Людовик желал, чтобы Англия выступила против Голландии уже в начале 1671 года. Карлу пришлось приложить немало усилий, чтобы утихомирить парламент. Член палаты общин Д. Хьюм позволил себе заметить, что «французский король желает удовлетворить свои амбиции, а наш — потворствует этому».[218]
Еще одним следствием англо-французского союза стало то, что в Дувре благосклонный взор короля случайно остановился на темноглазой бретонской даме. Он был пленен и очарован изящными манерами француженки, ее умной, бойкой речью, кокетливой стыдливостью и уместной развязностью. Услужливая сестра предложила ее ему как награду за союз с Францией, и король не устоял перед искушением. Луизу де Керуаль (так звали красавицу) английский монарх вскоре сделал герцогиней Портсмут и своей новой возлюбленной. «Шелковый пояс мадемуазель де Керуаль связал Францию с Англией!» — так охарактеризовал это событие Шарль де Сент-Эвремон, французский историк и критик, вольнодумец и эпикуреец, в 1661 году высланный из Франции по политическим мотивам и нашедший при дворе Карла II благожелательный прием. В Англии он стал единственным французом, удостоившимся чести быть похороненным в Вестминстерском аббатстве. Сент-Эвремон, высоко ценивший жизненные блага и умные мысли, также бывшие для него источником наслаждений, органично влился в атмосферу английской придворной жизни. «В молодости мы живем, чтобы любить; в зрелом возрасте мы любим, чтобы жить» — разве не соответствовал ей этот афоризм француза? «Нет стеснения более жестокого, как не сметь сказать то, что думаешь» — еще один из известных афоризмов Сент-Эвремона.[219] Действительно, при дворе, да и в парламентах Карла II, люди часто говорили именно то, что думали.
До появления при дворе Луизы де Керуаль самым большим влиянием на Карла II обладала Барбара Каслмейн. Между двумя герцогинями-метрессами разгорелось острое соперничество. Кто-то из поэтов распространил в Лондоне следующие строки:
Король погружен был в обман
Двойною фальшью скудоумных дам!
Герцогиня Портсмут, полагая, что автор эпиграммы Драйден, наняла шайку, изрядно отмолотившую поэта.[220]
Судя по портретам, Луиза была огненной брюнеткой с веселыми черными глазами, детски-пухленьким личиком и роскошными кудрявыми волосами. Теорию и практику кокетства при французском дворе Керуаль изучила в совершенстве; она долго не уступала королю, распаляя его пыл. Из всех разорявших казну метресс Карла II именно она, католичка, пользовалась особенной ненавистью англичан. Однажды Нелл Гвин, на карету которой напала разъяренная толпа, приняв ее за экипаж Луизы де Керуаль, спасла себе жизнь одной фразой: «Помилуйте, люди добрые, я протестантская шлюха короля, а не католическая!» Считалось, что по просьбе Луизы король в 1672 году объявил свободу вероисповедания. Парламент и его подданные не могли отнестись к этому указу положительно. Англиканские священники распустили слухи, будто Карл II, повинуясь любовнице-католичке, намерен изменить вере своих предков. Тем временем сын, рожденный герцогиней Портсмут, при появлении на свет получил титулы герцогов Ричмонд и Леннокс, ему был пожалован королевский герб. Привязанность короля к Луизе день ото дня росла. Он меньше посещал прежних метресс, а супругу, которая приписывала его равнодушие к себе тому, что не родила ему наследников, видел только на официальных приемах. Королева молилась в надежде, что Бог явит чудо и она родит сына. Но эти надежды не сбылись.
Стоит заметить, что мнение о полном копировании при Карле всего французского не совсем справедливо. Великий пожар в Лондоне и недолгое сближение с Голландией заметно отразились на общественном и придворном быте Англии. Король, а за ним и придворные на время перестали подражать французам в нарядах и в образе жизни; патриархальная простота вытеснила недавнюю роскошь; бархат, кружева, парча, бриллианты почти исчезли, и на смену им пришли сукно, шерстяные ткани, сталь, слоновая кость. Балы и спектакли, признанные бесовскими потехами, сменились проповедями, чтением «Потерянного рая» Джона Мильтона, Библии. На глазах двора Карл II из сибарита превратился чуть ли не в стоика. Он решил, что двор должен продемонстрировать стране пример экономии, отказавшись от французской моды и «заменив камзолы, жесткие воротники, ленты, плащи на скромные, по персидскому образцу, жилеты с поясом или лентой, а шнурки и подвязки с драгоценными камнями — на пряжки».[221] Было ли такое поведение короля компромиссом в отношении критикующего его парламента и даже приближенных (король «слишком уж интересуется французской модой»)? Вполне возможно.
Новости о переменах в Лондоне весьма задели французского монарха. Но Карл II недолго придерживался нового стиля, и скоро почти все вернулось на круги своя. Правда, к концу 70-х годов английский король заметно дистанцировался от подданных. Он уже не гулял свободно, как раньше, по улицам Лондона и демонстрировал холодность в отношении лондонского Сити.
