Он сел, не сводя с меня напряженного взгляда. Несколько секунд в купе слышались лишь перестук колес и ритмичное пыхтение паровоза.
— Как поживаете?
— Хорошо. А вы, сэр?
— Весьма неплохо.
Я провела с ним столько воображаемых бесед, теперь же, в его присутствии, мне не хватало слов.
— Я думала, вы давно вернулись в Австрию.
— Нет. Я часто думал о вас после нашей последней встречи в Уитби. Вы добрались до Будапешта?
— Да.
— И как оказалось здоровье вашего жениха?
— Очень плохо. Он лежал в больнице, страдая от последствий ужасного потрясения.
— Потрясения?
— Да. Я помогала ухаживать за ним. Мы поженились и вернулись домой в Эксетер.
Если он и был удивлен или разочарован тем, что я вышла замуж, то умело это скрыл.
— Следовательно, вы больше не мисс Мюррей?
— Я миссис Харкер. — Я против воли покраснела и опустила глаза.
— Поздравляю. Надеюсь, вы счастливы?
— Да, очень.
— Рад слышать. Молю, откройте, чему я обязан столь необычайным совпадением? Миссис Харкер, как вы очутились здесь сегодня, в этом самом поезде?
Я помедлила и ответила:
— У моего мужа дело в городе, и я собиралась присоединиться к нему. Мы остановились у друга в Перфлите. Джонатан пробудет до завтра в Уитби по… одному делу.
— В Уитби?
— Да. Забавно, не правда ли? — Я улыбнулась. — В последний раз, когда мы виделись, я была в Уитби, а Джонатан в отъезде. Теперь же все наоборот.
— Действительно забавно. — Он улыбнулся в ответ. — Как чудесно, что мы столь неожиданно вновь нашли друг друга! Я очень благодарен судьбе за это.
— Как вы оказались здесь, сэр?
— Осматривал кое-какую недвижимость в Западном Эссексе. Теперь возвращаюсь в Лондон. Вы тоже направляетесь в город?
— Да.
— Не ради дел или покупок, полагаю? Для этого уже немного поздно. Наверное, вы навещаете подругу?
— Нет. — Он продолжал смотреть на меня так вопросительно, что мне захотелось объяснить. — Если я расскажу, зачем еду, вы сочтете меня глупой.
— Сомневаюсь.
Я вздохнула и призналась:
— Я поддалась внезапному порыву увидеть дом, где жила и работала моя мать.
— Ваша мать? — удивленно переспросил он. — Так значит, она вам написала?
— Она оставила мне письмо много лет назад, перед тем как умерла. Я получила его только сегодня. Теперь я знаю, что ее звали Анна, а фамилия моего отца — Кутберт. Она упомянула, что несколько лет работала в доме в Белгрейвии.
— Ваша мать действительно была горничной? Рассказ, который вы подслушали в детстве, оказался правдой?
— Похоже, что да.
Я была польщена тем, что он запомнил подробности коротенькой личной истории, столь взволнованно поведанной мною в день, когда мы катались на лодке. Я достала из сумочки конверт с драгоценным письмом матери и показала ему.
— Она написала, что любила меня, сэр, и хотела, чтобы я выжила. Это очень много для меня значит.
— Могу представить, — ласково ответил он. — Итак, вы направляетесь в Белгрейвию… куда именно?
— Я точно не знаю. Наверное, попытаюсь найти улицу, на которой она жила. Просто взгляну на нее.
— Достойная и далеко не глупая цель. Я понимаю и одобряю ваши поиски. У вас есть адрес?
— Только улица — Мальборо-гарденс.
— Вряд ли ее сложно найти. Не окажете мне честь сопровождать вас, миссис Харкер? В этот час женщине лучше не бродить по улицам Лондона в одиночестве, даже в Белгрейвии. Вечер у меня свободен. Возможно, я окажусь вам полезен.
— Благодарю, мистер Вагнер, — быстро ответила я, улыбаясь поводу побыть с ним еще немного. — Я буду очень рада вашему обществу.
Мы проболтали всю дорогу до города, поначалу вспоминали время, проведенное в Уитби. Он спросил, довелось ли мне еще потанцевать. Я с сожалением ответила, что нет. Мистер Вагнер объяснил, что много путешествовал после нашего расставания и просто обожает поезда.
— Ваши английские поезда чудесны — весьма рациональны и ходят очень часто. Можно отправиться куда угодно, повинуясь порыву, хоть через полстраны, провести где-то несколько волшебных часов и вернуться так же быстро. — Он превознес и подземную железную дорогу: — На всем свете нет ничего подобного. Столь масштабное и передовое предприятие! Настоящий подвиг инженерного искусства! Я с самого начала с огромным интересом следил в газетах за ее строительством.
— Возможно, не с самого начала, — засмеялась я. — Первый отрезок пути открыли, если я не ошибаюсь, двадцать семь лет назад. Вы тогда были совсем маленьким мальчиком.
— Я заинтересовался этим очень рано.
Мы наняли кеб, чтобы добраться до Белгрейвии. Когда мистер Вагнер сел рядом со мной в узкой кабине экипажа, его близость вызвала во мне прилив жара. Сердце мое продолжало биться в том же непредсказуемом ритме, что и все время с того мгновения, когда я увидела его в дверях купе.
— Давно вы в Лондоне? — спросила я.
