Вместе с тем в окружении короля было немало тех, кто радовался тому, что Фридрих и Елизавета получили королевское достоинство, а протестантизм в Чехии укрепился назло Габсбургам. Яков просчитался в своей дипломатии. Его внешняя политика столкнулась с двумя фундаментальными противоречиями: конфликтом между короной и подданными, с одной стороны, и с религиозно-политической борьбой в Европе, с другой. Вполне понятно, что королю и в голову не могла прийти мысль о том, что обострение внутренних проблем в его государстве разрешится событием, которое современники назовут «Великим мятежом» или даже «революцией». И на это обострение повлияют события в империи. Большинство англичан и протестантская партия видели в чешском восстании «Священную революцию», которая является «борьбой между богом и папскими антихристами», и приветствовали принятие короны Чехии Фридрихом V. Повсеместно в Англии жадно ловили новости из Европы. Общественное мнение требовало защиты Пфальца и Чехии. В Лондоне шли сборы на «чешское дело», организованные англиканскими епископами и некоторыми аристократами.
Кстати, к числу последних принадлежал и Бекингем. Он поддержал идею вмешательства в войну на стороне Фридриха. Из Праги ему написала Елизавета, которая никогда его не видела, но знала, как далеко простирается влияние фаворита на ее отца. Она просила его «убедить Его Величество стать заботливым отцом и помочь зятю и дочери».[63]
Но пока Яков оставался непоколебим, и нейтралитет английского короля, по мнению многих современников, вел к поражению Евангелического союза. Англия бездействовала, а Габсбурги объединяли свои силы, чтобы захватить Прагу. Европа затаила дыхание.
В мае 1620 года армии Евангелического союза и Католической лиги стояли друг против друга в окрестностях Оппенхайма. Главная задача императора Фердинанда II заключалась в изоляции Евангелического союза от Чехии. Поэтому триумфом католической дипломатии стало заключение с протестантами договора в Ульме 3 июля 1620 года. Интересы Пфальца были безжалостно принесены в жертву католикам.
Все это позволило главе Католической лиги Максимилиану Баварскому начать военные операции в Чехии, чья судьба решилась 8 ноября близ Белой Горы. Чехи были разбиты, а бегство «зимнего короля» Фридриха V с супругой из Праги было столь поспешным, что они не успели увезти секретную часть своей корреспонденции. Впоследствии она была опубликована торжествующими католиками под названием «Ангальтская канцелярия».[64]
Тем временем Испания захватила находящуюся под протекторатом Франции область в Северной Италии — Вальтелину. Париж попытался противодействовать этому и выступил инициатором брака наследного принца Карла с сестрой Людовика XIII Генриеттой-Марией. В декабре 1620 года посол Людовика XIII Каденэ имел аудиенцию у Якова I. Он не только предлагал брачный союз двух корон, но и просил английского короля не оказывать помощи гугенотам, если те за ней обратятся.[65] Каденэ не удалось ничего добиться — «французский брак» не пришелся по душе ни Якову, ни его сыну.
В конце 1620 года многие современники отмечали, что английский король выглядит подавленным, усталым и безразличным. Французский посол писал: «Мне кажется, что ум короля сдает. Он не придерживается собственных решений даже неделю и всего боится». По словам посла Венеции, «король отошел от дел. Он жалуется на то, что целыми днями приходится выслушивать чужие мнения и советы, а люди настаивают то на одном, то на другом. Он говорит, что он-де не Бог всемогущий и не может все решать сам». Якову было 55 лет, его одолевали болезни, он заметно постарел и часто мечтал о покое, замкнувшись в семейном кругу. К несчастью для него, политическая ситуация в тот момент, когда Пфальц переходил в руки испанцев, а его подданные кипели ненавистью к Испании, требовала активных действий.
Общественное мнение бурлило: Гондомара считали злым гением короля, освистывали и оскорбляли на улицах Лондона. В декабре 1620 года даже пришлось приставить 400 вооруженных человек для охраны испанского посольства. Ведь с началом битвы за Пфальц Мадрид также активизировал давление на Англию, стремясь ослабить антигабсбургскую коалицию. «(Гондомар. — Л. И.) теперь уже не посол, а первый государственный советник Англии; он день и ночь проводит у короля в Уайтхолле; он в курсе всех тайн; его советам следуют почти буквально», — с досадой и, конечно, не без преувеличения писал француз Левенер де Тилльер.[66]
В начале 1621 года Бекингем и принц Карл превратились в лидеров партии, выступавшей за войну. Шли переговоры с германским кондотьером графом Мансфельдом о наборе на английские деньги армии наемников для военной помощи Фридриху Пфальцскому. Яков разрывался между придворными группировками.
Очень короткая зимняя сессия парламента 1621 года была наполнена бурными прениями о внешней и конфессиональной политике короля. Яков созвал этот парламент под предлогом получить деньги для военной экспедиции в поддержку зятя. С одной стороны, палата общин соглашалась предоставить субсидии, правда, неадекватные серьезной военной помощи, а с другой — выдвинула условие объявить войну Испании, как в старые добрые елизаветинские времена. На ее заседаниях все громче звучали голоса, что «Англии грозит опасность в связи с амбициями короля Испании». 3 декабря королю с подачи сэра Эдварда Кока была подана петиция, в которой представители палаты общин горько упрекали правительство за сближение с католическими государствами и поблажки английским католикам. Взять в руки меч против испанского короля, усилить антикатолическое законодательство, женить принца Карла на протестантской принцессе — таково было заключение парламента 1621 года.
