[58].
Это выглядит пропагандистским преувеличением, однако при Дракуле явно наметилась тенденция, начавшаяся еще при Мирче Старом: привлекать к управлению страной не только «больших бояр», занятых в основном делами своих поместий, но и «меньших», богатство и положение которых целиком зависели от воли господаря. Это отчасти напоминает политику русских царей, опиравшихся на дворян в борьбе с родовитым боярством. Однако в Валахии дворяне — и правители — в итоге потерпели поражение, когда турки сделали соглашателей-бояр своей главной опорой.
Единственное известное нам описание окружения Дракулы принадлежит Михаэлю Бехайму — естественно, резко негативное. Двор воеводы в поэме мейстерзингера предстает как «образец кощунства и разврата», где в чести только тот, кто может выдумать для забавы воеводы какое-нибудь еще неслыханное злодеяние. При этом там все завидуют друг другу, норовя отправить недруга в опалу, а еще лучше — на казнь:
Там был со зверем каждый схож.
Царили там интриги, ложь
И низкое притворство.
Был каждый каждому врагом
И видел ненависть в другом,
В предательстве проворство…
Главной опорой Дракулы была его личная гвардия, составленная в основном из наемников — что-то вроде русского опричного войска. Можно догадаться по аналогии, что эти головорезы, набранные со всей Восточной Европы («татарин, турок и мадьяр», по словам того же Бехайма), отличались не столько на войне, сколько в казнях врагов господаря. Кстати, между палачами — напомним, что их называли «армаши» — делилась часть имущества казненных, в то время как другая часть поступала в государственную казну. Это неизбежно порождало злоупотребления, доносы и гибель невинных. Впрочем, еще раз скажем, что на сей счет можно только гадать — в отличие от Ивана Грозного, Дракула не вел списков казненных им людей. Мы знаем по именам лишь немногих его жертв и совсем не знаем палачей — никому не ведомо, кто был валашским Малютой Скуратовым или Басмановым, и какая участь их постигла. Их-то, в отличие от самого Дракулы, народ никогда не идеализировал и доброй памяти о них не сохранил.
Число «опричников» Влада достигало четырех тысяч человек, а в его дружине, состоящей большей частью из «храбрецов», служило примерно столько же. Вместе они образовывали «малое войско» (oastea mica), которое в случае войны превращалось в «большое» (oastea mare) путем прибавления боярских дружин и народного ополчения. Даже в случае полной мобилизации валашская армия не превышала 40 тысяч человек — большей частью необученных и плохо вооруженных. Это означало неминуемое поражение в схватке с агрессивными соседями, прежде всего с турками, которые в одной только Румелии (европейской части Османской империи) могли легко собрать пятидесятитысячное войско. Выходом могло стать еще более широкое привлечение наемников, к которому в ту эпоху начали прибегать государи всей Европы. Но для этого требовались деньги. Конфискация собственности опальных бояр, если она и состоялась, не решила проблему. Повышать налоги до бесконечности было невозможно, а торговля, которая могла приносить в казну неплохой доход, находилась в руках немецких купцов, освобожденных от пошлин.
Отношения Дракулы с Трансильванией после прошлогоднего военного конфликта пока что были мирными. Господарю даже вернули Амлаш и Фэгэраш со всеми их доходами. Однако условия мирного договора не соблюдались: свободно торгуя на всей территории Валахии, саксы по-прежнему не допускали румынских купцов на свои рынки, а тем более в другие страны Европы. Вдобавок они снова впустили в Брашов Дана III Данешти, вокруг которого понемногу объединялись все изгнанники из Валахии. 3 марта 1458 года Матьяш Корвин направил городскому совету Брашова письмо, в котором требовал отказаться от враждебного отношения к Дракуле — в противном случае они сами будут виноваты в «зле и ущербе», которые им причинит воевода. Король предупредил, что в случае конфликта не собирается заступаться за саксов, которые «испытывают его терпение».
У Матьяша хватало других проблем: он никак не мог короноваться, поскольку священная корона святого Стефана находилась в руках императора Фридриха III, который запросил за ее возвращение огромные деньги. Скрепя сердце король начал собирать деньги на выкуп — а попутно превращать Буду в «северные Афины», выписывая из Италии архитекторов, поэтов и художников. Ему не хотелось воевать ни с Дракулой, ни тем более с турками, хотя османская угроза никуда не делась: об этом постоянно твердил королю его дядя Михай Силади. В январе 1458 года умер, не оставив преемников, сербский деспот Лазарь, сын Георгия Бранковича, на чьи владения претендовали как венгры, так и турки. Вскоре разразился конфликт между матерью покойного Лазаря Еленой Палеолог, стоявшей на стороне венгров, и воеводой Михаилом Ангеловичем, который, как брат османского великого везира Махмуд-паши, защищал интересы турок. Сторонники Елены арестовали воеводу и отправили в Венгрию; узнав об этом, султан Мехмед бросил на Сербию тридцатитысячную армию во главе с тем же Махмуд-пашой. За три месяца турки разорили страну дотла, лишив ее независимости почти на четыре века. В руках у христиан остались только Белград и крепость Смедерево, которую оккупанты так и не смогли взять.
