Одна из привилегий великих несчастий состоит в том, что они привлекают к себе взгляды историка и заставляют погружаться в созерцание этих бед, забывая о личных невзгодах.
Конечно, любая угасающая жизнь всегда дорога тем, кто ее теряет и кто ее оплакивает, независимо от того, где она угасает — в королевском дворце или в соломенной лачуге, но дело здесь обстоит так же, как с факелом, догорающим на земле, и со звездой, скатывающейся по небу: взоры устремлены на звезду; любопытство, сочувствие и даже жалость обращены на тех, кто падает с высоты.
Так что вернемся к этому страшному дню и расскажем, как провела его королева.
Накануне вечером, когда она вернулась из покоев короля, у нее едва хватило сил раздеть дофина и уложить его спать; что же касается нее самой, то она прямо в одежде бросилась на постель, и принцесса Елизавета и принцесса Мария Тереза слышали всю ночь, как она дрожит от холода и горя.
Утром, в четверть седьмого, дверь узниц распахнулась; они рассчитывали увидеться с королем и полагали, что пришли за ними, но, как оказалось, к ним послали лишь для того, чтобы попросить молитвенник, понадобившийся для проведения мессы.
Дверь закрылась, но им не пришло в голову, что королеве уже не суждено увидеть мужа, принцессе Елизавете — брата, а детям — отца; они пребывали в тягостном ожидании до восьми часов, все еще питая надежду и вздрагивая при каждом звуке; наконец, пробило восемь: мы уже рассказали, что происходило в это время.
Для приговоренного к смерти боль длилась лишь одно мгновение; но для этой жены, этой сестры и этих детей, не знавших, в какое время происходила казнь, каждое мгновение было наполнено болью.
Кто знает, сколько раз каждый из них в течение этих двух часов дотрагивался рукой до своей шеи, словно ощущая на собственном разрубленном позвоночнике ледяной холод стали.
Наконец, около полудня, у королевы уже не было более сил терпеть, и, при всем своем нежелании обращаться с какими бы то ни было просьбами к охранникам, она попросила разрешения увидеться с Клери.
Ей говорили, что Клери оставался с королем до последней минуты, и она надеялась, что король поручил Клери что-нибудь передать ей.
И действительно, вспомним, что король вручил Клери свое обручальное кольцо, сказав, что расстается с ним лишь вместе с жизнью. Все желали появления Клери, ибо в нервическом состоянии, в каком находилась королева, подобное потрясение должно было вызвать излияние слез, переполнявших ее сердце, и тем самым спасти ее от удушья.
Однако в этой просьбе было отказано, а точнее, на нее не соизволили ответить.
Что же касается другой ее просьбы, в отношении траурной одежды, то на траурную одежду согласие было дано.
Вот текст ответа Коммуны:
Общий совет заслушал решение комиссии Тампля в отношении двух просьб Антуанетты.
Первая касается самого простого траурного платья для нее, ее детей и сестры.
Общий совет постановляет, что эта просьба будет удовлетворена».
Некоторое время спустя королева попросила предоставить сорочки для ее сына.
На этот раз просьба, вне всякого сомнения, показалась чрезмерной, ибо с ответом на нее задержались на целую неделю:
Общий совет заслушал решение комиссии Тампля в отношении просьбы Марии Антуанетты предоставить пятнадцать сорочек для ее сына.
Общий совет удовлетворяет эту просьбу».
После казни короля все в Тампле полагали, что королеву и ее детей отпустят на свободу; Клери освободили на основании следующего постановления Коммуны:
«Совет, принимая во внимание, что нет больше никаких причин содержать долее под стражей гражданина Клери, который подвергся аресту лишь в качестве меры общественной безопасности; принимая во внимание, кроме того, что гражданин Клери не оставил в своих руках никаких переданных ему на хранение вещей, которые могли бы поставить его под подозрение, свои обязанности в отношении Людовика Капета всегда исполнял с безукоризненной преданностью Республике и даже не предъявил права на подарок, который сделал ему Капет в благодарность за оказанные им услуги, постановляет призвать Комитет общественной безопасности Конвента предоставить свободу гражданину Клери».
Так что королева и ее дети получили немного больше свободы, но, как мы уже говорили, горе сделало из королевы совсем другую женщину, и после смерти короля ей было уже безразлично — жить или умереть, быть свободной или оставаться узницей.
Порой она смотрела на своих детей с жалостью, заставлявшей их содрогаться. В итоге эта печаль и это уныние передались принцессе Марии Терезе, и она, физически менее сильная, чем мать, заболела. Удалось добиться, чтобы врачу Брюнье и хирургу Лаказу, бывшим придворным медикам, было позволено лечить юную принцессу. Королева категорически не хотела исполнять их предписаний, но она не могла помешать тому, что их появление несколько отвлекло ее, равно как и появление людей, принесших траурную одежду ей и ее детям, — грустное отвлечение, стоившее ей новых слез; однако Провидению было угодно, чтобы слезы, рожденные горем, излечили горе.
