Что вы имеете сказать в свое оправдание?
ЛЮДОВИК. — Это письмо было написано после его отозвания; с тех пор он не был на службе. Я не помню этого письма.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Вы содержали на жалованье ваших бывших телохранителей в Кобленце, свидетельством чему служат записи Септёя; кроме того, несколько приказов, подписанных вами собственноручно, указывают на то, что вы выплачивали значительные суммы Буйе, Рошфору, Ла Вогийону, Шуазёль-Бопре, Гамильтону и жене Полиньяка.
Что вы имеете сказать в свое оправдание?
ЛЮДОВИК. — Узнав, что мои телохранители формируют отряды по ту сторону Рейна, я тотчас приказал прекратить выдачу им жалования; обо всем остальном я не имею понятия.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Ваши братья, враги государства, созвали эмигрантов под свои знамена; они набирали войска, брали займы и заключали союзы от вашего имени. Вы осудили их действия, лишь получив полную уверенность в том, что не сможете нанести вред их планам. Ваш сговор с ними доказывается собственноручным письмом Луи Станисласа Ксавье, подписанным обоими вашими братьями. Вот это письмо:
«Я написал Вам письмо, но послал его почтой и потому не мог ничего сказать. Нас здесь двое, но мы составляем единое целое; у нас одинаковые чувства, одинаковые принципы, одинаковая готовность служить Вам. Мы храним молчание, но лишь потому, что, нарушив его слишком рано, могли бы скомпрометировать Вас; но мы заговорим, как только будем уверены в общей поддержке, а этот момент близок. Если к нам обратятся от имени этих людей, мы не станем ничего слушать; если от Вашего имени — мы выслушаем, но не свернем со своего пути. Так что, если от Вас потребуют какого-либо заявления по нашему адресу, не стесняйтесь. Будьте уверены в отношении Вашей безопасности; мы существуем лишь для того, чтобы служить Вам, мы усердно работаем для этого, и все идет хорошо. Наши враги слишком заинтересованы в сохранении Вашей жизни, чтобы совершить бесполезное преступление, которое окончательно погубило бы их самих. Прощайте.
Что вы имеете сказать в свое оправдание?
ЛЮДОВИК. — Я осудил все действия моих братьев, едва только мне стало известно о них, как это предписано мне конституцией. Об этом письме я ничего не помню.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Регулярные войска, которые следовало подготовить к военным действиям, к концу декабря насчитывали всего лишь сто тысяч человек; таким образом, вы не позаботились о внешней безопасности государства. Нарбонн, ваш министр, потребовал провести рекрутский набор в пятьдесят тысяч человек, но остановил его на двадцати шести тысячах, уверяя, что все готово. Однако на самом деле не было готово решительно ничего. Серван, ставший министром после него, предложил сформировать возле Парижа лагерь в двадцать тысяч человек. Законодательное собрание издало соответствующий указ, но вы отказались утвердить его.
Что вы имеете сказать в свое оправдание?
ЛЮДОВИК. — Я дал министру все распоряжения, какие могли ускорить увеличение численности армии после декабря прошлого года; списки ее личного состава были представлены Законодательному собранию, и если они являются ошибочными, то это не моя вина.
XLV
Продолжение допроса короля. — Перечень бумаг, ставших основой обвинения. — Король покидает Национальный конвент. — Кусок хлеба. — Одиночество короля. — Его тщетные просьбы. — Королева хочет получать газеты. — Отказ общего совета Коммуны. — Альтернатива в отношении дофина. — Король полностью посвящает себя своему судебному процессу.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — В порыве патриотизма граждане стекались к Парижу со всех сторон, однако вы издали распоряжение, направленное на то, чтобы задерживать их в пути, а между тем нашим армиям недоставало солдат.
Дюмурье, сменивший Сервана, заявил, что нация не располагает ни оружием, ни боевыми припасами, ни провиантом и что крепости не в состоянии выдержать осады. Вы продолжали медлить до тех пор, пока Законодательное собрание не запросило министра Лажара, какими средствами он думает обеспечить внешнюю безопасность государства, и только этот запрос заставил вас официально предложить набор сорока двух батальонов.
Вы поручили командирам отрядов разлагать армию, побуждать целые полки к дезертирству и к переходу через Рейн, чтобы предоставить их в распоряжение ваших братьев и Леопольда Австрийского, с которым вы состояли в сговоре. Этот факт подтверждается письмом Тулонжона, командовавшего войсками во Франш-Конте.
Что вы имеете сказать в свое оправдание?
ЛЮДОВИК. — В этом обвинении нет ни слова правды.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Вы поручили своим дипломатическим агентам благоприятствовать коалиции иностранных держав и ваших братьев против Франции и, в частности, укреплять мир между Турцией и Австрией, чтобы избавить последнюю от необходимости держать сильные гарнизоны в крепостях на границе с Турцией и тем самым дать ей возможность двинуть больше войск против Франции. Этот факт устанавливается письмом Шуазёль-Гуфье, бывшего посла в Константинополе.
