[37] Параллельно самого Сесила обвиняли (и небезосновательно) в стяжательстве за счет государственной казны и в неуплате налогов.
Та же картина повторилась и с так называемым «Протухшим (или Гнилым) парламентом» 1614 года, распущенным королем после девяти недель, в течение которых палата общин так и не решилась дать ему требуемые деньги. В результате Яков правил без парламента до 1621 года, добывая деньги при помощи должностных лиц — таких, как ставший удачливым предпринимателем бывший лондонский подмастерье Лайонел Кранфилд, который хорошо ориентировался в создавшейся обстановке, немало сделал для искоренения коррупции и умел экономить деньги короны. Например, Кранфилд обнаружил, что из 43 кораблей военного флота только 29 пригодны для плавания, а остальные полностью сгнили. И посоветовал Якову списать эти корабли, а не посылать их на верфи для ремонта.
В качестве альтернативного источника дохода король также продавал графские и другие титулы, специально созданные для этой цели. Так, в 1611 году специально был учрежден титул баронета — его можно было приобрести за 1095 фунтов. Впрочем, к 1622 году статус этого титула упал так низко, что баронетство продавалось всего за 220 фунтов. С 1603 по 1629 год в Англии удвоилось число пэров в результате возвышения 72 человек (из них 46 при Якове) незнатного происхождения. Король шутил: «Я могу сделать пэра, но не могу сделать джентльмена». Но что поделать, когда нужны деньги! Появился и рынок должностей, подобный тому, какой существовал во Франции. Их всегда не хватало, поэтому придумывались новые.[38]
Другая попытка Якова I пополнить финансы привела к безудержной продаже монополий: то было стремление контролировать некоторые отрасли торговли и мануфактурного производства и получить благодаря такому контролю известную долю от их прибылей. Даже у шута была своя монополия на глину для изготовления трубок. Английские торговцы и владельцы мануфактур были донельзя возмущены, особенно провинциалы, поскольку привилегии распространялись большей частью на столицу. Один джентльмен из Дорсета ответил: «Я считал, что торговлей у нас может заниматься вся нация, а Сити, кажется, завладел всей торговлей». Скандал достиг апогея в связи с «проектом Кокейна» 1616 года, согласно которому планировалось подчинить производство сукна королевскому контролю и расширить его экспорт в пользу короны. Экспортеры саботировали этот проект, что привело к кризису перепроизводства, вина за который была возложена на правительство. Неудивительно, что главные экономические столкновения в парламенте происходили по вопросу о монополиях. Подготовка «Билля о монополиях» в парламентах 1621 и 1624 годов рассматривалась палатой общин как дело, затрагивающее ее жизненные интересы.[39]
В условиях инфляции, которая имела не только английский, но и общеевропейский характер, только хорошо управляемые земельные владения смогли избежать разорения и даже утроили свои доходы. В условиях роста цен нуждавшееся мелкопоместное дворянство (джентри) пыталось брать непомерно высокую плату с арендаторов и захватывало общинные земли. В 1607 году это привело к крестьянскому восстанию в центральных графствах под предводительством капитана Пауча. Восставшие засыпали канавы, ломали заборы, которыми лендлорды огородили захваченные угодья. Сельское население разочаровывалось в короле и создавало идеализированный образ доброй Елизаветы. Оно уже было способно поддержать любой гражданский мятеж.
Разногласия между английским монархом и палатой общин были тесно связаны с религиозными проблемами, причем настолько, что их сложно рассматривать в отрыве друг от друга. По сути, Якову I пришлось править в самом зените «конфессионального» столетия. Первые попытки короля достичь религиозного равновесия в стране свидетельствуют о том, что он серьезно относился к своему девизу — «Rex Pacificus», что в переводе с латыни означает «король-миротворец». Яков старался поддерживать англиканскую церковь в ее «елизаветинском» виде. Еще до восшествия на английский трон король создавал впечатление, что будет сохранять религиозную терпимость, а в самом начале правления в Англии его устраивала тамошняя религиозная ситуация — пока ни католики, ни протестанты не угрожали его положению. И те, и другие связывали определенные надежды с новым монархом, а он своими действиями укреплял эти надежды. Еще по пути из Шотландии Яков принял петицию от пуританского духовенства и пообещал позже встретиться, чтобы обсудить интересующие его вопросы. В числе последних значилась отмена конфирмации, обручальных колец и понятия «священник».
