емец Леонард, бывший секретарем у четырех князей и обладавший большим влиянием.
Неизбежно возник вопрос: тот ли человек Влад, за кого себя выдает? Его не было на родине 12 лет, не считая краткого пребывания у власти в 1448-м, и узнать его могли только немногие соратники отца. Саксонец Георг Рейхершторфер в XVI веке писал о странном обычае, позволявшем узнать наследника в румынских княжествах: «Когда рождается наследник, ему на теле ставят отметку раскаленным железом в виде специального знака, чтобы, когда он вырастет, его легко можно было узнать». Рисунок этого знака — видимо, татуировки, — держали в тайне, чтобы его нельзя было подделать, но о нем говорит народная баллада: он, как и герб Румынии, включал в себя древние символы даков — луну, солнце и две звезды. Скорее всего, такой знак был и у Дракулы, так что сомнения в его происхождении быстро исчезли.
Теперь началась подготовка к коронации, которая проходила в архиепископской церкви в Куртя-де-Арджеш, построенной отцом Дракулы. На ее привратной башне он укрепил свою эмблему — резное изображение дракона. Состоявшаяся в октябре или начале ноября 1456 года коронация проходила по старинному византийскому обряду, описание которого сохранилось в митрополичьем манускрипте 1705 года. Сначала собравшиеся бояре, воины и простой народ вышли из церкви к помосту, с которого митрополит объявил им: «Воевода Владислав умер! Кого вы хотите вместо него?» Все закричали: «Никого, кроме Влада, сына воеводы Влада!» После этого все вернулись в церковь во главе с новым князем, который преклонил колена перед алтарем и митрополит совершил над ним ритуал миропомазания. Священное миро для церемонии доставлялось из Константинополя и готовилось из смеси оливкового масла, бальзама и более чем тридцати благовоний.
Вслед за этим новый воевода трижды входил в алтарь и выходил из него, и каждый раз митрополит, священники и все собравшиеся пели ему «Аксиос» — «Достоин есть!». После этого его облачили в парадное одеяние, надели на голову золотую корону и вручили символы власти — знамя, скипетр (буздуган), меч и копье. Затем он сел на трон, и все присутствующие, начиная с митрополита, подошли поцеловать ему правую руку. День закончился пиром, а наутро во дворе той же церкви князь принимал от всех пришедших присягу на кресте и Евангелии. Часто это была уже вторая присяга — первую господарь, едва захватив власть, наспех принимал от придворных и «старших бояр», чтобы хотя бы теоретически избежать предательства с их стороны. Дракула так и сделал в 1448 году, но провести коронацию не успел. Теперь он почувствовал себя, наконец, полноправным господарем и мог править страной — конечно, с одобрения бояр, как все его предшественники.
До нас дошли четыре грамоты Государственного совета за 1457–1461 годы со списками их участников — ценнейшие документы, позволяющие судить о расстановке сил в валашской элите. Тем более что имена в списках расставлялись не по рангу, а по реальному месту бояр в системе власти. Правда, есть предположение, что списки эти неполные: в них всего по 10–12 имен, хотя позже в заседаниях Госсовета участвовали 30–40 человек, включая представителей высшего духовенства, чьи имена в грамотах времен Дракулы отсутствуют вовсе. Возможно, тогда господарь для экономии времени собирал не большой совет, а более узкий, куда входили только самые влиятельные сановники.
В списке совета 16 апреля 1457 года первые места занимают советники прежнего господаря Владислава, — «большие бояре» Маня Удриште, Драгомир и Кодря. Появление их на вершине власти было связано с переворотом 1446 года, стоившим жизни отцу и брату Дракулы, и тот не собирался этого прощать. Из списков следующего совета, состоявшегося 5 марта 1458 года, все трое исчезли. Зато появились новые лица — комис Гергина, пахарник Стойка и страторник Петру, из которых Гергина сохранял высокое положение до конца правления воеводы, а вот двое других быстро исчезли. Некоторые участники Госсовета 1457 года сохранили и даже упрочили свое положение: к ним относились Войко Добрица, Казан, сын Сахака, Стан, сын Негре, и особенно Иова, который из конца списка перекочевал в начало, заняв важный пост вистерника.
Здесь необходимо объяснить, что означают эти загадочно звучащие термины, большинство которых пришли в румынский язык из греческого. Логофет был главой княжеской канцелярии, отвечавшим за составление, отправку и хранение всех важных документов. Ворник, изначально «дворник» или министр двора, отвечал за безопасность и благополучие дворца и всей столицы, где исполнял также роль главного судьи. Спэтар (от греческого «спафарий») был командующим конницей, а часто и всей армией; когда помимо «малого войска» созывалось «большое», для управления ими назначались два спэтара. Стольник при валашском дворе делал то же, что и при русском — обеспечивал князя и его придворных питанием, а иногда сам пробовал готовые блюда. Пахарник (кравчий) отвечал за поставку ко двору вин и других напитков.