Что вы имеете сказать в свое оправдание?
ЛЮДОВИК. — Господин де Шуазёль сказал неправду: этого никогда не было.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Пруссаки приближались к нашим границам; восьмого июля вашему министру был сделан запрос о состоянии наших политических отношений с Пруссией, и только после этого, десятого июля, вы ответили, что на нас идут пятьдесят тысяч пруссаков и что в соответствии с требованиями конституции вы официально уведомляете Законодательное собрание о предстоящем военном нападении.
Что вы имеете сказать в свое оправдание?
ЛЮДОВИК. — Я узнал об этом лишь в тот момент: вся корреспонденция проходила через руки министров.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Вы доверили военное ведомство д’Абанкуру, племяннику Калонна; ваш умысел оказался столь успешным, что крепости Лонгви и Верден были сданы сразу же, как только неприятель появился.
Что вы имеете сказать в свое оправдание?
ЛЮДОВИК. — Я не знал, что господин д'Абанкур племянник господина Калонна; впрочем, не я ослаблял гарнизоны этих крепостей, я не позволил бы себе ничего подобного.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — А кто же тогда ослабил гарнизоны Лонгви и Вердена?
ЛЮДОВИК. — Я не имею никакого понятия о том, были ли они действительно ослаблены.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Вы развалили наши военно-морские силы. Множество флотских офицеров эмигрировало, и оставшихся было едва достаточно для обслуживания портов; тем не менее Бертран по-прежнему выдавал паспорта, и, когда Законодательное собрание указало вам восьмого марта на преступность его поведения, вы ответили, что довольны его службой.
Что вы имеете сказать в свое оправдание?
ЛЮДОВИК. — Я делал все что мог, чтобы удержать офицеров. Что же касается господина Бертрана, то, поскольку в то время Законодательное не подвергало его никаким нареканиям, которые могли бы послужить поводом для привлечения его к суду, я не счел нужным сменять его.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Вы содействовали сохранению в колониях режима абсолютной власти. Ваши агенты повсюду сеяли в них смуту и контрреволюцию, которая разразилась там в то время, когда она должна была осуществиться и во Франции; это обстоятельство в достаточной степени показывает, что данный заговор управлялся вашей рукой.
Что вы имеете сказать в свое оправдание?
ЛЮДОВИК. — Если существуют лица, именовавшие себя моими агентами в колониях, они сказали неправду: я не имел никакого отношения к тому, что вы сейчас заявили.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Фанатики разжигали волнения внутри государства; вы же выступали в роли их покровителя, выражая явное намерение восстановить при их помощи свою прежнюю власть.
Что вы имеете сказать в свое оправдание?
ЛЮДОВИК. — Мне нечего ответить на это: я не имею никакого понятия о подобном замысле.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Двадцать девятого ноября Законодательное собрание издало указ против мятежных священников; вы отсрочили его исполнение.
Что вы имеете сказать в свое оправдание?
ЛЮДОВИК. — Конституция предоставляла мне свободу в утверждении указов.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Смуты множились; министр заявил, что существующие законы не дают никакой возможности покарать виновных. Тогда Законодательное собрание издало еще один указ, но его исполнение вы тоже отсрочили.
Что вы имеете сказать в свое оправдание?
ЛЮДОВИК. — Конституция предоставляла мне свободу в утверждении указов.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Отсутствие гражданских чувств у гвардии, которую предоставила вам конституция, вызвало необходимость ее роспуска. На следующей день вы письменно выразили ей свое удовлетворение; вы продолжали содержать ее на жалованье, что подтверждается отчетами казначея цивильного листа.
Что вы имеете сказать в свое оправдание?
ЛЮДОВИК. — Я содержал ее лишь до тех пор, пока она могла быть сформирована заново, как это говорилось в указе.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Вы удерживали подле себя ваших швейцарских гвардейцев, хотя конституция запрещала вам это, а Законодательное собрание категорически приказало дать им отставку.
Что вы имеете сказать в свое оправдание?
ЛЮДОВИК. — Я исполнял все указы, изданные по этому поводу.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Вы содержали в Париже особые отряды, которые должны были вызывать в нем волнения, полезные для ваших контрреволюционных замыслов. В числе ваших агентов находились Дангремон и Жилль, они получали жалованье из средств цивильного листа. Вам будут представлены расписки Жилля, которому была поручена организация отряда из шестидесяти человек.
Что вы имеете сказать в свое оправдание?
ЛЮДОВИК. — Я не имею никакого понятия о замыслах, которые мне приписывают; мысль о контрреволюции никогда не приходила мне в голову.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Вы хотели подкупить посредством значительных сумм нескольких членов Учредительного и Законодательного собраний. Письма Дюфрена Сен-Леона и некоторых других, удостоверяющие этот факт, будут вам представлены.