Между тем это горе было настолько сильным и глубоким, что начиная с того момента, когда король покинул Тампль и отправился на эшафот, королева не хотела спускаться в сад, поскольку на пути туда она должна была бы проходить мимо двери комнаты, которую прежде занимал Людовик XVI; тем не менее в конце февраля, опасаясь, что недостаток свежего воздуха может нанести вред принцессе Марии Терезе и юному принцу, она попросила разрешения подниматься на башню, и эта просьба была удовлетворена.
Однако вскоре в Тампле увидели, что заблуждались в отношении намерений Конвента.
После того как Дюмурье перешел на сторону врага, узников стали содержать с большей строгостью, в саду соорудили разделительную стену, в верхней части башни, между зубцами, установили решетчатые ставни и тщательно заткнули все щели.
Состояние упадка сил, в которое мало-помалу впадала королева, заставило смягчиться всех, кто ее окружал; это коснулось даже Шометта, не смогшего избегнуть такого же впечатления. Посетив королеву, он спросил ее, чего бы ей хотелось; королева ответила, что ей хотелось бы, чтобы прорубили дверь между ее комнатой и комнатой принцессы Елизаветы; несмотря на возражения муниципалов, Шометт передал эту просьбу в Коммуну, но та ответила отказом.
Между тем было обнаружено, что лежавший в комнате муниципалов запечатанный пакет, где находились печатка короля, его кольцо и несколько других предметов, которые он оставил своей семье, вскрыт, печать сломана, а все предметы похищены; их исчезновение отнесли на счет какого-нибудь вора, ибо все пропавшие предметы были из золота, но позднее стало известно, что кражу эту совершил в благочестивых целях Тулан, отправивший кольцо и печатку графу Прованскому, брату короля.
Но если в комнату муниципалов мог пробраться вор, то в нее мог пробраться и какой-нибудь заговорщик, какой-нибудь друг королевы.
В то время было много разговоров о неком шевалье де Ружвиле, скрывавшемся в Париже и преданном одновременно королеве и женщине: он поклялся умереть или вызволить узников из Тампля.
Он не смог сдержать ни той, ни другой из этих двух клятв, однако в 1823 году был расстрелян в Испании как роялист.
Так что меры предосторожности были усилены.
Если вы хотите иметь представление о тех мерах, какие были приняты, киньте взгляд на следующее постановление Коммуны:
По требованию прокурора Коммуны
общий совет постановляет:
1°. Никто из охраны Тампля и иные лица не должны зарисовывать там что бы то ни было, и, если кто-либо окажется уличен в нарушении настоящего постановления, он будет немедленно взят под арест и приведен в общий совет, исполняющий в этих вопросах обязанности коменданта.
2°. Комиссарам дежурного совета Тампля возбраняется затевать любые вольные разговоры с заключенными, равно как и брать на себя в отношении них любые поручения.
3°. Вышеназванным комиссарам точно так же запрещается что-либо изменять или обновлять в прежних правилах внутреннего распорядка в Тампле.
4°. Никто из прислужников в Тампле не должен входить во двор.
5°. Возле узников всегда должны находиться два комиссара.
6°. Тизон и его жена не могут выходить из башни и общаться с кем бы то ни было извне.
7°. Ни один из комиссаров Тампля не может посылать письма, если они предварительно не прочитаны в совете Тампля.
8°. Когда узники будут прогуливаться по верхней площадке башни, их всегда должны сопровождать три комиссара и начальник караула, которым надлежит старательно надзирать за ними.
9°. Сообразно с предыдущими постановлениями, члены совета, которых будут назначать для несения дежурства в Тампле, должны пройти проверку со стороны общего совета и даже по немотивированному возражению хотя бы одного его члена утверждены не будут.
10°. Ведомство общественных работ выполнит в течение завтрашнего дня работы, упомянутые в постановлении от 26 марта 1793 года, а именно: расчистку контура бывшей часовни и установку заграждений между зубцами в верхней части башни».
Запрет, установленный в отношении Тизона, разлучил его с дочерью.
Эта разлука повергла его в отчаяние.
Однажды какой-то посторонний доставил носильные вещи принцессе Елизавете и прошел прямо к ней. Тизон впал в ярость при виде того, что посторонний входит в Тампль, в то время как его дочь войти туда не может.
Его крики и его брань услышал Паш, который приказал ему спуститься вниз и спросил его, чем объясняется весь этот шум.