Так или иначе, но весной 1672 года Англия как союзник Людовика XIV вступила в третью по счету войну с Голландией. 23 марта 1672 года англичане — не очень успешно — атаковали голландский конвой близ острова Уайт. Объявление войны со стороны Альбиона последовало несколькими днями позднее, а 6 апреля в войну вступили французы. Французская армия вторглась в пределы Голландии, перешла Рейн и дошла до Амстердама. Несмотря на то что 7 июня де Рейтер нанес поражение объединенному англо-французскому флоту, вторжение Людовика XIV поставило страну в критическое положение. Политика де Витта, до последнего дня заигрывавшего с французами, потерпела крах, а сам он и его брат 20 августа были убиты разъяренной толпой, подстрекаемой оранжистами. Теперь все надежды на спасение были обращены на 22-летнего принца Вильгельма Оранского — молодого человека, никому не высказывавшего своих истинных чувств и стремлений. 4 июля 1672 года Генеральные Штаты Голландии провозгласили принца Оранского статхаудером.
Вильгельм не только изгнал французов с территории Нидерландов, но и развил бурную дипломатическую деятельность, заключив договора о союзе и взаимопомощи с Бранденбургом, Испанией и переставшим придерживаться нейтралитета императором Священной Римской империи Леопольдом I. К этой коалиции присоединилось большинство немецких князей. Поражения, нанесенные де Рейтером 7 июня и 21 августа 1673 года англо-французскому флоту под командованием принца Руперта и графа д’Эстре, способствовали выходу в начале 1674 года Англии из войны. Арбитром между Лондоном и Гаагой на мирных переговорах стала королева-регентша Испании, которая угрожала начать войну против Карла II, если тот будет продолжать военные действия и поддерживать Францию.[222]
На Альбионе было неспокойно. Парламент выразил Карлу II недовольство войной против протестантской республики, в которой их король выступал не как защитник английской торговли, а как лакей французского монарха. Еще совсем недавно, в 1660-х годах, католицизм был подавлен и не представлял опасности, но заигрывания с Францией принесли свои плоды. Была издана «Декларация о веротерпимости», приостановившая действие репрессивных законов как против протестантских диссидентов, так и против католиков, но всем стало ясно, что это реверанс в сторону католиков. В обществе носились небеспочвенные слухи о том, что высшие должности в армии находятся в руках католиков и что католики есть среди членов правительства. Страх и ненависть, которые испытывали англичане по отношению к католической Франции и к ее растущей гегемонии в Европе, были сильнее, чем негодование по поводу побед голландцев на море и желание опередить их в торговле. Многие считали, что французы подкупили короля и его министров, а те продали свободу и веру Англии. И это при том, что секретная статья Дуврского договора не разглашалась! Однако похоже, что в начале 1673 года Арлингтон поделился с Шефтсбери этим секретом. Шефтсбери вышел из правительства и сразу же возглавил оппозицию, которая непримиримо критиковала короля и быстро набирала силу.
Политическое возбуждение царило повсюду: в кофейнях говорили о политике, в памфлетах ругали правительство, любые выборы становились ареной жарких дебатов. Чтобы не дать католицизму восторжествовать над англиканством, в 1673 году оппозиция выработала акт «О присяге», согласно которому никто не мог занять государственную должность или получить назначение во флот или в армию, если не приносил официальную присягу по англиканскому образцу, в которой содержалось неверие в доктрину пресуществления (одна из фундаментальных католических доктрин, утверждающая, что во время причащения хлеб и вино пресуществляются в тело и кровь Христа). Католики, обнаружившие себя отказом от выполнения требования этого акта, лишались возможности занимать любую государственную должность. В результате государственные учреждения были очищены от католиков, и даже брат короля и его наследник вынужден был отказаться от должности генерал-адмирала, ибо являлся католиком.
Одновременно палата общин вела борьбу с коррупцией, стремясь поддержать авторитет парламента. Члены палаты общин заявили, что «поведение дающего и берущего взятку одинаково позорно и должно быть наказуемо законом», и даже предложили, чтобы «каждый член палаты дал клятву, что не получал денег», поскольку иначе «народ будет думать, что король дает нам деньги для того, чтобы мы поступали против интересов нации».
Финансовый кризис и приостановка платежей по займам способствовали разногласиям в правительстве. КАБАЛ распался. Входившие в него Эшли и Бекингем поддержали оппозицию, к тому же Бекингем рассорился с королем. Католик Клиффорд отказался принести присягу. Арлингтон был смещен из-за своей непопулярности, и только циничный, жестокий и услужливый Лодердейл, управляющий от имени короля Шотландией, сохранил свою должность. Лорд-канцлером вместо Клиффорда стал землевладелец из Йоркшира Томас Осборн, приобретший в палате общин немалое влияние. В 1674 году Карл оценил усилия Осборна, реформировавшего финансовую систему и значительно увеличившего независимые от парламента доходы короны, даровав ему пэрство и титул графа Денби.