Важное положение занимал вистерник или казначей: он контролировал доходы и расходы казны, сбор налогов, а также поставку одежды, мехов и обуви для княжеского гардероба. Страторник или постелник, как и русский постельничий, отвечал за состояние жилых помещений князя во дворце и в разъездах. Комис или конюший занимался конным парком князя и придворных, следя, чтобы для них всегда были наготове свежие лошади; он также ведал доставкой срочных сообщений и дани туркам. Еще три категории чиновников не входили в Госсовет: это были пыркэлабы — военные губернаторы столицы и других укрепленных городов, — грэмэтики (секретари) и, наконец, армаши, отвечавшие за исполнение приговоров, в том числе сажание на кол. К этим категориям принадлежали не бояре, а представители других сословий, для которых усердная служба была единственным способом выбиться в люди. Именно они были самыми усердными и нерассуждающими исполнителями приказов господаря, его глазами и руками. По мнению Р. Флореску и Р. Макнелли, среди них было много иноземцев — венгров, сербов, цыган, даже турок и татар. Это вполне вероятно: не имея в Валахии родни и друзей, они не знали никакой жалости к ее жителям. Можно вспомнить, что и среди опричников Ивана Грозного было немало иноземцев.
На первых порах Дракуле пришлось мириться с властью «больших бояр» — прежде всего Мани Удриште и его сына Драгомира (которого не следует путать с верным соратником воеводы Драгомиром Цакалом). Старый Удриште заседал в Госсовете с 1432 года и имел большие владения недалеко от столицы, в долине Праховы. Тогда же начал свою придворную карьеру Казан, сын Сахака — потомок армянского рода, служивший канцлером при Александру Алде. Ему, одному из немногих, удалось пережить политические бури времен Дракулы и его преемников и досидеть в Госсовете до 1478 года.
На Госсовете, состоявшемся 20 сентября 1459 года, произошли новые изменения: в первых строках списка появились жупан Стефан Туркул (Турок) и некий Братул, стольником вместо Буды стал Токсаба, а недавно назначенные Гергина и Стойка перекочевали из начала списка в самый его конец. Следующий Госсовет 10 февраля 1461 года отмечен дальнейшим обновлением состава: ворником вместо Стана Негре стал жупан Галеш, спэтаром — Бурю, а стольником — Линарт. Первые позиции по-прежнему занимали Войко Добрица и логофет Казан Сахак; кроме них, с 1457 года в Госсовете остался только вистерник Иова. Конечно, это не значит, что все исчезнувшие из списка были посажены на кол; их могли просто лишить должности и отправить «на пенсию», то есть в родовые поместья. Были и случаи возвращения из политического небытия: например, боярин Опря, занимавший в 1457 году важнейший пост логофета, в следующем году не участвовал в совете, но потом появился снова, уже как пахарник.
Надо сказать, что с самого начала Дракуле покорились не все «большие бояре» — некоторые, особенно близкие к его предшественнику, предпочли бежать в Брашов и другие саксонские города, куда заранее успевали перевести накопления. Это, например, произошло с Михаем, занимавшим при Владиславе должность логофета. Дракула не раз обращался к брашовянам, требуя его выдачи, но в итоге изгнанник погиб от рук убийцы или в бою при очередной попытке свергнуть Влада. В 1460 году король Матьяш Корвин велел городскому совету Брашова передать имущество Михая — вероятно, немалое — в венгерскую казну. Еще одним беглецом стал Пахуля или Пахом, вистерник Владислава — он увез в Брашов чуть ли не всю валашскую казну, сильно затруднив этим дела господаря.
Но и те бояре, что остались при дворе, не проявляли особого почтения к новому князю. Шпионы, которые уже завелись у Дракулы, передавали их слова, сказанные без особой оглядки: «Если змееныш покусится на наши права, с ним будет то же, что с его драконьей породой — отцом и братом». Слыша это, Дракула до крови кусал губы: сразу после прихода к власти он велел вскрыть могилу Мирчи в Тыргшоре и убедился, что тот, во-первых, был ослеплен — кости пустых глазниц еще хранили следы огня, — а во-вторых, перевернулся в гробу, что доказывало ужасный факт погребения заживо.
Влад умел хитрить и выжидать: внешне смиряясь, он готовил удар — и нанес его. Пасха в 1457 году пришлась на 17 апреля, и похоже, что именно в этот день случилось первое из легендарных кровопролитий Дракулы. По давней традиции, господарь пригласил на праздничный пир во дворец знатнейших бояр со всей страны вместе с их семьями. Р. Флореску и Р. Макнелли так описывают это впечатляющее зрелище: «Некоторые бояре нарядились по обычаю венгерской или центральноевропейской знати, другие предпочитали более пышный византийский стиль. Купцы и ремесленники были одеты проще, некоторые из них носили крестьянское платье, почти не изменившееся до наших дней. Многие мужчины были в дакийских костюмах: вышитая рубашка, штаны с широким кожаным поясом, расшитый узорами жилет с шерстяной подкладкой и мягкие кожаные туфли. Боярские жены собрались в небольшие кружки в соответствии с их рангом или придворными должностями, усевшись на принесенных с собой персидских коврах. Цыгане-скрипачи играли вовсю, развлекая собравшихся»