После смерти архиепископа Кентерберийского Уитгифта в 1604 году новым главой англиканской церкви был назначен Ричард Бэнкрофт. Под влиянием короля, весьма образованного в теологии и имевшего свое представление о спорных моментах вероучения, он усилил каноны англиканства и нажим на диссидентов и католиков-рекузантов (то есть тех, кто принципиально не желал принимать участие в англиканских богослужениях). Но отличительной чертой религиозной политики и Якова I, и затем его сына Карла были поиски «среднего пути» между доктринами кальвинизма и епископальной церковью. Олицетворял это направление епископ Джозеф Холл, последовательный защитник елизаветинского «консенсуса» в области религии. Доктрина этого широко известного в то время писателя и прелата представляла собой смесь кальвинистской и епископальной теологии — это была попытка избежать экстремизма в церковной политике. Тем не менее, несмотря на девиз «За мир для обеих сторон» и защиту «Большой церкви», Холл не достиг успеха.[40] Его доктрина не устраивала крайние течения.
В 1604 году король по собственной инициативе выступил посредником между представителями умеренной англиканской церкви и наиболее радикальными пуританами на двухдневной конференции в Хэмптон-Корте. Пуритане настаивали на принятии новой английской редакции Библии. Яков согласился с ними, и коллективом ученых, которым он покровительствовал и чью работу лично курировал, был сделан новый перевод Библии, вошедший в историю как «Библия Якова I» («King James Version»). Перевод был завершен в 1611 году и стал обязательным к использованию. «Библия Якова I» считается шедевром прозы и все еще широко используется.[41]
На протяжении всей конференции король старался занимать нейтральную позицию, и это ему удавалось, пока пуритане не стали использовать понятие «пресвитер». Так они называли старейшин церкви, неподвластных епископу. Это слово вывело Якова из себя, поскольку оно ассоциировалось у него с воинствующим протестантизмом, с которым он боролся в Шотландии. На том конференция и закончилась. Король заявил, что пресвитерианство «столь же способно согласоваться с монархией, как Дьявол — с Богом. Как только епископов отставят от власти, а на их место придут пуритане, я знаю, что станет с моей властью. Нет епископа — нет и короля… Если это все, что они могут сказать, — продолжал он в ярости, повернувшись к пуританам, — я их заставлю подтвердить свою лояльность церкви, или же они будут изгнаны». Пуритане покинули Хэмптон-Корт. Наиболее непримиримые из них эмигрировали в Голландию, но там не прижились. И в сентябре 1620 года группа из 102 английских пуритан села в Плимуте на корабль «Мэйфлауэр» и отправилась в Америку. Их корабль сбился с курса и в конце концов пристал к берегу в месте, которое они окрестили Плимут-Роком. Именно там отцы-пилигримы основали колонию Новая Англия.
Религиозная политика Якова никак не могла обойти его родину. Шотландскую церковь король попытался подвести «близко, как только возможно» к англиканской и учредить епископат. В 1617 году он впервые после того, как занял английский трон, посетил Шотландию в надежде утвердить там обряд по англиканскому образцу. Короля сопровождал Джозеф Холл, которому Яков отводил важную посредническую роль. Но старания епископа ни к чему не привели. Позже, в 1621 году, шотландский парламент решительно отверг религиозные компромиссы. Шотландская церковь сохранила самостоятельность, что стало источником проблем для его сына.[42]
Еще сложнее обстояло дело с католиками, тем более что король с самого начала допустил некоторые послабления в их отношении. Связаны они были с внешней политикой. Растущее благосостояние Англии, в большой степени зависящее от торговли, требовало от Якова умелой дипломатии. В августе 1604 года он положил конец затяжной войне между Англией и Испанией. По большому счету его подданных устраивало соглашение с испанской монархией, которое обеспечивало бы право английских купцов беспрепятственно торговать с испанскими колониями. Но в англо-испанском мирном договоре был совершенно обойден вопрос об английских торговых интересах в Вест-Индии, и к тому же испанский король Филипп III стремился отстоять права английских католиков. Еще задолго до подписания договора он создал целую сеть секретных агентов на Британских островах. Королевство наводнили иезуиты. Для английского монарха лавирование между желаниями испанской короны и парламентом было нелегким делом. Еще на первой сессии парламента он заявил: «Я желаю, чтобы паписты на моих землях были предупреждены о том, что не получат от меня много милостей… Я не собираюсь увеличивать их количество и силу в этом королевстве».[43] Яков хотел сохранить в Англии устойчивое меньшинство католиков, испанский же план состоял в том, чтобы легализовать тайный католицизм значительного числа англичан.
Английские католики рассчитывали на поддержку нового монарха, так как он покровительствовал им, еще будучи шотландским королем, а в новом качестве обещал терпимость и равноправие. Однако Яков сделал прямо противоположное: ввел наказания за отказ присутствовать на англиканском богослужении. В конце 1604 года произошло несколько показательных казней католиков. И пока пуритане пытались апеллировать к сердцу короля, католики ответили решительными действиями — попытками покушения на жизнь Якова. Ярким олицетворением этих действий стал Пороховой заговор 1605 года.