В целом же внешнеполитическая программа оппозиции заключалась в открытой войне против Габсбургов. Основу ее должен был составить союз с Голландией и Данией; предполагалось, что объединенные англо-датские сухопутные силы будут атаковать Испанские Нидерланды, а англо-голландский флот — испанское побережье.[67] Парламент получил в ответ только гнев Якова I. Король категорически отверг его вмешательство в область королевской прерогативы, и вскоре парламент был распущен.
Как видно, Яков не собирался менять курс своей дипломатии и даже обратился к новому Папе Римскому Григорию XV с предложением выработать общеевропейское соглашение в целях достижения перемирия. Более того, он пошел на поводу у Гондомара и уговорил своего зятя не принимать помощи Мансфельда и Кристиана Брауншвейгского — будто бы их участие в судьбе Фридриха мешало заключению почетного мира с Католической лигой. Войска Испании и лиги теперь уже без спешки могли покончить последовательно со всеми пфальцскими крепостями. К тому же английский монарх вел секретные переговоры с Гондомаром о совместном англо-испанском вторжении в Голландию и последующем ее разделе.[68]
Вообще политика Лондона в отношении Нидерландов (и это касалось не только позиции Якова) была двойственной. Английская монархия, безусловно, была заинтересована в положительном для Республики Соединенных Провинций исходе борьбы с Мадридом за свой суверенитет, ибо это ослабляло Испанию. Но в то же время в экономической области нарастали противоречия, прежде всего в сфере торговли шерстью и сукном, а также в спорах из-за колоний. Попытки договориться, как правило, были безуспешными, и в 1623 году соперничество возобновилось после того, как голландцы устроили на Амбойне избиение англичан, проникших в голландские владения.
Но до этого между Лондоном и Гаагой намечался тесный контакт, тем более что в 1621 году истек срок перемирия между Соединенными Провинциями и Испанией и стал возможен поворот во внешней политике Альбиона. Гондомар почувствовал новую ситуацию и, даже не дожидаясь инструкций первого испанского министра графа Оливареса, активнее заговорил о необходимости скорее заключить англо-испанский брак. Яков в последний раз поймался на удочку дипломатии Мадрида. В феврале 1622 года он распустил парламент, выступавший против брака принца Карла и инфанты Марии-Анны. При этом король упрямо держался концепции своего особого статуса: «Монархия является самой большой ценностью на земле. Королей справедливо называют богами, с тех пор как Бог дал им власть над жизнью и смертью всех своих подданных. Они подотчетны только Богу… так что это преступление для тех, кто говорит о том, как король должен поступать».[69]
Тем временем посол английского короля в Вене Джон Дигби настаивал на компромиссе в пфальцском вопросе: лишить Фридриха V чешской короны, но помиловать и оставить ему статус курфюрста. Однако Фердинанд II, ранее связанный данным словом баварскому герцогу, 24 февраля 1623 года торжественно передал эти регалии Максимилиану. Новоявленный курфюрст обещал полюбовно договориться с опальным Фридрихом V насчет компенсации. Он попытался укрепить свои позиции вне империи, отправив в 1623–1624 годах секретные миссии в Париж и Лондон. Обе окончились безрезультатно. Фридрих не желал идти на компромисс.
В конце 1622 — начале 1623 года Фридрих V организовал в Гааге, где обосновался вместе с семьей, правительство в изгнании и посвятил остаток своей жизни восстановлению Пфальца. Путями достижения этой цели являлось и личное участие в антигабсбургской коалиции, и дипломатия. По иронии судьбы, да и по совету тестя Якова, одним из дипломатических методов тоже являлся испанский брак.
17 января 1629 года «зимний король» пережил личную трагедию. Он ехал в Амстердам, чтобы просмотреть сокровища испанского флота, захваченные голландской Вест-Индской компанией. Его лодка перевернулась во время пересечения водоема рядом с Хаарлемом. Самому Фридриху удалось спастись, но его старший 15-летний сын Фридрих-Генрих утонул. До этой трагедии шли переговоры о браке Фридриха-Генриха и испанской инфанты, который, как надеялись Яков I, Фридрих и Елизавета, мог вернуть семье Пфальц обратно. Гибель сына разрушила эти надежды. Фридрих был физически и морально надломлен. В феврале 1632 года он прибыл во Франкфурт к победоносному Густаву-Адольфу, при помощи которого собирался вернуть Пфальц. Своего последнего, тринадцатого ребенка, мальчика, родившегося в том же году, он назвал в честь шведского короля. Гибель Густава-Адольфа в битве при Лютцене 16 ноября того же года стала для него очередным тяжелым ударом. Дело возвращения потерянных владений затянулось. Фридрих Пфальцский умер в Майнце несколько дней спустя после получения печальной вести.