиваюсь того, другого, из-за которого она «Не-мертвое»; у него теперь есть право и власть искать ее могилу, и у него она может найти защиту. Он хитер, судя по словам Джонатана и по тому, как он околпачивал нас, играя жизнью Люси; да и вообще «Не-мертвое» во многих отношениях очень сильно. Оно обладает силою двадцати людей; даже та сила, которую мы вчетвером вливали в кровь Люси, пошла исключительно ему на пользу. Кроме того, он может созывать волков и сам не знаю кого еще. Так что, если он придет туда ночью, то застанет меня: но больше никто не должен присутствовать при этом, а не то будет скверно. Но, возможно, что он не станет покушаться на это место. У него, наверное, есть на примете более интересная добыча, чем кладбище, где спит «Не-мертвое» и сторожит старик.
Пишу это на случай, если… Возьми все бумаги, которые находятся тут же, дневник Харкера и остальное, и прочти их, а затем отыщи «Не-мертвое», отруби ему голову, сожги его сердце, вбей в него кол, чтобы мир наконец вздохнул свободно.
Итак, прощай, твой Ван Хельсинг
Дневник доктора Сьюарда
28 сентября
Прямо удивительно, до чего благотворен сон. Вчера я почти готов был поверить ужасным идеям Ван Хельсинга, теперь же они мне кажутся дикими и лишенными всякого смысла. Не может быть, чтобы он сошел с ума. Должно же быть какое-нибудь объяснение всем этим таинственным событиям. Возможно, профессор сам их создал. Постараюсь найти разгадку этой тайны.
29 сентября. Утром
Артур и Квинси зашли вчера около 10 часов к Ван Хельсингу: он объяснил все, что нам нужно делать, обращаясь главным образом к Артуру, точно все наши желания были сконцентрированы в нем одном. Он говорил, что надеется на общую помощь, так как нам предстоит очень большая задача. Затем спросил Артура, удивился ли он его письму.
– Я? Да! Оно меня порядком встревожило. За последнее время я пережил так много горя, что не осталось больше сил. Мне было бы очень интересно узнать, в чем дело.
– Я хочу вашего согласия на то, – ответил Ван Хельсинг, – что я собираюсь сделать сегодня ночью. Я знаю, что требую многого, и только тогда, когда вы узнаете, в чем дело, вы поймете, что это действительно много. Поэтому я хотел бы, чтобы вы доверились мне пока «в темную», чтобы потом не упрекали себя ни в чем. Вы будете некоторое время сердиться на меня – с этим придется примириться.
– Я вовсе не желаю покупать кота в мешке, – возразил Артур. – Если тут затрагивается честь джентльмена, или же моя вера христианина, то я никак не могу дать вам подобных обещаний. Если вы обещаете, что ваше намерение не затрагивает ни того, ни другого, то я сейчас же даю свое согласие; хотя, клянусь жизнью, я никак не могу понять, к чему вы клоните.
– Я принимаю ваши ограничения, – сказал Ван Хельсинг, – но прошу вас лишь об одном – быть уверенным, что мои поступки не затронут этих ограничений, но вы, раньше, чем станете меня осуждать, хорошенько взвесьте свое решение.
– Решено! – сказал Артур. – Итак, переговоры кончены; могу я теперь спросить у вас, в чем дело?
– Мне очень хочется, чтобы вы пошли со мной на кладбище в Кингстэд, но только по секрету от всех.
Артур был изумлен.
– Туда, где похоронена Люси? – Профессор кивнул головой. Артур продолжал:
– Зачем?
– Чтобы войти в склеп.
– Вы говорите это серьезно, профессор, или жестоко шутите?.. Простите, я вижу, – серьезно.
Наступила длинная пауза. Наконец он спросил:
– Зачем же в склеп?
– Чтобы открыть гроб.
– Это уж слишком, – сердито сказал Артур, вставая. – Я согласен на все, что благоразумно, но на такое… такое осквернение гроба той, которую… – дальше он не мог говорить от негодования. Профессор с состраданием посмотрел на него.
– Если бы я мог уберечь вас хоть от одной муки, видит Бог, я сделал бы это, – сказал он. – Но сегодняшней ночью вам придется пройти по тернистой дороге, иначе той, которую вы любите, придется потом, быть может даже и навеки, ходить по пылающему пути.
Артур побледнел и вскричал:
– Будьте осторожны, сэр, будьте осторожны!
– Не лучше ли вы послушаете, что я вам скажу? – произнес Ван Хельсинг. – Тогда, по крайней мере, вы будете знать, что я вам предлагаю. Сказать?
– И так уже все ясно, – вставил Моррис.
После некоторого молчания Ван Хельсинг продолжал – видно было, что это стоило ему большого труда.
– Мисс Люси умерла, не так ли? Да? Следовательно, все в порядке. Но если она не умерла?
Артур вскочил на ноги.