В мае Силади, не спросив короля, обратился к папскому послу, кардиналу Сент-Анджело, с предложением объявить новый крестовый поход и пообещал предоставить для этой цели 10 тысяч венгерских всадников. Матьяш, давно уставший от воинственного дяди, воспользовался этим caмовольством, чтобы убрать его с поста регента и отослать в Трансильванию. Там обиженный Силади сговорился со своим прежним врагом, воеводой Миклошем Уйлаки, и начал вооружать собственную армию. Узнав об этом, король стал искать поддержки как у саксов, так и валашского воеводы, к которому 10 сентября отправил своего посла Бенедикта Бойтора. Дракула вовсе не хотел враждовать со своим давним покровителем Силади, поэтому принял посла холодно — вероятно, именно его он угрожал посадить на кол, как описано в памфлетах. В итоге Бойтор уцелел, но привезенные им предложения господарь не принял, обещав подумать.
Узнав от Силади о готовящемся крестовом походе, Дракула воспринял его как желанный повод покончить с зависимостью от турок. Возможно, именно тогда он впервые выступил против них, хотя об этом сообщает только письмо некоего венецианского купца из Константинополя, написанное осенью 1458 года. Там говорится, что армия Махмуд-паши, возвращаясь из Сербии, захватила придунайскую крепость Турну-Северин, которая находилась на румынских землях, но принадлежала Венгрии. «Волей Господа там оказался Дракула, — пишет венецианец, — а с ним войско из 5000 венгров и валахов. Узнав, что произошло, он погнался за ними и настиг рано утром, так что из 18 тысяч турок менее чем восьми тысячам удалось бежать, а все остальные были утоплены или изрублены в куски, а все угнанные люди освобождены. Махмуд-паша, опасаясь венгерской армии, бежал в Софию. Тотчас же он направил посланника к султану, предупредив его, что пришли венгры с огромной армией. Новость облетела всю страну и людей охватил страх: счастливым считался тот, кому удалось уйти в Анатолию. Когда султан, который еще утром был в Морее, а к вечеру успел захватить Коринф, узнал эту новость, то спешно бросил все и вернулся в Адрианополь»[59].
Похоже, венецианец что-то напутал — такое значительное поражение турок никак не могло ускользнуть от внимания историков, и вряд ли после него Дракула сохранил бы расположение мстительного Мехмеда II. Махмуд-паша Ангелович тоже не подвергся никакому наказанию и продолжал оставаться на своем посту. Тут нужно кратко рассказать про этого вельможу, сыгравшего важную роль в судьбе Дракулы. В 1427 году он, малолетний сын потомка византийских императоров Михаила Ангела и знатной сербки, попал в плен к туркам, был обращен в ислам и взят слугой в султанский дворец. Мурад II подарил его сыну и не исключено, что мальчик, как и Раду, стал любовником неуемного Мехмеда. Во время штурма Константинополя он, уже офицер, первым поднялся на стену города. В 1455 году, испытав Махмуда в войне с его соотечественниками-сербами, султан назначил его великим везиром. С тех пор он был рядом с Мехмедом во всех военных кампаниях, компенсируя своим умом и энергией отсутствие у своего повелителя полководческих талантов. Став правоверным мусульманином, он в то же время покровительствовал бывшим единоверцам; предполагают, что именно его секретарем был историк Лаоник Халкокондил. Популярность Махмуда, которого современники называли «вторым султаном», сыграла в его судьбе роковую роль — в 1474 году Мехмед, с годами делавшийся все более подозрительным, сместил везира и приказал удавить его тетивой от лука.
Такую же несправедливость к своему главному советнику проявил вскоре король Матьяш, который в сентябре прибыл в Белград, чтобы помириться с Михаем Силади и вместе с ним выступить в крестовый поход. Эта новость ободрила Влада, однако новые известия оказались неутешительными: 8 октября сторонники короля арестовали Силади и отвезли его в замок Вилагош. Матьяш уже подписал указ о казни дяди, который отменил его только по просьбе папского легата. Сторонники Силади требовали его освобождения, а часть из них даже решила передать власть Фридриху III, который следующей весной короновался в короли Венгрии в замке Винер-Нойштадт.
Новая смута в Венгрии лишала Дракулу поддержки против турок, но позволяла без помех разобраться с непокорными трансильванцами. Для начала он возобновил чеканку собственных монет, названных «дукатами крестового похода». На их лицевой стороне красовалась уже не комета Галлея, а изображение князя, держащего в правой руке крест, а в левой державу — «земное яблоко». По образцу византийских императоров это символизировало претензии на суверенную, ни от кого не зависимую власть и одновременно на защиту христианства. О последнем говорил и лик Иисуса на оборотной стороне; его помещал на своих монетах и Мирча Старый, как бы говоря, ч