В конце 1691 года Вильгельм получил от Бентинка известие о заговоре с целью свергнуть его и супругу с трона и возвести на престол Анну Стюарт. Он был прекрасно осведомлен о том, что говорилось и делалось в резиденции принцессы в Кокпите, ставшем центром оппозиции, и знал, что Анна в письмах к Саре называет его «Калибаном, монстром и недоноском».
К этому времени взаимные чувства сестер совсем остыли. Мария посылала маленькому и подвижному сыну Анны герцогу Глостеру игрушки, но запрещала играть во дворце. Как раз накануне нового 1692 года принцесса получила анонимное письмо, в котором говорилось, что она в Кокпите находится на положении «высокого заключенного» и в «руках Королевской гвардии». И далее: «Если вы сами не удалите от себя супругу лорда Мальборо, Вас обяжут сделать это… Лорд Мальборо будет осужден, как только соберется парламент».
Эти сведения оказались верны. В одно прекрасное январское утро Черчилль зашел к королю и не нашел ничего необычного в его манере общаться с ним. Но после обеда его посетил лорд Ноттингем и объявил, что король не нуждается в его службе и смещает со всех постов. Его жене было официально приказано покинуть двор, и Анна Стюарт, в знак солидарности, последовала за ней. Принцесса заняла дворец герцога Сомерсета и перевела туда все свое окружение. Более того, спустя несколько месяцев Джон Черчилль был арестован и заключен в Тауэр. Правда, через два года Тайный совет отверг предъявленные ему обвинения в участии в якобитском заговоре. Черчилль был отпущен под залог и покинул Тауэр. Ему еще предстояло великое будущее.
Надо сказать, что с 1690 года среди английских политиков находилось все больше недовольных военной политикой Вильгельма III и вызванным ею ростом налогов. Многих раздражало то, что новый монарх раздает высшие государственные должности, титулы и поместья иностранцам, в первую очередь голландцам. С другой стороны, кое у кого возникли надежды, что «Славная революция» заставила Якова II пересмотреть свои политические взгляды, а значит, можно достичь с ним компромисса. Эти настроения породили несколько якобитских заговоров, среди которых стоит выделить «заговор Престона» конца 1690 года.
В нем было задействовано 46 человек — в основном представители высшей британской аристократии и должностных лиц при Якове (лорды Февершем, Монтегю, Ньюкасл, адмирал Дартмут, лидер квакеров Уильям Пенн и др.). Среди заговорщиков оказалась и бывшая любовница Якова графиня Дочестер. Лидером заговорщиков, по мнению современного американского историка У. Кэллоу, был граф Кларендон.
По плану, который бывшему королю должны были передать виконт Престон и его спутники — капитан Элиот и бывший паж Марии Моденской Эштон, предполагалось, что в конце февраля 1691 года Яков II отправится в Шотландию с 5000 шведских наемников и отвлечет на себя английские войска, после чего на Альбионе высадится французский десант. Захватив власть в Эдинбурге, якобиты намеревались при помощи небольшого шотландского флота блокировать Ньюкасл, чтобы лишить Лондон каменного угля, добывавшегося в Северной Англии. Среди условий, которые предполагалось выставить Якову, было устранение всех католиков из его ближайшего окружения, а вместо графа Мелфорта главным государственным секретарем якобитского эмигрантского правительства должен был стать виконт Престон. Но делегатам заговорщиков не суждено было доплыть до французского берега. Сначала их заподозрили в контрабанде, а затем обнаружили компрометирующие документы.
Весной 1692 года Яков издал свою первую декларацию с момента прибытия во Францию. Этот документ, написанный в весьма резких тонах, был большой ошибкой, ибо основывался на неверных представлениях о политической обстановке на Альбионе. Объявляя амнистию всем участникам «Славной революции», декларация содержала необычно длинный список тех, кто попадал под исключение. Вильгельм III в ней уподоблялся римскому императору Нерону, а его правление объявлялось тиранией, тогда как многим было очевидно, что к единоличной власти скорее тяготел изгнанный монарх.