– Господи! – вскричал он. – Что вы хотите этим сказать? Разве произошла какая-нибудь ошибка? Разве ее похоронили живой?
Он впал в такое отчаяние, что тяжело было смотреть на него.
– Я ведь не сказал, что она жива, дитя мое; я не то хотел сказать. Я хочу сказать только, что она «немертва».
– Не мертва! Не жива! Что вы хотите этим сказать? Что это – кошмар, или что-то еще более ужасное?
– Бывают тайны, о которых мы можем только догадываться, которые могут разрушаться лишь годами и по частям. Поверьте, перед нами лишь часть тайны. Но я ничего еще не сказал. Вы разрешите мне отрубить голову мертвой Люси?
– Клянусь небом и землей, нет! – вскричал Артур с негодованием. – Я ни за что на свете не соглашусь на поругание ее тела. Ван Хельсинг, вы слишком пытаете меня! Что я сделал вам дурного, за что вы меня так терзаете? Что сделала вам эта бедная девушка, за что вы так издеваетесь над ее могилой? Или вы сошли с ума, говоря подобные вещи, или я помешался, слушая их! Не смейте даже думать о подобном осквернении, я ни за что не дам своего согласия! Я пойду защищать ее могилу от поругания и, клянусь Богом, я ее защищу!
Ван Хельсинг встал со своего места и сказал сурово и серьезно:
– Лорд Годалминг, у меня тоже есть долг, долг по отношению к другим, к вам и к умершей, и клянусь Богом, я это сделаю. Я прошу вас лишь об одном: пойдемте со мною, посмотрите и послушайте и если позже я предложу вам то же самое, не беритесь за дело ревностнее меня, ибо тогда я исполню свой долг по собственному усмотрению. Тогда я исполню ваше желание и буду готов дать вам отчет, когда и где вы захотите.
Тут голос его дрогнул, и он продолжал гораздо мягче:
– Но, умоляю вас, не смотрите на меня так сердито. В моей жизни было много тяжелых минут, терзавших мне душу, но такая трудная задача впервые выпала на мою долю. Поверьте, когда настанет время и вы перемените свое мнение обо мне, то один лишь ваш взгляд сотрет воспоминания об этих ужасных часах, ибо я сделаю все, что во власти человека, чтобы спасти вас от горя. Подумайте только! Чего ради я стал бы так трудиться и мучиться? Я пришел сюда чтобы помочь вам, во-первых, чтобы оказать услугу моему другу Джону, во-вторых, и помочь милой молодой девушке, которую я, как и вы, очень полюбил. Ей, – мне стыдно сказать, но я говорю это просто, – я отдал то, что дали и вы: кровь из моих вен; и дал ее я, который вовсе не был возлюбленным Люси, а лишь врачом и другом; если моя смерть в состоянии дать ей что-нибудь теперь, когда она «Не-мертва», то я отдам жизнь охотно.
Он сказал это с какой-то благородной, мягкой гордостью, и Артур был очень тронут этим. Он взял руку старика и сказал дрожащим голосом:
– О, как ужасно об этом думать, и я никак не могу понять, в чем дело, но обещаю вам идти с вами и ждать.
Глава шестнадцатая
Дневник доктора Сьюарда
(продолжение)
Ровно без четверти двенадцать мы перелезли через низкую ограду кладбища. Ночь была темна, луна лишь порою выглядывала из-за туч, тянувшихся по небу. Мы старались держаться как можно ближе друг к другу; Ван Хельсинг шел впереди, показывая дорогу. Когда мы подошли к могиле, я начал внимательно следить за Артуром, так как близость местности, связанной со столькими печальными воспоминаниями, могла его взволновать; но он держался молодцом. Должно быть, таинственность увлекла его. Профессор открыл дверь склепа и, заметив наше колебание, подбодрил нас тем, что сам прошел вперед. Мы последовали за ним, и он закрыл за нами дверь. Затем он зажег тусклый фонарь и указал на гроб. Артур, сильно волнуясь, двинулся вперед; Ван Хельсинг сказал мне:
– Ты вчера был со мною. Тело Люси лежало тогда здесь в гробу?
– Да, лежало.
Профессор обратился к остальным:
– Вы слышите? И все-таки кое-кто мне еще не верит.
Он взял отвертку и снова снял крышку с гроба. Артур, бледный и молчаливый, глядел на это; когда крышку сняли, он ступил вперед.
Ван Хельсинг откинул цинковую крышку, мы взглянули в гроб и попятились назад.
Гроб был пуст!
В течение нескольких минут никто не произнес ни слова.
Затем профессор сказал:
– Два дня тому назад я пришел сюда со Сьюардом и открыл гроб; и мы нашли его пустым, как и сейчас. Затем мы остались ожидать и увидели нечто белое, двигавшееся между деревьями. На следующий день мы пришли сюда днем и нашли Люси в гробу. Не правда ли, Джон?