— Несколько недель. Я осмотрел все достопримечательности, о которых вы упомянули при нашей последней встрече, да и многие другие. На мой взгляд, Лондон намного более современный и космополитичный город, чем любая другая европейская столица, которую я видел.
— Разве вы не предпочитаете Париж?
— Отнюдь. — Низким волнующим голосом он добавил: — Париж старомоден. Лондон безупречно нов. Это великий, полный жизни центр мира.
Когда кеб прибыл на Мальборо-гарденс, стоял ранний вечер, уже темнело. Внезапно я почувствовала себя очень глупо оттого, что ринулась в Лондон совсем одна на ночь глядя. Слава богу, меня сопровождает мистер Вагнер.
— Как мило, — пробормотала я, когда мы пошли по узкой, обсаженной деревьями улице с длинными рядами высоких, белых, аристократического вида особняков по обе стороны. Все дома выглядели совершенно одинаково. Пять этажей, множество балкончиков, обрамленных замысловатыми резными карнизами и благородного вида колоннами.
— Подумать только! — изумилась я. — Моя родная мать ходила по этой улице сотни или даже тысячи раз. Она жила в одном из этих прекрасных домов, возможно, год за годом подметала вон тот порог. Ах! Как жаль, что я ее совсем не знала!
— Еще не поздно выяснить что-нибудь о ней.
— Но как?
— Вы знаете имя матери и фамилию своего отца. Наведите справки — вдруг ее кто-нибудь вспомнит.
— Нет! Я не хочу никого беспокоить. Вряд ли мне кто-нибудь поможет. Мой отец мог быть кем угодно, от конюха до почтальона, а мать — простая служанка. Она жила здесь, но совсем недолго. Это было больше двадцати двух лет назад.
— Да, но, учитывая, при каких обстоятельствах она оставила место…
— Вы имеете в виду скандал? — Мои щеки вспыхнули.
— Я не считаю его таковым, миссис Харкер, однако полагаю, что люди склонны помнить подобные вещи и наслаждаться разговорами о них.
— И что мне сказать? — Я униженно засмеялась. — Мол, я ищу служанку по имени Анна — возможно, Анна Мюррей, — которая оставила место, потому что была в тягости?
— Именно.
— Да я умру от стыда! — Я развернулась и быстро пошла в обратном направлении. — Спасибо, что помогли мне найти улицу, сэр. Я рада, что увидела ее. Я совершенно довольна. А теперь давайте удалимся.
— Постойте! Всю жизнь вас терзали вопросы о матери. — Мистер Вагнер подстроился под мой шаг, его красивое лицо купалось в лунном свете. — Вы проделали долгий путь. Вам выпал шанс удовлетворить свое любопытство. Будет позором уехать, даже не попытавшись узнать правду.
Я замедлила шаги, все еще полная смущения, но некий внутренний голос говорил мне, что он прав.
— Чего вы боитесь? — настаивал мой спутник.
— Если кто-нибудь и вспомнит мою мать, то станет презирать меня за то, что я ее дочь, — тихо ответила я.
Мистер Вагнер остановил меня прикосновением руки, отчего по моей спине побежали мурашки.
— Если кто-нибудь и станет, то это его проблема, а не ваша. Мать любила вас и поступила так, как считала наилучшим. Вы должны гордиться этим и вовсе не обязаны говорить, что являетесь ее дочерью. Если хотите, можете сказать лишь, что наводите справки о ней.
Внезапно я устыдилась собственной слабости и смущения, поэтому заявила:
— Однажды вы посоветовали мне поменьше волноваться о том, что подумают люди. Вы велели мне забыть об осторожности. Но это проще сказать, чем сделать.
— Настоящие поступки всегда нелегко совершать.
— Откуда начнем? — Я улыбнулась и глубоко вдохнула, набираясь храбрости.
Поначалу это напоминало игру. Мы остановились у ближайшего дома и постучали в дверь. Открывшая служанка была еще младше меня и ничего не знала о делах двадцатилетней давности. То же повторялось и в других домах. Даже слуги и экономки средних лет, достаточно пожилые, помнившие появление и исчезновение многих людей в округе, не знавали ни служанки по имени Анна, ни мистера Кутберта. Однако нам рассказали несколько других историй о девушках, которые оказались в интересном положении, будучи в услужении, были вынуждены уйти, и никто о них больше не слышал.
Я была готова сдаться, но мистер Вагнер уговорил заглянуть еще в один дом. Дверь снова открыла служанка, слишком молодая, чтобы рассчитывать на ее помощь.
— Простите, мисс, — сказала она. — Я десять лет служу в этом доме, но ничего не знаю о том, что происходило до того.
— Нет ли по соседству семейства по фамилии Кутберт или же слуги, какого-нибудь конюха лет сорока, а то и постарше? — Я задавала этот вопрос в каждом доме на нашем пути.
— Нет, мисс. Я ничего такого не знаю.
Она собиралась закрыть дверь, когда мистер Вагнер спросил:
— Скажите, а мужчины по имени Кутберт в округе нет?
— Есть сэр Кутберт Стерлинг, который живет в доме номер двадцать четыре. Но мы редко его видим, потому что он заседает в парламенте. Он всегда либо на работе, либо в свете с леди Стерлинг.
— Он давно здесь живет? — Мое сердце забилось быстрее.
— Мне говорили, что Стерлинги обитают на этой улице целую вечность, где-то лет пятьдесят.