19 мая 1692 года английский флот одержал победу над французским у мыса Ла-Хоуг. К чести адмирала Турвилля французы не потеряли ни одного корабля, однако под мощным огнем английских пушек были вынуждены уйти в свои гавани. Ла-Хоуг, по сути, похоронил надежды Якова вновь оказаться на троне Англии, хотя попытки восстановить его на английском престоле не закончились. Да и сам он был уверен, что еще не все потеряно, и поэтому отклонил предложение Людовика XIV принять участие в выборах короля Речи Посполитой, поскольку опасался, что принятие польской короны сделает невозможным его возвращение на английский трон.[291]
В феврале 1697 года участники войны Аугсбургской лиги, которая длилась уже девять лет, начали подготовку к мирной конференции. Камнем преткновения в переговорах между Лондоном и Версалем было английское престолонаследие и статус Якова II. Вильгельм предложил супруге Якова Марии Моденской пенсию в размере 50 000 фунтов в год, что равнялось сумме, которую парламент выделил для принцессы Анны. Более того, он соглашался признать сына Якова своим наследником в случае, если тот примет англиканскую веру. Упрямый Яков не принял эти предложения. В конце концов в октябре 1697 года в Гааге был заключен Рейсвейкский мир, названный так по дворцу, в котором состоялось его подписание. Людовик XIV признал Вильгельм III королем «Божьей милостью» и дал обязательство не оказывать помощь его противникам, но изгнать Якова из Франции отказался.[292]
Таким образом, бывший король Англии потерпел поражение. Он не смог вернуть себе трон в 90-е годы по целому ряду причин. Ему не удалось привлечь на свою сторону большинство нобилитета и населения Англии и Шотландии. Его сторонники смогли закрепиться лишь на окраинах, в то время как Вильгельм контролировал политические и экономические центры. Кроме того, ресурсы Англии и Нидерландов, находившиеся в руках Вильгельма III, значительно превосходили ресурсы Якова Ирландии и Шотландии, а помощь якобитам Франции из-за войны за Пфальцское наследство была нерегулярной и недостаточной. Заговоры якобитов в Британии терпели фиаско, поскольку они не имели широкой поддержки ни внутри королевства, ни за его пределами, хотя эмигрантский двор Якова и старался обеспечить якобитам военную, дипломатическую и финансовую помощь иностранных государств, прежде всего Франции.
Надо сказать, что двор английского короля-изгнанника в Сен-Жермене дорого стоил казне Людовика XIV. Он был довольно пышным даже в сравнении с двором Карла II, известного своим расточительством, частыми балами и пирами. Если Карл получал ежегодную пенсию от французского короля 192000 ливров, то Яков II и затем его сын Яков III («старый претендент») ежегодно располагали 600000 ливров. В 1652 году в окружении Карла II находилось 76 придворных, тогда как двор его брата состоял из 140 человек. Таким путем Франция сохраняла достоинство Стюартов.[293]
В своих знаменитых мемуарах, ставших своеобразным пособием по жизни придворного общества во Франции, герцог де Сен-Симон отмечал, что монарху-изгнаннику оказывались всевозможные почести. На торжественных обедах Яков сидел справа от Короля-Солнца, а во время посещения резиденции Людовика в Фонтенбло его размещали в покоях королевы-матери, которые не дозволялось занимать никому более. Он всегда был в курсе важнейших дипломатических шагов Версаля.[294] Такое отношение обуславливалось не только солидарностью монархов, родственными узами и элементарным сочувствием, но и тем, что французский монарх отводил изгнанным Стюартам важную роль в своей политической игре.
Последние годы жизни Яков провел в строгом покаянии. По описанию его духовника-иезуита, обычный день короля в изгнании в основном был посвящен религии: «Кроме своих личных молитв и духовного чтения, которое занимало по крайней мере час, он каждый день слушал две мессы, а иногда и три. Он также проводил некоторую часть дня в секретных молитвах в своем небольшом кабинете…» Мария Моденская тоже была весьма религиозна; племянница морганатической супруги Людовика мадам де Ментенон полагала, что набожность королевы исключительна даже для Франции.[295] В мемуаре сыну Яков давал совет, как править Англией, — католики, по его мнению, должны занимать посты государственного секретаря, лорд-канцлера и военного секретаря, а также составлять большинство среди армейских офицеров. Как видно, и в изгнании он ни на йоту не изменил своих позиций. С другой стороны, сохранилась переписка Якова с основателем и приором ордена траппистов де Рансе, из которой очевидно, что король был вполне терпим к другим вероисповеданиям.[296]
Рейсвейкский мир и договора о разделах испанского наследства 1698 и 1700 годов между Францией, Англией и Нидерландами заставили было якобитов пасть духом, но смерть 30 июля 1700 года герцога Глостера, сына свояченицы и наследницы бездетного Вильгельма III принцессы Анны Стюарт, вновь оживила их надежды. Однако Яков II Стюарт уже не мог возглавить силы якобитов. В марте 1701 года с ним случился инсульт, у опального монарха парализовало половину тела. 16 сентября 1701 года он скончался в Сен-Жермене. Ко времени своей смерти король в изгнании был последним из живых детей Карла I и Генриетты-Марии.
Его тело в ожидании перемещения после возвращения Стюартов на трон в традиционное место упокоения английских монархов — капеллу Генриха VII в Вестминстерском аббатстве нашло пристанище в капелле Святого Эдмунда в церкви английских бенедиктинцев на улице Сен-Жак в Париже. Сердце отправили в монастырь Шайло, мозг попал в Шотландский колледж в Париже, части кишок, черепа и плоти — в церковь Сен-Жермена, оставшиеся внутренности — в Английский колледж в Сен-Омере. Многие во Франции верили, что Яков II скончался в ореоле святости, и в 1734 году архиепископ Парижа искал доказательства в поддержку канонизации Якова, но у него ничего не вышло. Во время французской революции гробница Якова подверглась разграблению.